ключах в связке, которую дал им Мэйкрофт, имелись четкие ярлыки. Тихо прикрыв и заперев дверь изнутри, Кейт испытала давно знакомое чувство неловкости. Эта часть работы с самого начала была ей особенно не по душе. За многие годы она провела уже столько обысков в самых разных домах — от зловонных лачуг до безупречно убранных дорогих апартаментов, но всегда испытывала иррациональное чувство мучительной вины, будто это она сама была под подозрением. Сильнее всего ей претило насильственное вмешательство в личную жизнь жертв, необходимость непристойно копаться, словно хищник, в вещах, часто трогательных или жалких, принадлежавших погибшим. Но этим утром чувство неловкости охватило ее лишь на миг, сменившись чувством гнева и эйфорией надежды. Вспомнив изувеченное лицо Бойда, Кейт была готова собственными руками и с большим удовольствием разорвать все в этом коттедже на куски.
В доме по-прежнему сохранялась атмосфера гнетущей консервативности, а из-за задернутых штор гостиная выглядела мрачной, словно была по-прежнему погружена в траур. Но что-то здесь изменилось. В нарастающем свете Кейт разглядела, что все украшения с каминной полки убраны, а книжный шкаф опустел и рядом с ним стоят два картонных ящика.
— Я подумал, что было бы полезно прочесть тот роман, — сказал Бентон. — Так что я взял книгу в библиотеке. У них тут есть все книги Оливера — в твердых обложках. Я кончил читать ее около двух ночи. Один из эпизодов — изнасилование Донны, шестнадцатилетней девушки, во время школьной экскурсии. Написано с необычайной силой. Ему удается передать происходящее сразу с двух точек зрения — мужчины и девушки — одновременно, в смешении эмоций… Мне такое в романах раньше никогда не встречалось. Как литературный прием это просто блестяще.
— Избавьте меня от литературных приемов, — сказала Кейт. — Займемся делом. Начнем с хлебной духовки в камине. Он мог вынуть пару кирпичей.
Железная дверца духовки была закрыта, внутри — темно. Бентон достал фонарик из следственного чемоданчика Кейт и принес его в гостиную. Сильный луч осветил пустую духовку.
— Взгляните, не вынимаются ли какие-нибудь кирпичи, — сказала Кейт.
Бентон принялся перочинным ножом обследовать залитые раствором швы между кирпичами. Кейт молча ждала. Примерно через минуту он сказал:
— Кажется, я что-то нашел. Один кирпич вынимается, а за ним — отверстие.
Засунув в отверстие руку, он вытащил конверт. В конверте лежали два листка бумаги: свидетельства о рождении Бэллы Марты Пэджетт, появившейся на свет 6 июня 1962 года, и Уэйна Дэниела Пэджетта, родившегося 9 марта 1978 года. В свидетельстве о рождении Дэна Пэджетта графа, где должно стоять имя отца, пустовала.
— Интересно, почему он решил их спрятать? — сказал Бентон.
— А он счел их уличающими доказательствами. Поскольку он убил Оливера, их родственная связь из возможности вытащить счастливый билет превратилась в опасную улику. Вот ведь ирония судьбы, а? Если бы тетка Дэна не настояла на том, чтобы Пэджетт и его мать отказались носить свои первые имена, ее бы по-прежнему звали Бэлла. Может быть, это задело бы какие-то струны в душе Оливера. Ну что, есть там, в отверстии, еще что-нибудь?
— Ничего, мэм. Я просто проверяю остальные кирпичи.
Но больше ничего обнаружить не удалось. Они уложили свидетельства в пакет для вещдоков и перешли на кухню. Кейт поставила следственный чемоданчик на столешницу около раковины, а Бентон положил рядом свой фотоаппарат.
Кейт сказала так тихо, будто боялась, что ее кто-то может услышать:
— Попробуем поискать в холодильнике. Если образцы крови все еще у Пэджетта, он мог подумать, что кровь надо держать в холодном месте.
Голос Бентона был более естественным, уверенным и сильным.
— Но разве кровь обязательно должна быть свежей для анализа ДНК, мэм?
— Надо бы это знать, но я не помню. Может быть, и нет. Но он мог так подумать.
