Ведь даже цезарям попадались хорошие жены. Плиний Младший в «Панегирике» Траяну пишет о Плотине, жене императора, умной и достойной женщине, которая в народе пользовалась всеобщим уважением: «Многим славным людям служило к позору то, что они или слишком опрометчиво выбрали себе супругу, или слишком снисходительно терпели ее в своем доме. Таким образом, людей, прославившихся вне дома, позорили неурядицы личной семейной жизни, и не позволяло им стать действительно великими гражданами то, что они были слишком слабыми супругами. Твоя же, цезарь, жена хорошо подходит к твоей славе и служит тебе украшением. Можно ли быть чище и целомудреннее ее? Или более достойно вечности? Если бы великий понтифик должен был выбрать себе супругу, разве не на ней остановился бы его взор или на какой-нибудь другой, но во всем ей подобной, если бы только можно было найти такую? Ведь твоя жена из всей твоей судьбы и славы берет на свою долю только личное счастье! Она с удивительным постоянством любит и уважает тебя самого…»В конце концов каждый мужчина своего рода цезарь, и от него самого в первую очередь зависит то, что будет украшать его голову – корона или же нечто иное.
Супружеская чета. Надгробная стела
При этом «первая леди» Рима, да еще обладавшая такими качествами, конечно, оказывала немалое влияние на политическую жизнь страны (что характерно для такого рода империй – Рима или России). Первая дама великой державы должна стоить короны! Такова и была жена Траяна – Плотина… Аврелий Плотин писал: «Кажется совершенно невероятным, насколько Помпея Плотина содействовала славе Траяна. Когда его прокураторы (финансовые чиновники) стали допускать притеснения в провинциях и клевету, так что, как говорили, имея дело с зажиточными людьми, один начинал с вопроса: «На каком основании это у тебя?» Другой – с вопроса: «Откуда ты это взял?» Третий со слов: «Выкладывай, что у тебя есть!» – она упрекала за это мужа, ругая его, что он не заботится о своем добром имени, и так на него воздействовала, что он впоследствии не допускал незаконных изъятий и стал называть фиск (императорскую казну) лианой, от процветания которой хиреют остальные растения». Но подобное вмешательство в политику жены первого человека в государстве, конечно же, заслуживало бы куда большей признательности, если бы та с большим рвением защищала не тех, у кого все уже есть (богачей), но свой заметно обнищавший народ.
Крышка саркофага из Вульчи
Немалое число женщин становилось и на стезю христианского учения. Дамы эти вели очень благопристойный, даже строгий образ жизни. Некоторые из них внимали словам Тертуллиана, который учил их быть более скромными и простыми: «Женская внешность включает в себя два понятия: убранство и украшательство. Убранством я называю то, что зовут женской опрятностью, а украшательством – то, что следовало бы назвать женским позором. Первое заключается в уходе за волосами, кожей и открытыми частями тела; второе – в золоте, серебре, драгоценных камнях и нарядах. Первое осуждаю, как тщеславие, а второе – как настоящее распутство. Представляю рассудить христианским женам, служительницам Божьим, могут ли они найти тут что-либо похожее на смирение и целомудрие, которое обязались блюсти нерушимо» («О женском убранстве»). Хотя некоторые его советы, конечно, не вызвали у них восторгов. Так, он предлагал женщинам, потерявшим мужей, не вступать во второй брак и в качестве утешения обещал им, что после смерти они «видом и святостью уподобятся ангелам». Слабое утешение! Любовные чувства, страсть мужчин и женщин подавалась им как «постыдное удовольствие» и «суетное блаженство».
Л. дю Нуи. Икбал (Счастливая)
Церковь вновь обращается к древнему моральному принципу «стыдливости», который должен стать ключевым при определении поведения дамы. Приличная женщина всегда должна выглядеть скромной и сдержанной. Во главу морального кодекса поведения женщин ставят скромность, покорность, воздержание, трепет, молчание. Идеал женщины – двигаться тихо, незаметно, с глазами опущенными долу (так обычно вели себя женщины Востока). «Слишком любопытный взгляд всегда непристоен, избегайте его, и вы спасетесь от порока». Девушкам следует, по словам Мефодия Олимпийского, «закрыть на замок» уши и нос, подкрасить свои губы молчанием, и если изредка и улыбаться, то лишь «тенью улыбки». Походка должна быть медленной, размеренной и исполненной достоинства. Никакой игривой поступи, никаких покачиваний бедрами, что, конечно, сразу же указывает на женщину легкого поведения. Лучше сидеть дома и не выходить оттуда без лишней надобности. Гордость женщине не возбраняется, но гордость ее состоит в том, чтобы «краснеть от похвал мужчин» (Г. Назианзин). Только таким образом удастся ей уберечь себя от тлетворного влияния внешнего мира. Она может иметь свой круг интересов, хотя это, как заявит церковь, не приветствуется.
