*****

Гуляла как-то у нас Феклуша в Троицын день в Чертухине и вместе с другими вела хоровод[8]. Случись о ту пору к нам Авдотьи Клинихи сын Митрий Семеныч, жил он тогда в городу, имел мастеров, сам был мастер первой руки и вел сапожное дело…

Приглянулась ему в хороводе Феклуша. Он и не думал было жениться, приехал так больше для-ради разгулки домой, а тут сразу приколодило и защемило сердце, как лису в капкане…

Подослала Авдотья сватов, но Спиридон Емельяныч с первого же дня стал упираться и от прямого ответа артачиться… дескать, жених, что зря говорить, очень хороший, даже об этом Спиридон Емельяныч не спорит, но… городской человек, увезет Феклушу на чужину, а она к чужой стороне не привышна, к тому же она у него на старости лет всего и отрады…

Нечего делать, пошла Авдотья сама, хотя это по деревенским нашим старым обычаям и не полагалось… Зазор!..

Пришла Авдотья Михайловна на мельницу и сначала то да се, дескать, пошла за малиной, а вышла эна куда, глядит - мельница, ну и зашла… Потом видит, что Спиридон Емельяныч зевает и слушает ее с неохотой и, видно, только ждет, когда она будет говорить по делу или уйдет: чего зря трепаться! Известно, какая это малина и где она растет. Поняла все Авдотья и в разговоре неловко и ни с того ни с сего круто повернула на сватовство.

- Скажи на милость, Спиридон Емельяныч, чего ты канючишь?..

- Да я, Михаловна, - говорит ей Спиридон, - я… ничего… ничего не скажу про жениха: жених что же, хороший, что говорить!.. Всем вышел, и лицом, и крыльцом (польстил Спиридон Емельяныч: дом был не ахти, но Митрий Семеныч собирался, по слухам, выгрохать двухэтажный!)… и лицом, и крыльцом… только у нас, видишь, по вере…

- Чего же это такое, Спиридон Емельяныч, по вере? Небось мы не щепотники какие!..

- Да не говорю ничего, по вере есть… недомолвок!..

- А ты бы сказал, небось мы не попы!..

- Ты пришли-ка назавтра сынка, я его немного пообрукаю… Он ведь у тебя понятный… на разное мастерство доделистый!..

- Вот еще, да что ты, Спиридон Емельяныч? Несь я ему мать!.. Говори!..

- У тебя, Авдотья Михаловна, по вере понятия мало!..

- Ну-к что, что мало. Может, пойму!.. А и не пойму, так тогда еще подовторишь!..

- Насчет воздержания надо нам установиться.

- Так отчего же, Спиридон Емельяныч, можно!

- Да ты слушай сначала: на каждый день по нашей вере полагается… год. Значит, три года…

- Это что же три года? Вот уж тут не пойму!.. Скоромного не есть, что ли?..

- Я же сказал тебе, Михаловна, что большого разумения по вере у тебя быть не должно, хотя ты и не знаешь щепоти… Чувствуй: Христос тридневно воскрес!..

- Понимаю: тридневно!..

- Поняла, скажем… Теперь: каково нам заповедано эти три дня хранить нерушимыми в жизни нашей и сердце?.. Ведь спаситель был три дня в… смертной плоти!.. Познал плотскую смерть, как и не мы же, грешные, то есть был мертв!..

- Понимаю: иже из мертвых!..

- Отсюда и заповедь: не убивать своей плоти - могий да может! - а во искупление трех смертных дней спасителя мира искуситься во плоти три года, когда плоть получит венец!..

- У меня, Спиридон, как дым в голове: слушаю тебя, а и, правду ты сказал, мало что понимаю… Наше бабье дело - плакать да бить побольше поклонов, когда страсти читают!..

- Опять же как ты не поймешь, - уже вошел в жар Спиридон Емельяныч, -насчет воздержания надо нам установиться, об нем и идет разговор!..

- Какого, вот я хорошенько в толк не возьму… Пост наложить?..

- Пост тут плевое дело. Три года молодые должны друг друга не трогать… ни персью, ни естеством!..

- Вот оно что… батюшка, Спиридон Емельяныч… не вынести… подумать только - три года!…

- Три года!..

- Может, сколько-нибудь да скостишь?..

- Эко слово: скостить!.. Не в моей воле… Видно, нам с тобой, Авдотья Михаловна, ни до чего так не допеться. Иди-ка ты лучше малину сбирать. Феколка тебе тут наши места покажет! Она у меня - ох, ягодница!..

- Что ты, Спиридон Емельяныч, взъерошился?.. Я ведь по-бабьи сказала… нельзя, так и ладно, - испуганно заспешила Авдотья, оглядываясь по комнате: не слыхал ли кто?..

- Согласна?..

