— Настроение держалось пониженное. С родителями и приятелями вздорил, без повода раздражался. Успеваемость в школе упала. И вот в субботу по дороге в видеосалон либо на обратном пути после фильма ты вдруг ощутил очень странное незнакомое состояние. Так?

— Так. — Я решил пока во всем соглашаться с Божко, чтобы понять, к чему он ведет.

— Мир вокруг тебя как-то исказился, возникли странные запахи, звуки. Резко изменилось зрительное восприятие… Верно?

— Верно, — настороженно согласился я.

— А потом ты очнулся в больнице.

— Очнулся, да…

Божко помолчал, затем синхронно положил обе руки на стол, будто поставил двоеточие:

— Я не собираюсь уточнять подробности того, что именно произошло. Задам лишь несколько простых вопросов, а ты говори «да» или «нет». То, что ты увидел в таком измененном состоянии, тебе не понравилось?

— Нет, — честно ответил я.

— Тебя это испугало?

— Да…

— Ты думаешь, что если кому-то расскажешь об этом, то все повторится заново?

— Да…

Разумеется, именно так я не считал. Хотя бы потому, что не до конца понимал, о чем говорит Божко. Артур Сергеевич в разговоре со мной темнил. Я тоже предпочитал благоразумно помалкивать о Детской комнате милиции…

— То, что ты увидел, можно назвать одним словом?

— Да.

— Каким же? — Божко чуть подался вперед.

— Мультики… — Я даже усмехнулся. Слово подходило как нельзя лучше.

Артур Сергеевич заулыбался, будто я нечаянно сказал что-то очень смешное:

— Ну, пускай… Будем считать, что ты видел мультики…

Мне все же показалось, что Божко огорчен. Артур Сергеевич присел на свой стул, выстукивая пальцами на крышке стола копытные ритмы.

— Я не хочу тебя расстраивать, Герман. — Божко незаметным мимическим усилием вернул лицу светлое безмятежное выражение. — Но тебе следует знать, что эти мультики могут с тобой повториться…

Увидев, как я напрягся, Божко поспешил меня успокоить:

— Но ты ни в коем случае не должен бояться! — проговорил он с воодушевлением. — Многие люди живут с этим и… — Божко замолчал.

— С чем живут? — подозрительно уточнил я.

— С фотосенситивностью. По-простому — с повышенной чувствительностью к свету, а конкретнее, к его колебаниям. Определенная частота этих световых колебаний, по всей видимости, и провоцирует приступ, сходный с тем, что ты перенес пару минут назад, когда наблюдал за таума-тропом. Я должен, пожалуй, извиниться перед тобой, Герман, за этот эксперимент, но благодаря ему мне будет гораздо проще подобрать тебе соответствующее лечение…

— Так, значит, я болен? — спросил я. Видимо, в моем голосе прозвучали совсем неадекватные нотки радости, несколько озадачившие Божко.

— Ну, болезнь — это громко сказано, — отмахнулся Артур Сергеевич. — Имеются некоторые проблемы…

От души отлегло. Получалось, Божко все-таки ровным счетом ничего не знал о Детской комнате милиции. И кроме того, он как нельзя своевременно откопал какие-то неполадки со здоровьем.

— Славно, Герман, что ты так реагируешь. Паника, страх — скверные помощники. Ведь в первую очередь успех нашего лечения будет зависеть от твоего спокойствия и сознательности. Ты должен твердо усвоить — отныне твоя жизнь несколько изменится. Для начала придется организовать распорядок дня. Недосыпание, усталость, переутомление, излишнее возбуждение — это все те факторы, которые могут спровоцировать приступ. Необходимо строгое соблюдение режима. Подъем, отбой — в строго установленное время. Помни, любые сбои будут чреваты последствиями. Далее… Ты уже наверняка пробовал алкоголь… — Божко произнес это без осуждения. — Постарайся полностью его исключить, даже вино и пиво. Понимаю, что в твоем возрасте хочется попробовать все, но спиртное в любом виде для тебя опасно. Бокс и тому подобные виды спорта тоже нежелательны.