Таков был Рим… Пожалуй, можно сказать, не боясь совершить ошибки: таков был и остается и поныне мир. Эта полная энергии, фантазии, изобретательности, иронии, сатиры, страсти любовь к женщине кажется нам одним из главных достоинств римлян и греков. Хотя даже горячая любовь к дамам не спасет Рим от гибели.
Безумство власти – Тиберий, Калигула, Нерон
Особенный интерес для анализа всегда представляет порубежная эпоха, то есть время каких-то очень глубоких и решающих перемен. Таким временем для Рима было окончание эпохи Республики и начало эры принципата. Если же вдобавок ко всему меняются не только политика и идеология, но еще и религия, можно себе представить, какие сдвиги происходят в обществе и в сознании человека! Поэтому и начало новой эры, сопровождавшейся разрушением остатков республиканских столпов, явлением христианства, разумеется, стало своего рода шоком для всех. Бывают в судьбах народов некие трагические рубиконы, когда словно сами небеса начинают гневаться на ту или иную землю, тот или иной народ. Конец Республики, начало новой эры, гражданские войны и массовый террор против богатого и влиятельного населения и стали для Рима пограничным роковым знаком.
Смерть Лаокоона
Рассказ о правлении Тиберия нам придется предварить событиями частично уже описанными… Тогда (смерть Цезаря, борьба за власть между триумвирами, Брутом и Кассием, затем между Антонием и Октавианом) в Риме, как отмечают, явились многочисленные грозные чудеса и знамения. Вдруг завыли все собаки, словно волки, а волки, обезумев, носились по Форуму, что, конечно же, явилось зловещим предзнаменованием. Из статуй богов одни покрылись потом, другие – кровавым потом. Напуганный сенат вызвал из Этрурии прорицателей. Один из них заявил, что старинная власть возвратится вновь, и вскоре все станут рабами. Затем он прикрыл рот, задержал дыхание, пока не скончался на месте. Европа и Италия были разорены войнами и налогами. Триумвиры нуждались в деньгах и составили списки будущих жертв. Наступала пора кровавого террора «тройки».
Сенаторы. Рельеф алтаря Мира Августа. I в. до н.э.
В воздухе ощущался запах Смерти…Пусть об этом расскажет александрий-ским слогом Аппиан. В течение трех дней триумвиры вступили в Рим один за другим во главе своих вооруженных отрядов. Ночью во многих местах ими были выставлены проскрипционные списки с именами примерно 300 человек. В эти списки заносили даже тех, кого убивали по ошибке, чтобы казалось, что все они погибли на законном основании. Сюда попали не только сторонники Брута и Кассия (то есть убийц Цезаря), но многие сенаторы, политики и собственники, владельцы крупных состояний, домов, вилл, земель. Последовал приказ, чтобы головы всех казненных доставлялись триумвирам (за определенную награду). За «добычу» свободнорожденный получал деньги, раб же – деньги и свободу. Все должны были в обязательном порядке открыть дома и помещения для обыска. Тот, кто скрывал осужденного, давал ему приют или убежище в своем доме, тотчас же подвергался суровому наказанию – смерти. Таким образом, любой желавший этого мог сделать в эти страшные дни донос на гражданина и получить вознаграждение.
Пользуясь именем покойного Цезаря как предлогом для мести и обогащения, триумвиры, разумеется, преследовали сугубо личные, корыстные цели. Правда, в документе, который опубликовали узурпаторы, говорилось, что они будут воздерживаться от насилия по отношению к невиновным. Однако службам было приказано «уничтожить немедленно» всех их политических противников. Триумвиры потребовали, чтобы головы убитых приносили к ним за вознаграждение: в 25 тысяч драхм за каждую (если приносящий свободнорожденный) и 10 тысяч аттических драхм и гражданские права своего господина (если это был раб и слуга убитого). Можно лишь представить, какие чувства пробудил сей указ в сердцах завистников и рабов. Тем более триумвиры пообещали хранить в тайне имена доносчиков и убийц. После сего «манифеста вольницы» Рим должен был бы прекратить свое существование как цельное, единое, сплоченное государство. Великий Рим стал отныне державой с идеологией подонков, убийц, грабителей, доносчиков и иуд.
Иероним Босх. Омерзительная толпа
Показательно и то, кто первым попал в списки осужденных на смерть. Первым из приговаривавших к смерти был Лепид, а первым из приговоренных – брат Лепида, Павел. Вторым из приговаривавших к смерти был Антоний, а вторым из приговоренных – дядя Антония, Луций. Надо заметить, впрочем, что к этим лицам вернулись их же собственные греховные деяния (Павел и Луций первыми высказались за объявление Лепида и Антония «врагами отечества»). Третьим и четвертым были родственники вывешенных в другом списке и намеченных консулами на следующий год Плотий, брат Планка, и Квинт, тесть Азиния. В списке осужденных оказался и Тораний, бывший опекуном Цезаря. Так что имя Цезаря, как мы говорили, было лишь прикрытием массового разбоя, как лозунг демократизации и перестройки в СССР стал прикрытием действий внутренних бандитов и их зарубежных пособников по разрушению нашей великой державы.
