военнопленные красноармейцы и командиры содержались в лагерях в нечеловеческих условиях, были обречены на голод и холод, на массовое вымирание?!
Ответы на эти и другие подобные вопросы нужны и нужны, полагаю, не только, а может быть и не столько участникам и свидетелям Великой Отечественной войны, которых с каждым годом, к сожалению, становится всё меньше, сколько нынешним и, особенно, будущим поколениям российских граждан. Ведь в истории Государства Российского, в частности, во время Отечественной войны 1812–1813 годов и в годы Первой Мировой войны 1914–1918 годов, даже в периоды отступления Императорской Российской армии, не было такого явления, как массовая, многими сотнями тысяч, сдача в плен военнослужащих, в том числе офицеров старшего и высшего звена, и последующий переход некоторой части из них на сторону противника.
Поиск ответов, на мой взгляд, необходимо вести предельно спокойно, взвешенно и объективно, оценивая трагические события почти 60-летней давности как с учётом современных знаний и представлений, так и во взаимосвязи, во взаимозависимости с другими событиями тех и, особенно, предшествующих им лет. Но при этом в целях достижения большей объективности в оценках и содействия одновременно поиску путей и основы национального примирения, хотя бы через многие десятилетия, необходимо спокойно, внимательно выслушать и тех, кто в те огненные годы в силу тех или иных обстоятельств оказался «по другую сторону баррикад».
Именно в связи с этим вниманию читателей предлагается достаточно краткое, с некоторыми моими комментариями и добавлениями что-то конкретизирующей и уточняющей информации, изложение «одиссеи» бывшего офицера отдела пропаганды «Русской Освободительной Армии», а затем — «Казачьего стана», одного из казачьих формирований вермахта, Н.С.Давиденкова.
Родился Николай Сергеевич Давиденков в 1915 году в г. Харькове в интеллигентной семье «выходцев, — как он сообщал на следствии, — из казаков…» Отец его — Давиденков Сергей Николаевич. 1880 года рождения, доктор медицинских наук, профессор, академик Академии медицинских наук СССР, мать — Давиденкова Ксения Григорьевна, врач. Жила семья в г. Ленинграде по ул. Кирочной 12, кв. 18. По окончании средней школы Николай Давиденков в 1933 году поступил на учёбу в Ленинградский государственный университет имени Бубнова на биологический факультет.
«…B апреле 1938 года, будучи на 5-м курсе университета, — сообщал Н.С. Давиденков позднее на следствии 17 июля 1946 года, — я был арестован Ленинградским УГБ и обвинялся в принадлежности к антисоветской молодежной студенческой организации и в подготовке террористических актов (ст. ст. 17-58- 8, 58–10 и 58–11 УК РСФСР — К.Х.). Вместе со мной по одному делу было арестовано 6 студентов биологического факультета. В сентябре 1938 года меня и других арестованных по одному делу судили в/трибуналом. В частности я был осужден к 8 годам и на 3 года поражения прав…
Под стражу я тогда заключался два раза с перерывом, а всего был под стражей около года…».
Этот год заключения для Н. Давиденкова, естественно, не прошёл бесследно. 10 октября 1945 года на следствии он, в частности, показал: «…Целый ряд причин привёл меня в лагерь врагов советской власти.
Вот основные из них: 1932–1933 г.г. — я был недоволен мероприятиями советской власти по ликвидации казачества, особенно меня задевало раскулачивание среди казачества; я чувствовал себя казаком, ибо мои родители принадлежали к казачьему сословию.
Год тюремного подследственного заключения в 1938 году подействовал на меня озлобленно…»
«…B марте 1939 года после переследования наше дело слушалось в Ленинградском облсуде, решением которого я и… другие были оправданы… Люблинский Юрий Романович, Предтеченский Анатолий Александрович, Дернов Алексей… Ярошевский Михаил и Гольденберг Николай… Другая же часть из арестованных вместе со мной студентов была тогда осуждена…»
Продолжив после освобождения из-под стражи учёбу в ЛГУ, Н. Давиденков окончил его в 1940 году и в конце этого же года был призван на службу в Красную Армию.