— А турник хоть можно? — спросил я довольно-таки кислым тоном. Не могу сказать, что я воспринимал слова Артура Сергеевича всерьез, но нарастающее число ограничений и запретов насторожили меня.

— Турник… — Божко задумался. — Не стоит. Бег трусцой — самое оно. А для поддержания формы хватит обычной зарядки: приседай, отжимайся от пола. В шахматы играй…

Увидев мое недовольное лицо, Божко развел руками:

— Ничего не поделаешь, Герман. Теперь мы подходим к самому важному — это телевизор… — тут Божко сделал паузу — От этой заразы отказаться, пожалуй, сложнее, чем от выпивки. Но это и не обязательно, если соблюдать ряд простых правил. Что такое телевизионная картинка? Это мерцание с частотой пятьдесят герц — то есть пятьдесят раз в секунду — включили-выключили, включили-выключили, свет-тьма, свет-тьма. — Божко как метрономом подвигал указательным пальцем. — У сетчатки человеческого глаза есть особенность — сохранять изображения. Поэтому показанный в короткие промежутки один и тот же предмет для нашего зрительного восприятия сливается в одну картинку. А если предмет меняет свое положение, то нам предстает его плавное движение. На этом свойстве построены кино и… — Божко вздохнул, — и мультипликация. Чем выше частота колебаний, тем устойчивей изображение. Кино снимают со скоростью двадцать четыре кадра в секунду, а вот мультики — всего двенадцать кадров, ровно вдвое меньше. При такой частоте картинка для глаза будет дерганной, почти как в старых дореволюционных хрониках. Тогда тоже снимали со скоростью двенадцать кадров в секунду…

Я не совсем понимал, к чему он клонит.

— Свой приступ ты сам охарактеризовал как «мультики». Я не знаю, что именно ты видел и чувствовал, и воспринимаю это больше метафорой нашей проблемы. «Мультики» в моем представлении — это мелькание с низкой частотой. То, чего тебе надо в дальнейшем избегать. Таким провоцирующим «мультиком» для тебя может стать телевизор, монитор ЭВМ и электрическая лампочка, любые быстро сменяющие друг друга цвета. Отсюда и новые правила: не сидеть прямо перед телевизором — чем дальше от него, тем лучше; смотреть передачи только в освещенном помещении… Не делай такое лицо, Герман. Да, от видеосалонов и кинотеатров пока придется отказаться. А заодно и от дискотек — яркие стробоскопические вспышки нам с тобой также весьма нежелательны. Если ты все же очутился в такой неблагоприятной обстановке — просто закрой один глаз. Это компенсирует эффект мерцания и предупредит возможный приступ.

Артур Сергеевич говорил четко и размеренно, как наш школьный военрук, и в голосе его не осталось ни малейшего налета шуточности.

— Я не в курсе содержания твоего субботнего фильма, но мне сдается, что там было предостаточно эротического содержимого. Оно, по всей видимости, явилось дополнительным раздражителем. К чему я это говорю. Я не пропагандирую аскетизм, Герман, но на будущее помни — половая невоздержанность негативно скажется на твоем состоянии…

Артур Сергеевич заглянул мне в глаза, и я почувствовал, что краснею. Своим всеведением

Божко напоминал Разумовского. Казалось, ему было прекрасно известно про Аню, Свету и мою еженощную «семерку треф» Наташу Новикову. Этот Божко был совсем не прост…

— Далее, Герман. Мы, конечно, будем надеяться на лучшее, но «мультики» однажды повторятся. Скорее всего, это застигнет тебя врасплох в самое неподходящее время. Но я хочу, чтобы ты знал: приступом можно управлять. Во всяком случае, его можно отодвинуть. Есть несколько способов. Скорее всего, приступу будет предшествовать уже знакомое тебе странное тревожное состояние измененности. Оно называется «аура». Как только ты почувствуешь ее дуновение — знай, скоро начнутся «мультики». В этот момент постарайся сконцентрировать внимание на чем-нибудь красном. Можешь заранее нашить на рубашку красный манжет, чтобы красное всегда было под рукой, на виду. Иногда отлично помогает болевое раздражение. К примеру, если прижечь руку сигаретой. Ты, кстати, куришь, Герман?..

