Веронике это ни о чем не говорило.

— Ладно, я смотрю, вы в этом деле не очень тямкаете.

Вероника помялась.

— Может, мне выйти?

— Зачем? — спросил Марафонец, аккуратно положив пистолет к ногам неподвижного Теля.

— Ну как… Вы же переодеваться будете?

— С чего это вы взяли?

Марафонец перевернул «чистильщика» на живот, снял свисающую с ближайшего ведра мокрую тряпку и принялся стягивать руки убийцы за спиной.

— Ну… Все так делают.

— В кино так делают. В жизни редко. К тому же здесь, на втором этаже, я видел еще одного похожего парня. Может быть, он и в самом деле из спецслужбы, а если такой же «липовый» фээсбэшник, как и Тель? Среди вашего пестрого кагала в «свадебном наряде» я буду светиться, как три тополя на Плющихе. Если по залу разгуливает настоящий гэбист, то у него уже есть описание нашего приятеля. — Марафонец пнул безвольное тело коленом под зад. — Меня могут схватить, а я этого не хочу. Если же он убийца, то будет искать своего напарника. То есть опять же костюм, рубашечка, галстучек. Так что в джинсах сейчас безопаснее.

— А вы разве не знаете террористов в лицо? — спросила Вероника.

— Знаю, но не могу быть уверен, что Хорь не навербовал еще кого-нибудь.

Произнося этот монолог, Марафонец второй тряпкой замотал убийце рот и связал шнурки ботинок.

— Надо его допросить, — предложила Вероника.

— Что сделать?

— Допросить. Узнать, где бомбы.

— Вы думаете, он вам скажет? — Марафонец усмехнулся, затем еще раз и наконец расхохотался. Хохот этот оборвался так же резко, как и возник. — Честное слово, не понимаю, как вы так долго продержались в репортерax? Наверное, просто повезло. — Заметив, что девушка собирается ответить на резкость резкостью, он поднял руку. — Спокойно. Без шума. — И пояснил: — Этот человек ничего не скажет. А если и скажет, то какую-нибудь туфту. Но даже если он назовет вам места закладки бомб, вы что, броситесь проверять?

— Нет, сообщу в ФСБ, — чуть резче, чем ей хотелось, ответила Вероника.

— Да? И как же вы с ними свяжетесь?

— Позвоню.

— Кому? — с каким-то даже сожалением спросил Марафонец. Выражение его лица сейчас напоминало маску арлекина. Он словно заранее жалел о почившем в бозе. — Вы думаете, этот парень пришел сюда просто так, прогуляться? А пушку свою он нашел на улице или на толкучке купил за тридцать кусков? Родная моя, проснитесь, протрите глаза.

Девушка вдруг вспомнила о реальной фамилии в фальшивом удостоверении.

— Ну ладно, пусть не в ФСБ. В милицию. Устроит тебя милиция? — продолжала напирать Вероника.

— Нет, не устроит. На каком свете ты живешь? Послушай, это дело наверняка курирует ФСБ. Даю стопроцентную гарантию. Значит, все сведения приплывут опять-таки туда. Милиция не успеет даже носом повести, а мы оба уже будем лежать где-нибудь под лестницей с дырками в голове. Аккуратными такими дырочками.

Вероника промолчала.

Котов толкнул дверь, ведущую в монтажную студию. Двое сидящих внутри мужчин тут же обернулись. На лицах обоих застыло знакомое выражение раздраженного ожидания. Такое бывает у крайне занятых людей, когда их «достают».

— Это монтажная? — спросил Котов. Честно говоря, он представления не имел, как должно выглядеть место, в котором телевизионщики творят свои чудеса.

— Она и есть, — кивнул сидящий за огромным пультом молодой, но отчего-то седой уже парень в футболке и джинсах.

Вид его показался Котову не очень естественным: натянутая, напряженная спина, лежащие на ляжках ладони, деревянные ноги.

— Так, а Веронику Глебовну Полетаеву где я могу найти? — Котов продолжал стоять на пороге, периодически поворачивая голову и осматривая коридор.

— Это мы у вас должны спросить, — буркнул второй, худой нескладный парень.

— Не понял.

Котов узнал говорящего. Оператор, которого он сегодня видел на вокзале.

— Ничего странного, — вяло схамил седой.

— Ваш человек увел Нику несколько минут назад. Сказал, что ему надо с ней переговорить, — пояснил Миша. — Беклемешев, по-моему. Капитан.

— Понятно, — кивнул Котов. — Сидите здесь и никуда не выходите.

— По-моему, где-то я это уже слышал, — вздохнул седой.

Он наклонился вперед, поставил локти на колени и положил подбородок на раскрытые ладони. Взгляд его стал откровенно воловьим.

