Черный ятвяг легонько задел своего коня нагайкой между ушей, и тот закрутился на месте, взрывая копытами зеленую траву. Рука молодого трубача опустилась на прямую рукоять меча.
– Его преосвященство епископ Рижский и ливонский Альберт шлет отеческое благословение князю Замошья и выражает печаль. Плохие советники нарушили мир между ним и его сюзереном. Епископ сам изволил прибыть сюда, чтобы передать свое отеческое послание. Соблаговолите принять, - сказал рыцарь.
Молодой рыцарь Теодор протянул свернутую трубкой грамоту, к ленте которой была прикреплена большая сургучная печать. Фридрих фон Кокенгаузен принял грамоту и протянул ее русскому.
– Я передам, - сказал русский. - Что еще?
– Все в письме, - сказал рыцарь.
Ятвяг крутился на своем коне, словно дразнил рыцарей, но те стояли недвижно, игнорируя легкого, злого всадника.
Анна поняла, что человек в синем плаще - не князь города. Иначе кому он передаст грамоту?
– Я слышал, что ты живешь здесь, - сказал ландмейстер.
– Третий год, - сказал русский.
– Мне жаль, что обстоятельства сделали нас врагами.
– Нет разума в войне, - сказал русский.
– Мне недостает бесед с вами, мой друг, - сказал рыцарь.
– Спасибо, - ответил русский. - Это было давно. Мне некогда сейчас думать об этом. Я должен защищать наш город. Князь - мой брат. Как твоя рука?
– Спасибо, ты чародей, мой друг.
Маленькая группа людей разделилась - русские повернули к воротам, раскрывшимся навстречу, немцы поскакали вниз, к ручью.
Шар пролетел сквозь крепостную стену, и Анна впервые увидела город Замошье изнутри.
За воротами оказалась небольшая пыльная площадь, на которой толпился парод. Забор и слепые стены тесно стоявших домов стискивали ее со всех сторон. Узкая улица тянулась к белокаменному собору. В первое мгновение Анне показалось, что люди ждут послов, но на самом деле возвращение всадников прошло незамеченным. Часовые еще запирали ворота громадными засовами, а ятвяг, подняв нагайку, бросил коня вперед, к собору, за ним, задумавшись, следовал человек в синем плаще.
У стен домов и в щели между городским валом и строениями были втиснуты временные жилища беженцев, скрывшихся из соседних деревень и посадов в городе на время осады. Рогожки - примитивные навесы - свисали с палок. Под ними ползали ребятишки, варилась пища, спали, ели, разговаривали люди. И от этого дополнительного скопления людей улица, которой скакали послы, казалась длиннее, чем была на самом деле. Она завершилась другой площадью, отделенной от задней стены крепости большим двухэтажным теремом, который соединялся с собором галереей. Собор еще не успели достроить - рядом в пыли и на зелени подорожника лежали белые плиты. Дальняя стена собора была еще в лесах, а на куполе, держась за веревку, колотил молотком кровельщик, прилаживая свинцовый лист. И вроде бы ему дела не было до боев, штурмов, осад.
У длинной коновязи был колодец, из которого два мужика таскали бадьей воду и переливали ее в бочки, стоявшие рядом.
Послы оставили коней у коновязи.
На высоком крыльце терема стояли два ятвяга, дремал под навесом мальчишка в серой рубахе. Уже смеркалось, и длинные сиреневые тени застелили почти всю площадь.
Послы быстро поднялись по лестнице на крыльцо и скрылись в низкой двери терема. Шар пролетел за ними темным коридором. Анна увидела в темноте, изредка разрываемой мерцанием лучины или вечерним светом из открытой двери перед залом, куда вошли послы, сидящих в ряд монахов в высоких кукелях с белыми крестами, в черных рясах. Лишь лица желтели под лампадами - над ними был киот с темными ликами византийских икон.
Рыжий красавец в белой рубахе, вышитой по вороту красным узором, сидел за длинным столом. В углу, на лавке, устроился, свесив не достающие до земли короткие кривые ноги, шут.
Ятвяг остановился у двери. Посол прошел прямо к столу, остановился рядом с князем.
– Чего он звал? - спросил князь. - Чего хотел?
– Скорбит, - усмехнулся посол. - Просит верности.
Он бросил на стол грамоту епископа. Рыжий сорвал тесьму, и грамота нехотя развернулась. Шут вскочил с лавки, вперевалку поспешил к столу. Шевеля толстыми губами, принялся разбирать текст. Рыжий взглянул на него, поднялся из-за стола.
– Не отдам я им город, - сказал он. - Будем держаться, пока Миндаугас с литвой не подоспеет.
– Ты не будешь читать, Вячеслав?
– Пошли на стену, - сказал рыжий. - А ты, Акиплеша, скажешь боярыне: как вернемся, ужинать будем.
– Они Магду требуют, - сказал шут, прижав пальцем строчку в грамоте.
– Вольно им, - ответил рыжий и пошел к двери.
– Все, сеанс окончен, - сказал Жюль.
– Как насчет кофе?
– Ну вот, - сказал Кин. - Главное сделано. Мы узнали, кто князь, а кто Роман.