- Ты лучше ведь знаешь, как надо по вере, чтобы все было по уставу да по правде…

- Согласна или нет, тебя последний раз спрашиваю? - привстал с лавки Спиридон Емельяныч с лицом строгим и непреклонным, с бородой, так и напружившейся вокруг порозовевших его щек.

- Сог… ласна! - тихо ответила Авдотья и сама привстала.

- Ну, если согласна, сватья, давай становись под икону, положим для крепости начал, а потом об руки стукнем!..

Выкатила Авдотья на Спиридона Емельяныча глупые бабьи глаза и ничего ему больше не сказала, встала под икону. Спиридон бросил ей под ноги подрушник, тонкую подушечку, покрытую сверху парчой и с шелковым подбоем, перекрестился и выбрал себе толстую и длинную, а Авдотье лестовку, какую поменьше…[9]

Долго Авдотья Михайловна и Спиридон Емельяныч молились…

Авдотья во время молитвы одним глазом косила Спиридону Емельянычу в спину и, сжавши тонкие, четко прочерченные губы, думала про него, что такого борового медведя и боровой медведь не переломит: вспомнила она старую историю про Спиридона Емельяныча - был у него один такой случай с медведем!..

В тайне своей бабьей души, далекой от мудрости веры, она решила сама про себя, что ничего путевого и прочного с ее сыном из этой заповеди не выйдет, но что все же Феколка девка им подходящая: не городская шаромыжка и не деревенщина - серая голь!.. Потому-де на деле там будет виднее…

'Никто же, как бог!' - не раз сказала она про себя, кланяясь за Спиридон Емельянычем в землю и глубоко вздыхая - столоверки во время молитвы все часто вздыхают: вот-де, какие мы грешные! - потом снова внимательно начинала следить за широкой спиной Спиридона, чтобы не пропустить какого поклона, и когда кланяться в землю, и когда только в пояс, потому что сама поклонного устава не знала, а поклоны спутать в молитве нет того хуже: зазря пойдет вся молитва!..

Спиридон же молился истово, с расстановом, как только одни старые столоверы умели молиться, с осанкой клал широкие и большие поклоны: пока рукой грудь обведет! В землю кланялся сразу на оба колена, как конь к воде на крутом берегу, не как мирские: одной ноги не донесет, а уж снова как столб! Читал молитвы ирмоса и псалмы, не глядя на подставку с толстой книгой в кожаном переплете, по краям с медными большими, как засовы у ворот, застежками, так и оставшейся не раскрытой, потому что клал ее Спиридон Емельяныч на подставку для-ради порядку, читать же был не особо горазд и больше брал все по памяти: любой богослужебный чин знал Спиридон Емельяньгч на память до последнего слова!..

'Не хуже любого попа отчитат!' - думала про него Авдотья…

Потом Авдотья упрела и наполовину уже не слушала Спиридон Емельяныча. Стала она, переминаясь затекшими ногами на месте, поглядывать часто на окна и думать о том, что так, пожалуй, Спиридон домолит ее до скотины… Держала Авдотья лестовку в руках, забывши уже перебирать на ней ременные шарики, чтобы отсчитывать амини и поклоны, и думала, взглянувши, из какого добра лестовка сплетена, что шарики на ней крупные и похожи они на овечьи говешки… Потекли так в голове Авдотьи мысли привычные и теплые, как будет хозяйство с молодухой расти, хорошо бы внука поскорее, дом выстроить потеплей, и скоро заметила, что за окнами в опущенных низко ветках берез начинало чуть розоветь!..

Как-то мелькнули перед Авдотьей в окне два больших синих глаза и полыхнули кумачовым полохом две круглых румяных щеки, на стекле будто осталась нежная девичья улыбка, на которую Спиридон Емельяныч, не прерывая молитвы, только сурово махнул для креста занесенной рукой; то ли это Феколка, заждавшись решенья отца, дотянулась до оконца с завалка и украдкой заглянула в него, то ли это уже заходила за рощу заря, - только Клиниха улыбнулась еле заметно Спиридон Емельянычу в спину и положила не по правилу глубокий поклон.

Скоро Спиридон Емельяныч перешел на частые поясные кресты, читал молитвы не вслух, а про себя, отчего борода быстро подымалась краешком и опускалась на грудь, и с последним земным поклоном поднял свой и захватил Авдотьин подрушник, потом положил еще три поясных и, повернувшись к Авдотье, поцеловался с нею три раза, и оба поклонились в ноги друг другу…

- С богом, сват! - сказала Авдотья.

- С богом, сватья! - ответил Спиридон.

Долго еще Авдотья просидела потом со Спиридоном на лавке, покрытой вышитым полотенцем, в красном углу и обо всем - где венчаться, чтобы попы про веру не пронюхали, где свадьбу играть, какое будет все же за Феклинькой приданое, цацы да вацы, - наговорилась досыта!..