Котов прикрыл дверь, достал из кармана рацию и, щелкнув тумблером, произнес:

— «Первый» — всем. Доложить обстановку.

Эфир тут же ожил:

— «Второй», в общем зале чисто.

— «Третий», проверил студии, чисто.

— «Четвертый», осматриваю технические помещения. Ничего пока.

Проходящие мимо, кто с удивлением, а кто с интересом, разглядывали стоящего посреди коридора Котова.

— Ребята на вахте, что у вас?

— Ничего, товарищ майор, чисто. Разыскиваемый не появлялся. Полетаева — тоже.

Выходило, что и двойник Беклемешева, и Вероника где-то здесь, внутри здания. Котов сунул рацию в карман и пошел по коридору, читая надписи на дверях. Время от времени он останавливался, заглядывал в очередной кабинет, извинялся и шел дальше.

У Котова было одно преимущество: он знал Веронику Полетаеву в лицо, в то время как лже-Беклемешев его, Котова, знать не мог. Или мог?

Остановившись перед дверью с надписью «БЕЗ ИДЕЙ НЕ ВХОДИТЬ!», Котов постучал и нажал ручку.

В это время справа, метрах в десяти от него, из закутка вынырнули Вероника и Марафонец.

— Пожарный выход по коридору направо, — объясняла Вероника. — Но он, наверное, закрыт. Он все время закрыт. Не только сегодня. Сколько себя помню, столько он и закрыт.

— Ничего, это не страшно. Главное, что он есть. Ваша машина здесь? — спросил Марафонец.

— На стоянке, — ответила Вероника и поинтересовалась: — А откуда вы знаете, что у меня есть машина?

Марафонец неопределенно дернул головой.

— Вообще-то я о служебной говорил. А у вас есть еще и своя? Здорово. А вот я так и не скопил…

— Понятно.

— Видеокамера в машине?

— У меня нет видеокамеры.

— Это плохо, она может понадобиться. — Марафонец на секунду остановился, затем решительно потянул ее за руку. — А у этого… Эйзенштейна сутулого… Попросить нельзя?

— У Миши? Нет. Во-первых, он со своей камерой не расстается ни на секунду. Во-вторых, разве не вы сказали, что по этажу ходят убийцы? Значит, возвращаться нельзя.

— Да, верно, — сказал Марафонец и махнул рукой. — Ладно, черт с ней! Обойдемся как-нибудь без камеры.

Они свернули на пожарную лестницу и побежали вниз.

На первом этаже Вероника шагнула было к двери, ведущей в холл, но Марафонец остановил ее:

— Постойте-ка, туда нельзя. Нас ищут, и главный вход, само собой, перекрыт. Выйдем через запасную дверь, возьмем нужную машину и уедем, — говорил он абсолютно категоричным тоном, не допускающим возражений.

Вероника дернула плечом.

— Насколько я понимаю, вы взяли роль лидера на себя? Действуйте.

Марафонец толкнул дверь пожарного выхода. Глухо бряцнул в пазах замок, скрипнули петли.

— М-да… — разочарованно протянул Марафонец. — И правда, заперта.

— Я же предупреждала.

— Вы-то предупреждали, да я не слушал.

Марафонец огляделся, решительно стянул плащ, снял висящий на стене огнетушитель и, завернув его, словно в пеленку, что было сил саданул в армированное тонкой проволокой стекло, на котором моментально вспыхнуло мутное белое солнышко мелких трещин. Лучи протянулись вверх до алюминиевой рамы. Отдельные кусочки стекла повисли на проволоке.

— Постойте, этого нельзя делать!

— Конечно, можно.

Марафонец размахнулся еще шире и, вкладывая в удар всю силу, хакнул натужно, хрипло, словно концентрируя всю энергию удара в одной крохотной точке. Острая кромка огнетушителя врезалась в стекло, и то, не выдержав атаки, вылетело, мокрой тряпкой шлепнувшись на асфальт.

— Вот и все. — Марафонец поставил огнетушитель в угол и протянул плащ женщине. — Наденьте, прохладно сегодня.

— Нет, спасибо, — поблагодарила та. — Не хочу.

— Не волнуйтесь, не порежетесь, — заверил женщину Марафонец. — Такие стекла хороши тем, что от них почти никогда не бывает осколков. Позаботился добрый человек, спасибо ему.

Вероника усмехнулась.

— Все равно не хочу.

— Как знаете. Ну, тогда идемте, что ли? — Марафонец помог девушке выбраться, затем перелез сам. — Вот и все. Как думаете, — спросил он, — ваш шофер никуда не ушел?

— Кто его знает. — Девушка неопределенно шевельнула бровями. — Витька — кот: хочет — сидит на месте, хочет — уйдет. Ему от начальства влетает за это здорово, а он утрется и опять за свое.