модель – миниатюрный молоточек, копию того молота, который отпечатался в мозгу Атагельды.
Теперь предстояло создать предметы для кузницы в натуральную величину.
Подходящего металла в достаточном количестве не было, и Зерен в качестве рабочего вещества после долгих раздумий остановился, как было сказано, на собственных листьях, рассудив, что их атомы в конечном счете не хуже других. Правда, энергии на их перестройку уйдет больше, но тут уж ничего не поделаешь. Придется использовать собственное защитное поле…
Команды, отданные центральным стволом, разбежались по ближним корням, обладающим способностью перемещаться, и те принялись за дело. Множество гибких трубок, который отсасывали песок из сферической полости, теперь подавали в нее измельченные в порошок листья.
Из крохотных отверстий со всех сторон в глубь пещеры начала сеяться пыль, и всю полость вскоре заволокло туманом. Туман становился все гуще, одновременно повышалась и его температура. В однородной смеси образовывались горячие вихри время от времени ее пронизывали световые разряды, отдаленно похожие на молнии.
Если опыт закончится удачно, это будет достойным завершением Великого Посева на этой планете, думал Зерен. Оазис, направляемый главным стволом, будет разрастаться все дальше, становиться гуще, служа аборигенам верой и правдой.
Туман, образованный мельчайшими частичками перемолотых листьев, достиг звездной плотности, гибкие трубки продолжали нагнетать его.
Когда искры начали пронизывать пространство пещеры почти непрерывно, Зерен понял: пора!
Иномозг включил вокруг сферы силовые поля, сложная конфигурация которых, отвечающая форме предметов, которые нужно было получить, была им рассчитана заранее.
Движения частичек материи, прежде полностью хаотичные, мгновенно изменились. Теперь атомы двигались по строго предназначенным для них траекториям, перемещались вдоль невидимых силовых линий, прихотливо изогнутых.
Загрохотал, нарастая, подземный гром, почва на поверхности задрожала. Но там не было никого из кишлака: люди опасались ходить в середину оазиса – место пользовалось неважной славой. Некоторую лепту в это мнение постарался внести и Атагельды.
Несмотря на давление и быстро меняющиеся силовые поля, своды пещеры, загодя обработанные, выдержали, даже не потрескались.
Подземный грохот, дойдя до немыслимой точки, вдруг прекратился, и воцарилась тишина.
Кромешный туман внутри полого шара начал оседать, в нем образовывались светлые проплешины. Наконец он полностью рассеялся.
Над вогнутым дном пещеры, удерживаемый стационарным силовым полем, висел кузнечный молот. По форме это был самый настоящий молот, но вещества, из которого он сделан, земляне не знали. Это не было железо, не был и другой металл, во всяком случае из тех, которые известны людям.
По тяжести вещество не уступало стали, а по прочности намного его превосходило.
Черный, поблескивающий, массивный молот слегка покачивался вокруг положения равновесия:
С помощью подвижных корней-исполнителей Зерен доставил его наружу и приступил к созданию следующего предмета, который двуногие существа именовал мотыгой.
Когда вся работа была завершена, Зерен велел предметы для кузницы сложить в ямку неподалеку от центрального ствола, густо присыпав их листьями: он не хотел, чтобы вещи попали не по адресу.
Теперь необходимо было сделать так, чтобы их получили Курбан и Атагельды.
Люди, живущие в кишлаке, давно привыкли к тому, что время от времени над оазисом собираются тучи, идет дождь. С каждым разом дождь становился все интенсивней и продолжительнее. Но такого, проливного ливня, как сегодня, еще не бывало.
Небо начало хмуриться с утра.
Вскоре над кишлаком закурчавились облака, повеяло сыростью. Дождь все не шел, и люди, задирая головы, подолгу вглядывались в небо: они истосковались по ласковой влаге, не обладающей сладковатым привкусом.
Облака продолжали сгущаться, вскоре слившись в тучу круглой формы, которая зависла над оазисом.
– Видно, что-то разладилось там, на небе, – заметил Ахметхан и хлопнул камчой поперек дороги, подняв облачко пыли. Он стоял на улице, окруженный кучкой людей.
Кто-то добавил:
– Такие большие тучи, а дождя нет.
К стоящим присоединились и Курбан с внуком.
– Курбан, у тебя есть рифмованные строчки про всякий случай, – дружелюбно обратился старик к безработному кузнецу. – Прочитай что-нибудь про дождь!
– А дашь коня?.. – вырвалось у Курбана.
– Скорее жизнь отдам.
– Мне только прокатиться, – сжал Курбан в кулак свою бороду.
– Катайся сколько хочешь, – улыбнулся старик. – Я ведь не слепой, вижу, какие взгляды ты бросаешь на него. А стихи нам все-таки прочитай. Так редко видно тебя, живешь отшельником…
Анартай исподтишка ущипнул Атагельды, но тот не дал сдачи, засмотревшись на деда. Тот нахмурился, посмотрел в грозовое небо и негромко прочел, ни на кого не глядя:
– Мне кажется, Курбан, прежние стихи, об арабском скакуне, который роднее сына, получились лучше, чем эти, – сказал осторожно старик, нарушив неприязненное молчание.
– Да? А что в них плохо? – оживился Курбан.