Они натянули перчатки. Кухня была маленькая, очень просто обставленная, с деревянным столом и двумя стульями. Рабочие поверхности, пол и плита были чистые. Рядом с дверью стоял мусорный бачок с ножной педалью. Бентон поднял крышку, и они увидели осколки фарфоровых фигурок. Дама с мотыгой была обезглавлена, голова ее нелепо жеманилась на горке изорванных страниц.
Бентон пошевелил пальцем обрывки бумаги:
— Значит, он разбил последние принадлежавшие матери безделушки и изорвал роман Оливера. Уничтожил то, что оставалось от двух людей, которых он винит в том, что они испортили ему жизнь. От его матери и Натана Оливера.
Они перешли к холодильнику. Он был того же типа и размера, что на кухне у Кейт. Открыв дверцу, они увидели там коробочку мягкого масла, пинту полужирного молока и полбатона хлеба с отрубями. Однако было какое-то несоответствие между содержимым холодильника и самой кухней, которой, казалось, не пользовались уже много недель. Вероятно, Пэджетт перестал готовить для себя после смерти матери, питаясь главным образом в общей столовой для персонала. Открыли маленькую морозильную камеру в верхней части холодильника. Она была пуста. Кейт вынула хлеб в целлофановой обертке. Оставшиеся восемь ломтиков были еще свежими, и она отделила их друг от друга, чтобы проверить, не спрятано ли что-то между ними. Вернув хлеб на место, Кейт перенесла на стол коробочку масла. Ни она, ни Бентон не произнесли ни слова, пока она снимала пластмассовую крышку. Под крышкой находился листок жиронепроницаемой бумаги с логотипом фирмы. Его, по-видимому, не трогали. Кейт отогнула бумагу: открылась гладкая поверхность мягкого масла. Кейт сказала:
— Бентон, посмотрите, пожалуйста, нет ли в каком-нибудь из ящиков тонкого ножа или шпажки.
Не отрывая глаз от масла, она слышала, как Бентон выдвигает и задвигает ящики. Но вот он оказался рядом и протянул ей шампур. Он внимательно смотрел, как Кейт осторожно прокалывает масло. Шампур вошел в коробку не глубже чем на полдюйма.
Не в силах скрыть волнение в голосе, Кейт сказала:
— Тут внутри что-то есть. С этого момента нам понадобятся фотографии: холодильника, коробки…
Она ждала, пока Бентон фотографировал, потом осторожно стала выскребывать верхний слой масла из коробки, складывая его на крышку. Копнув чуть глубже, она увидела листок фольги, а под ним — два аккуратных маленьких свертка, тоже в фольге. Бентон сделал еще одну фотографию, когда Кейт аккуратно разворачивала фольгу. В одном свертке была пробирка с кровью. На пробирке — ярлык с именем и фамилией Оливера и датой забора крови. В другом свертке — прядь волос, завернутая в папиросную бумагу.
— Здесь еще должно быть направление с подробными указаниями, какие именно анализы хотел получить доктор Стейвли. Но Пэджетт, конечно, не потрудился его сохранить. Впрочем, ярлыка будет вполне достаточно. Имя и дата надписаны от руки, так что идентификация будет простой и точной.
Они посмотрели друг на друга. Кейт увидела на лице Бентона торжествующую улыбку, которая — она это прекрасно понимала — была точно такой же, как ее собственная. Однако теперь нужно было действовать четко и слаженно, а не предаваться радости. Бентон сделал еще несколько снимков, включая и бачок для мусора, а Кейт уложила пробирку, прядь волос и коробку с маслом в пакет для вещдоков и запечатала его. Они оба подписали ярлык.
Никто из них не мог бы потом сказать, что именно заставило их заметить мелькнувшее в окне кухни лицо. Они не слышали ни звука, но, возможно, это было почти незаметное, длившееся всего миг уменьшение силы света, падавшего из окна. Человек исчез прежде, чем они могли быть уверены, что видели хоть что-то, кроме двух перепуганных глаз и коротко стриженных волос.
Бентон ругнулся, и оба они бросились к двери. Связка ключей была у Кейт, но потребовалось секунды три, чтобы выбрать нужный. Она ругала себя зато, что не оставила ключ в скважине. Теперь, попытавшись его вставить, она обнаружила, что он не входит в отверстие. Она сказала:
— Он заблокировал замок снаружи своим ключом.