Фраза о сигарете окончательно уверила меня, что Божко определенно знает обо мне больше, чем хочет показать. Возможно, он не имел в виду ничего особенного, но я сразу вспомнил кадр диафильма: юный Виктор Тарасович Гребенюк рапортует своему учителю Сухово о победе над сквернословием…

— В понедельник, Герман, тебе сделают электроэнцефалограмму. Мне придется выписать тебе лекарства. Об этом будут просить и твои родители. К сожалению, на сегодняшний день еще не создано универсальное и безопасное средство от твоей болезни. Препаратов много, и каждый имеет свой спектр воздействия. Но при этом все они обладают побочными действиями: одни ухудшают память, другие вызывают заторможенность, третьи притупляют эмоции. И что самое неприятное — к лекарствам привыкают. Отказаться от медикаментозного лечения полностью невозможно. Я только предлагаю тебе, Герман, свести таблетки к разумному минимуму. Запомни! — тут Божко ткнул пальцем, как красноармеец с известного плаката. — Можно болеть и при этом не быть больным! Я уверен: размеренный здоровый образ жизни, бодрый оптимистичный настрой станут для тебя лучшим лекарством. Я надеюсь на благоприятный исход нашего лечения, но даже если эти «мультики» и будут сопровождать тебя всю жизнь, они по крайней мере не смогут тобой командовать. Останутся просто мелким неудобством — но не больше…

За моей спиной раздалось робкое постукивание. Я оглянулся и увидел, что в приоткрытую дверь заглянула мама.

— Артур Сергеевич, — сказала она извиняющимся полушепотом, — вы так долго общаетесь, и я…

— У нас все отлично. — Божко сделал рукой одновременно успокаивающий и выпроваживающий жест. — Подождите нас несколько минут, мы с Германом не договорили…

Едва за мамой закрылась дверь, он продолжил. Голос его звучал тише, но интонации сделались еще тверже.

— Ты должен быть готов, что к тебе, возможно, изменится отношение окружающих. В любом случае, никогда не обращай внимания на негативную реакцию людей. Приступы не должны породить в тебе ощущение неполноценности. Нормальные умные люди не изменят своего мнения о тебе. А расположения дураков нечего и добиваться. На мой взгляд, большую для тебя опасность представляют, как ни печально, родители. — Божко заговорщицки указал на дверь. — Тебя постараются окружить повышенной опекой. В первую очередь они будут бояться, что ты снова травмируешь себя во время приступа. Поверь, эта опасность больше надумана. То, что произошло с тобой в субботу — прикушенный язык, легкое сотрясение — это, скорее, исключение.

Я отметил, что язык почти не болит. Он зажил очень быстро, за каких-то три дня…

— Как только мы ликвидируем все предпосылки «мультиков», а мы уже знаем, что их провоцирует, — Божко произнес «знаем» с особым энтузиазмом, — то приступов вообще не будет! Но родителям этого так просто не объяснить. — Тут Артур Сергеевич вздохнул и развел руками: — Они захотят всегда находиться рядом с тобой, контролировать каждый шаг. В этом стремлении уберечь тебя от проблем и неприятностей мне видится медвежья услуга. Взрослая жизнь подбрасывает множество трудностей, с которыми необходимо бороться в одиночку…

Лицо Божко тронула грустная неуверенная улыбка.

— Ты хоть что-то запомнил из того, что я тебе сказал?

Признаюсь, тогда я совершенно не понимал всю ценность советов Артура Сергеевича.

— Что показалось тебе самым важным, Герман? — не унимался Божко. — Назови.

— Телевизор поменьше смотреть, а если мелькает, то закрывать один глаз… На бокс не ходить… — лениво перечислял я, — режим соблюдать… Спиртного не пить…

— Это все? Не густо…

— Ну и на красное смотреть. Или руку сигаретой прижечь… И чтобы папа с мамой поменьше заботились…