С первых дней войны, проходя службу в воинской части, дислоцированной в Западной Украине, Н.С. Давиденков принимал участие в боевых действиях и «… 15 июля 1941 года в районе Яновского леса (недалеко от г. Львова — К.Х.) взят в плен в составе 1 дивизиона 90 ГАП 97 стрелковой дивизии.
С 15 июля по 1 августа был в лагере Сандова Вишня, затем две-три недели в Ярославе, откуда в конце августа этапирован в Перемышль. Находился в лагере для военнопленных рядового состава. На работы не выходил.
В конце августа 1941 года зачислен в команду военнопленных по обслуживанию гаража продовольственной части комендатуры тыла 17 германской армии на должность шофера, что произошло с моего согласия. Работал шофером по переброске продуктов на рейсах Львов-Тарнополь, Тарнополь- Николаев, Винница-Проскуров, Тарновка-Умань, Лозовая-Павлоград…
13 августа 1942 года в немецкую часть, где я служил, прибыл один казачий офицер (фамилию не помню), находившийся на службе в немецкой армии. Указанный офицер производил набор в казачью часть лиц, которые проживали в казачьих областях. Я записался в казачью часть и вскоре же был направлен в качестве рядового в казачий полк имени Атамана Платова…, формировавшийся в г. Новая Горловка при 17 германской армии. Впоследствии эта часть имела № 17.
Три месяца проходил боевую подготовку под руководством немецких офицеров и унтер-офицеров, среди которых непосредственно ко мне имели отношение обер-лейтенант Гланц, обер-фельдфебель Визинер, капитан Э. Мюллер… По окончании подготовки получил звание цуг-фюрера (командира взвода) и вместе с полком выступил в поход пешим порядком на Ростов. Присягу принял в сентябре 1942 года добровольно. За это время, в основном, научился понимать и говорить на немецком языке, который изучал и до войны…
С августа 1942 года по март 1943 года я служил вначале рядовым, а затем командиром взвода 2 эскадрона в казачьей части № 17.
Полк двигался навстречу фронту, не принимая участия в боях.
В конце марта (1943 года — К.Х.) я, лейтенант Гадаховский (тогда рядовой) и другие 10 человек со средним и высшим образованием были вызваны к командиру полка немецкому майору Томсону, который сообщил нам, что мы командируемся в город Херсон в распоряжение штаба генерал-лейтенанта Клейста.
В Херсоне, в штабе Клейста, где мы пробыли около двух недель, нам сообщили, что мы вместе с другими, прибывшими из частей офицерами, солдатами и казаками, будем направлены в Германию в русскую школу при штабе «Русской Освободительной Армии» (РОА) в г. Дабендорфе[9] ; туда мы прибыли в сопровождении немецкого унтер-офицера в апреле 1943 года. Школой командовал генерал-майор Благовещенский, впоследствии вместо него был назначен генерал Трухин[10].
Один из преподавателей школы, немец по национальности, но уроженец Ленинграда, служивший в период гражданской войны в белой армии, Константин Александрович Мейер, предложил после занятий собраться всем курсантам, подвергавшимся репрессиям со стороны Советской власти. Он предложил, чтобы каждый описал свою историю для издания в виде отдельных брошюр.
Я выполнил это, написав брошюру, вышедшую под названием «Дом родной» в русском белогвардейском издательстве «Новое слово». Кроме того, отрывки из этой брошюры печатались в газетах «Доброволец» и «Заря», издававшихся штабом РОА.
По окончании школы в Дабендорфе мне было предложено начальником школы генералом Трухиным отправиться обратно в свою часть пропагандистом или перейти на работу военным корреспондентом в газету «Доброволец». Я выбрал последнее…»
Прежде, чем продолжить цитирование повествования Н.С. Давиденкова, остановимся и обратимся, в его изложении, к информации о том, что из себя представляла школа пропагандистов РОА в г. Дабендорфе (Германия) и чему (каким предметам) там учили курсантов. «…Если охарактеризовать программу в общем, — сообщат Н.С. Давиденков на допросе 30 августа 1945 года, — то она заключалась, как программа национального социализма, т. е. в России должна быть уничтожена государственная собственность на землю и на предприятия. Установить частную собственность.
В частности, в программе школы стояли также дисциплины: «Русская история», «История большевизма», «Еврейский вопрос», «Положение рабочего класса в СССР», «Крестьянский вопрос»,