Бентон рывком отдернул занавеси на правом окне, открыл защелку и толкнул деревянную раму. Раму заело, она не открывалась. Он сделал еще две попытки — безуспешно! Вдвоем они бросились к другому окну. Оно тоже не открывалось. Схватив один из двух стульев, Бентон ударил спинкой стула по раме. Окно с треском распахнулось. Кейт сказала:
— Поймайте его! Вы бегаете быстрее. А я позабочусь об уликах и фотокамере.
Но Бентон не дожидался указаний. Он подтянулся на руках и исчез за окном. Схватив фотоаппарат и следственный чемоданчик, Кейт подбежала к окну и, сев на подоконник, перекинула ноги наружу.
Пэджетт бежал к морю, вдогонку ему мчался Бентон, однако тридцать-сорок секунд задержки дали беглецу значительную фору. Пэджетт успел бы скрыться из глаз, если бы вдруг из-за угла дома не появился Джаго. Столкнувшись, они оба растянулись на земле. Но прежде чем потрясенный Джаго успел подняться, Пэджетт снова вскочил на ноги. Они бежали к маяку, но теперь Бентон отставал всего ярдов на тридцать. Взбираясь на насыпь, Кейт с ужасом увидела, что уже слишком поздно. Хуже того: из-за башни маяка вышла Милли. На миг показалось, что время остановилось. Кейт видела две мчащиеся друг за другом фигуры, видела Милли, замершую, словно в столбняке, с широко раскрытыми от удивления глазами, видела, как Пэджетт сгреб Милли в охапку и швырнул ее в открытую дверь маяка. Через несколько секунд, добежав до двери, Кейт с Бентоном успели услышать крик Милли и скрежет задвигаемого засова.
Они стояли перед дверью, стараясь отдышаться. Когда Кейт смогла говорить, она сказала:
— Отнесите вещдоки в сейф, потом приведите сюда Джаго. Ему надо будет помочь. Мне нужна самая длинная приставная лестница, какая у него есть, и еще одна, покороче, чтобы добраться до вон тех нижних окон.
— Если он затащит ее на верхнюю площадку, — сказал Бентон, — никакая лестница не поможет его достать.
— Я знаю, но если он и в самом деле затащит ее на самый верх, а я думаю, он так и сделает, он будет уверен, что никому до него не добраться. Но он с удовольствием станет наблюдать, как мы тут валяем дурака. А нам нужно его занять чем-нибудь, да подольше.
Бентон тотчас же поспешил прочь, но теперь стали слышны людские голоса. Должно быть, погоню увидели из Большого дома. К маяку приближались Рафтвуд и Эмили Холкум, за ними следовали миссис Бербридж и миссис Планкетт. Мисс Холкум спросила:
— Что случилось? Где Пэджетт?
— На маяке. И он затащил туда Милли.
— Вы хотите сказать, что это он убил Адриана? — спросила миссис Бербридж.
Кейт не ответила. Только сказала:
— Пожалуйста, я очень прошу вас всех сохранять спокойствие и делать то, что я скажу.
В этот момент они услышали громкий, высокий вскрик, точно крик чайки, но он был таким коротким, что поначалу только Кейт взглянула наверх. Затем и остальные подняли глаза к верхушке маяка; миссис Бербридж издала стон и, закрыв лицо руками, опустилась на землю.
— О Господи! — выдохнул Рафтвуд.
Пэджетт поднял Милли над поручнями верхней площадки и поставил ее на внешний выступ, шириной не более шести дюймов. Она стояла, ухватившись за поручень и кричала, а Пэджетт держал ее за руку пониже плеча. Он тоже что-то кричал, но слова уносил ветер. Очень медленно он стал подталкивать Милли, заставляя ее боком двигаться вдоль выступа к морской стороне башни. Группка людей у подножия маяка следовала за ними, едва осмеливаясь смотреть наверх.
Теперь к ним присоединился и Бентон. Тяжело дыша, он произнес:
— Вещдоки в сейфе. Джаго идет от причала за лестницами. Ему понадобится помощь — нести длинную лестницу. Для этого нужны двое.
Им уже был виден Джаго, бегущий через двор Большого дома. Кейт сказала:
— Так пойдите, помогите ему.
Она не сводила глаз с двух фигур на верхней площадке. Казалось, хрупкая фигурка Милли съеживается под рукой схватившего ее Пэджетта. «О Господи, не дай ей потерять сознание!» — взмолилась Кейт.