– Князя звали Вячеслав? - спросила Анна.
– Да, князь Вячко. Он раньше правил в Кокернойсе. Он - сын полоцкого князя Бориса Романовича. Кокернойс захватили рыцари. После гибели города он ушел в леса со своими союзниками - ятвягами и липами. А вновь появился уже в 1223 году, когда русские князья, отвоевав у меченосцев, отдали ему город Юрьев. К Юрьеву подступило все орденское войско. Вячко сопротивлялся несколько месяцев. Потом город пал, а князя убили.
– И вы думаете, что это тот самый Вячко?
– Да. И все становится на свои места. Ведь на этом холме было неукрепленное поселение. Лишь в начале тринадцатого века его обнесли стеной и построили каменный собор. А в 1215 году город погибает. Существовал он так недолго, что даже в летописях о нем почти нет упоминаний. Зачем его укрепили? Да потому, что с потерей крепостей на Двине полоцкому князю нужны были новые пограничные форпосты. И он посылает сюда Вячко. Рыцари его знают. Он их старый враг. И, конечно, его новая крепость становится центром сопротивления ордену. И бельмом на глазу…
Рыжий князь вышел из комнаты. Роман за ним. Шут, ухмыляясь, все еще читал грамоту.
Шар взмыл над вечерним городом. Видны были костры на улице - их жгли беженцы. Отсветы костров падали красными бликами на месиво людей, сбившихся под защитой стен.
Напоследок шар поднялся еще выше.
Темным силуэтом виднелась на склоне осадная башня. Покачивались факелы - там устанавливали катапульту. Белые, освещенные внутри шатры меченосцев на том берегу ручья казались призрачными - 12 июля 1215 года заканчивалось. Известно было, что городом Замошье правит отважный и непримиримый князь Вячко. И есть у него боярин Роман, человек с серьезным узкогубым капризным лицом - чародей и алхимик, который через сутки погибнет и очнется в далеком будущем.
Все случилось без свидетелей из будущего, в темноте, когда Кин, Анна, Жюль, а главное, господа епископ Альберт и ландмейстер Фридрих спокойно спали. И это было очень обидно, потому что время, если уж ты попал в течение витка, необратимо. И никто никогда не увидит вновь, каким же образом это произошло. …Первой проснулась Анна, наскоро умылась и постучала к мужчинам.
– Лежебоки, - сказала она, - проспите решающий штурм.
– Встаем, - ответил Кин. - Уже встали.
– Я забегу пока к деду Геннадию, - благородно пожертвовала собой Анна.
– Отвлеку его. Но чтобы к моему возвращению князь Вячко был на боевом коне!
А когда Анна вернулась с молоком, творогом, свежим хлебом, гордая своим подвижничеством, в доме царило разочарование.
– Посмотри, - сказал Жюль.
Шар был включен и направлен на склон. Там лениво догорала осадная башня - сюрреалистическое сооружение из громадных черных головешек. От катапульты осталась лишь ложка, нелепо уткнувшаяся в траву рукоятью. Вокруг стояли рыцари и орденские ратники. С мостика через ручей на пожарище глядела орденская знать, окружившая епископа.
От ворот крепости до башни пролегли черные широкие полосы. В ручье, - а это Анна увидела не сразу, - лежали большие, в два человеческих роста колеса, тоже черные, обгорелые, и сначала Анне показалось, что это части осадной башни, хотя тут же она поняла свою ошибку - у башни не могло быть таких больших колес.
– Они ночью все это сожгли! - сказала Анна. - И правильно сделали. Что же расстраиваться?
– Жаль, что не увидели.
Кин быстро провел шар вниз, к ручью, близко пролетев над остовом башни, и затормозил над головами рыцарей.
– Спасибо за подарок, - медленно сказал епископ Альберт. - Вы не могли придумать ничего лучше в ночь моего приезда.
– Я еще в прошлом году советовал вам дать убежище чародею, - сказал ландмейстер, - когда он бежал из Смоленска.
– Мы посылали ему гонца, - сказал один из приближенных епископа. - Он не ответил. Он укрылся здесь.
– Он предпочел служить дьяволу, - задумчиво сказал епископ. - И небо нашей рукой покарает его.
– Воистину! - сказал высокий худой рыцарь.
– Правильно, - согласился Фридрих фон Кокенгаузен. - Но мы не в храме, а на войне. Нам нужны союзники, а не слова.
– Дьявол нам не союзник, - сказал епископ. - Не забывайте об этом, брат Фридрих. Даже если он могуч.
– Я помню, святой отец.
– Город должен быть жестоко наказан, - сказал епископ громко, так, чтобы его слышали столпившиеся в стороне кнехты. И продолжал тише: - В любой момент может прийти отряд из Полоцка, и это нам не нужно. В Смоленске тоже смотрят с тревогой на наше усиление…
– Сюда идут литовцы, - добавил худой рыцарь.
– Если крепость не сдастся до заката, мы не оставим в ней ни одной живой души, - сказал епископ.
– И мессира Романа?
– В первую очередь. Лишь то знание может существовать, которое освящено божьей благодатью.