Так началась охота за людьми. Обыск центурионы производили одновременно по всему городу. И вот тотчас же (как во всей стране, так и в Риме) начались неожиданные многочисленные аресты. Палачи убивали своих жертв, кто как мог. Несчастным отсекали головы, чтоб затем представить оные для получения награды. Кто-то пытался спастись: одни переодевались, спускались в колодцы, другие – в клоаки для стока нечистот, третьи – в полные копоти дымовые трубы под кровлей. Иные прятались под грудой черепиц на крышах и отсиживались там, затаив дыхание. Не меньше убийц боялись: одни – жен и детей, враждебно к ним настроенных, другие – вольноотпущенников и рабов, третьи – должников и соседей, жаждущих получить их поместья. Вдруг прорвалось наружу всё то, что до сих пор таилось внутри… В обществе произошла удивительная перемена с сенаторами, консулами, преторами, трибунами, кандидатами на магистратуры. Случилась разительная и, казалось, совершенно немыслимая ранее перемена в поведении высших чиновников и начальников. Все эти господа (что в Риме, что в России), ставившие ни во грош простого человека, а уж тем более рабов, теперь «бросались к ногам своих рабов с рыданьями, называли слугу спасителем и господином». Естественно, что рабы и слуги, ранее видя по отношению к себе всего лишь презрение и грубое насилие, не имели ни капли сострадания к своим господам. Видимо, так же вели себя восставшие массы после 1917 года и в России.
Всюду происходили всевозможные злодеяния, гораздо более страшные, чем это бывает во время восстаний или завоеваний городов. Ибо в последнем случае люди боятся политического врага и военного противника, но при этом доверяют своим домашним. Теперь же последних, продолжает Аппиан, боялись больше, чем убийц. Многие были потрясены, увидев, как их домашние становились врагами либо вследствие скрытой до сих пор вражды, либо из-за обещанных им наград, либо ради того, чтобы поскорее заполучить хранящееся в доме золото и серебро. Не каждый становился предателем по отношению к своим домашним. Но многие личную выгоду ставили выше сострадания, даже если шла речь о близком человеке. Все подлые люди, а таких оказалось все же довольно много, в погоне за выгодой вдруг стали преследовать «врагов народа». Толпа же грабила дома убитых. Жажда наживы отвлекала ее сознание от бедствий переживаемого времени. Честные и порядочные люди (а они были), видя этот ужас, цепенели от страха и замыкались в себе. Прежние раздоры правителей довели государство до гибели, а теперь все наблюдали за тем, как разлагаются сами граждане, став доносчиками, палачами, предателями или грабителями. Одни умирали, защищаясь от убийц, другие умерщвляли себя добровольным голодом, прибегали к петле, бросались в воду, кидались в огонь, бросались с крыш или же сами отдавали себя в руки убийц.
Молодой Тиберий. Эрмитаж
Головы проскрибированных и убитых выставляли на Форуме перед рострами. Там доставлявшие их и получали вознаграждения. Среди этих голов оказалась и голова великого Цицерона. Его предал сапожник, клиент Клодия, который был злейшим врагом оратора. Центурион Ленат догнал носилки, в которых был Цицерон, и «отрубил ему голову, или, скорее, по неопытности отпилил ее, так как он три раза ударил по шее». Отрезал он ему и руку, которой тот писал свои речи против Антония как тирана. Когда голову и руку оратора принесли на Форум, где председательствовал Антоний, тот чрезвычайно обрадовался, одарил центуриона щедрым даром и сверх назначенной награды подарил ему 250 000 драхм за уничтожение величайшего и самого непримиримого из своих противников.
Голова и рука Цицерона долгое время висели на Форуме перед трибуной, с которой он обычно обращался к народу с великолепными речами. Взглянуть на кровавое зрелище стекалось больше народу, чем прежде приходило послушать его. Говорили, что Антоний, не удовлетворившись этим, ставил отрубленную голову Цицерона на свой обеденный стол и долго ею любовался. Убили и брата Цицерона с сыном. И все это происходило не в каком-то малом городе, не в «варварской» Азии, – в центре «культурной» Европы, столице мировой империи! Палачи заставляли людей праздновать триумф в храмах, и все вынуждены были участвовать в процессии «в праздничной одежде, но с ненавистью в душе». И ведь один из главных преступников впоследствии стал Августом Октавианом. Таков был великий Рим!
Император Тиберий. Бронза. Геркуланум
В этом плане фигура императора Тиберия (14–37 гг. н. э.) как нельзя более верно отражает характерные взгляды и установки времени. Если Август все же духовно и интеллектуально еще был детищем Республики, то Тиберий – уже порождение нового века, совсем иной эпохи. Принадлежавший к знатному роду Клавдиев, он родился в 42 г. до н. э. А все