– Ну, Во-первых, ты говоришь – осень, – загнул старик грязный палец. – А у нас здесь осени вообще не бывает, сплошное лето. Во-вторых, – загнул он следующий палец, – тучи у тебя волочатся. Но посмотри на небо: когда тучи возникают, они неподвижно висят над кишлаком…
Кузнец хотел что-то сказать, но промолчал.
– Не стыдно тебе, Курбан, чепухой заниматься? – вступил в разговор кто-то из дехкан. – Словами играешься, словно мальчишка камешками. А тут нельзя верблюда подковать, кетмень отбить… Одна слава, что кузнец, – заключил он и сплюнул.
– У нас же кузница пустая, – воскликнул Атагельды, потрясенный несправедливостью обвинения. – Нет ничего – ни молота, ни наковальни.
– Молчи, внук, – оборвал его Курбан. – Мудрец сказал: кто не хочет видеть, тот не видит.
– У нас даже кусочка железа нет! – не унимался Атагельды.
– Молчи, щенок! – ударил его кто-то по затылку. – Как ты смеешь вмешиваться в разговоры почтенных людей?
Мальчик умолк, глотая слезы обиды. Курбан положил ему руку на плечо.
– Гордецы! – сказала какая-то женщина. – Никогда в общих работах не участвуете.
– Как плоды собирать, камыш сухой или листья – так вас нет! – добавил стоящий рядом с ней верзила.
– Но ведь каждый в кишлаке собирает для себя, – начал слабо оправдываться Курбан, ошеломленный этим внезапным взрывом ненависти, но только подлил масла в огонь.
– Колдуны!
– С шайтаном знаетесь.
– А зачем ходите в гущу оазиса? – разобрал Атагельды голос Анартая. – Почему от всех таитесь?
– С нечистой силой знаетесь! – завопил истошный голос. – Всех старый ствол бьет, а вас не бьет!
Общий шум покрыл эти слова. Только когда упали первые капли, страсти немного приутихли. Взоры людей обратились на небо – дождь был для них желанным и редким гостем.
Прежде слегка ущербный, круг, образованный облаками, приобрел теперь идеальную форму. По краешку обода он розовато просвечивался, а посреди был черным, как безлунная ночь. Такого облачного круга отродясь еще никто не видел.
– Дедушка, он вращается! – воскликнул Атагельды, внимательно присмотревшись.
И впрямь, черный с розовым подбоем диск медленно кружился, словно колесо едущей арбы.
– Разогнали дождь! – взвизгнула женщина. – Сами наколдовали, а теперь удивляетесь.
– Чем же я наколдовал, почтенная? – поинтересовался Курбан, продолжавший сохранять спокойствие.
– Чем? Да стихами своими проклятыми, – сверкнула глазами женщина. – Думаешь, мы не знаем, что это не стихи, а заговоры? И теперь вот, как про дождь прочитал, так облака и закружились…
Облачный круг вращался все быстрее, а начавшийся было дождь прекратился.
После слов женщины толпа вокруг Курбана и Атагельды угрожающе сдвинулась, снова посыпались угрозы.
– Почтенные, стихи не могут влиять на погоду, – сказал Курбан. – Так могут думать только темные люди. А что касается общих работ, то мы с внуком готовы принять в них участие, если нас пригласят.
– Ждите, пригласим! – произнесла женщина. – Чтобы вы всех нас погубили.
Атагельды с дедом медленно отступали вдоль улицы, увертываясь от затрещин, которые сыпались со всех сторон.
Как на грех, круг облаков, вращаясь, светлел и уменьшался в размерах, так что надежды на дождь не было.
– Верни дождь, кузнец, – с угрозой в голосе произнесла женщина. – Верни по-хорошему, иначе тебе несдобровать, слышишь?..
Курбан вздознул:
– Это не в моих силах.
В то же мгновение просветлевший диск, который висел над кишлаком, двинулся в сторону. Удаляясь, он истончался, как бы таял в ослепительном синем небе.
Солнце, до этого скрытое облачным кругом, принялось жечь с удвоенной яростью.
Ахметхан до поры до времени молчал, не вмешиваясь в свару, хотя одного слова его было достаточно, чтобы утихомирить страсти. Когда облачный диск превратился в белое пятнышко, караванбаши щелкнул камчой и произнес, обращаясь к кузнецу с внуком:
– Вы прогнали тучи. А мы прогоним вас. Ступайте прочь, вам нет места в кишлаке. – И он хлопнул плетью у самых их ног.
Следующий удар пришелся по изгоям. Атагельды схватился за щеку, которую обожгла резкая боль. Курбан взял его за руку и сказал:
– Пойдем.
Перед ними нехотя расступились.
– Убирайтесь, колдуны, – неслось вслед.
Каждый считал своим долгом толкнуть их или ударить. Исключение составлял только старик – владелец коня. Он подошел к ним и что-то хотел сказать Курбану, но только скорбно улыбнулся. Кое-кто отводил глаза, предпочитая не смотреть на деда и внука, медленно бредущих в сторону оазиса.
Анартай догнал идущих. Он хотел ударить на прощанье Атагельды, но натолкнулся на его колючий взгляд и ограничился тем, что крикнул:
– Берегись! Я сделаю такое… такое… что все твои чары развеются!