было золотое, а вот насчет сердца Эмили Холкум он был вовсе не так уверен.

Джо плюхнулась в свободное кресло и со вздохом облегчения вытянула вперед ноги.

— Слава Богу, с этим покончено, — сказала она. — Бедная девочка! Я там вовсе и не нужна была, да с чего бы вдруг я ей понадобилась? Если бы еще мы были с ней хорошо знакомы. Я оставила ей две таблетки снотворного и велела выпить на ночь с теплым молоком. Она из дома никуда двигаться не желает, и тут ее не переубедишь. А что у вас в той бутылке, Руперт? Ваше всегдашнее «Мерло»? Налейте мне, ладно, лапочка? Это как раз то, что мне нужно!

Налив вина и подав ей бокал, Мэйкрофт сказал:

— А я как раз говорил, что нехорошо, чтобы Миранда оставалась в доме одна сегодня ночью.

— Так она одна и не останется. Она говорит, Деннис Тремлетт перейдет в Перегрин-коттедж. Она будет спать на кровати отца, а он займет ее комнату.

— Если она так хочет, это прекрасное решение проблемы. В создавшихся обстоятельствах вряд ли следует беспокоиться о приличиях, — заметила Эмили.

Джо рассмеялась:

— Они и не беспокоятся о приличиях! У них же роман. Не спрашивайте меня, как это им удалось, но так оно и есть.

— Ты уверена, Джо? Они что, сами тебе сказали? — Тон Гая Стейвли был на удивление резким.

— А зачем им было говорить? Пять минут в комнате вместе с ними — и все стало ясно. Они любовники. — Джо взглянула на Эмили Холкум: — Жаль, вы не пошли с ребятами сообщить Миранде про отца, Эмили. Вы бы сразу разглядели, что происходит.

— Весьма вероятно. Продвинутый возраст еще не полностью лишил меня остроты восприятий, — с сухой иронией откликнулась та.

Внимательно глядя на обеих, Мэйкрофт заметил, как они обменялись быстрым взглядом — взглядом, как ему показалось, заинтересованного и веселого женского соучастия. Эти две женщины были поразительно не похожи между собой. Он полагал, что если они и питали какое-то чувство друг к другу, это могла быть только неприязнь. Однако сейчас он понял, что, возникни в обществе четверых находящихся в его гостиной людей какое-то несогласие, эти две женщины окажутся союзницами. Это был один из тех моментов, когда Мэйкрофт вдруг прозревал в человеке непредсказуемые черты: такие моменты редко осознавались им до приезда на остров и до сих пор продолжали сильно его удивлять.

А Эмили сказала:

— Это, конечно, осложняет дело. Если не для нас, то для них. Интересно, говорили они об этом Оливеру или нет? Если говорили, это могло послужить мотивом.

Воцарившееся после ее слов молчание длилось всего несколько секунд, но оно было абсолютным.

Рука Джо Стейвли застыла, не донеся бокала с вином до рта. Потом Джо поставила бокал на стол так медленно и осторожно, словно малейший звук мог оказаться гибельным.

Казалось, Эмили Холкум не сознает, какой эффект произвело произнесенное ею неприятно обвиняющее слово. Она продолжала:

— Это могло послужить мотивом самоубийства Оливера. Джо рассказала мне про вчерашний скандал за обедом. Такое поведение необычно для Натана даже в худшие его минуты. Добавьте к этому, что его последний роман вызвал разочарование, что сам он чувствовал, что стареет и талант его иссякает. Можно понять, почему он решил, что настало время покончить с собой. Совершенно очевидно, что он почти полностью зависел от своей дочери и, вероятно, в не меньшей степени от Тремлетта. Если он только что узнал, что они собираются его покинуть ради удовлетворения более тривиальных потребностей, это могло сыграть роль катализатора.

— Но ведь если бы Тремлетт женился на Миранде, Оливер его вряд ли бы потерял, — возразила Джо Стейвли.

— Может быть, и нет, но приоритеты Тремлетта вполне могли в этом случае измениться, а такое, как мне представляется, Оливер никак не стал бы приветствовать. Все же я допускаю, что это не наше дело. Если полицейские захотят исследовать столь увлекательную боковую линию, пусть делают собственные открытия.

Тут, медленно и тихо, словно разговаривая с самим собой, Гай Стейвли произнес:

— Есть признаки, противоречащие версии о самоубийстве.

И снова воцарилось молчание. Мэйкрофт решил, что наступило время положить конец рассуждениям. Разговор грозил окончательно вырваться из-под контроля.

— Думаю, нам следует оставить все это на усмотрение полиции, — сказал он. — Их дело — расследовать факты, наше — оказывать полицейским всяческое содействие.

— И даже сообщить им, что у двоих подозреваемых роман? — спросила Джо.

— Здесь нет подозреваемых, Джо, — возразил Мэйкрофт. — Нам пока еще неизвестно, как именно умер Оливер. И нам надо избегать высказываний такого рода. Они неуместны и безответственны.

Однако Джо не отступала:

— Извините, Руперт, но если это — убийство, а такую вероятность мы не можем исключить, и Гай так или иначе сказал об этом, то все мы здесь становимся подозреваемыми. Я просто спрашиваю, насколько откровенными нам следует быть с полицейскими? Что мы можем сказать им по собственной воле? Например, говорить ли этому коммандеру, что мало кто станет горевать по усопшему, что для всех, кто имел с ним дело, он был как заноза в заднице? Признаваться им, что он собирался поселиться здесь навсегда и превратить нашу жизнь на острове в настоящий ад? И самый важный для меня вопрос — сообщать ли им об Адриане Бонде?

Ответ Мэйкрофта прозвучал необычайно твердо:

— Мы станем отвечать на его вопросы, и отвечать правдиво. Мы будем говорить за себя, а не за других, не исключая и Адриана. Если кто-то почувствует, что рискует скомпрометировать себя, то каждый имеет право отказаться отвечать на дальнейшие вопросы в отсутствие адвоката.

— И, как я понимаю, адвокатом можете быть вы? — спросила Джо.

— Ни в коем случае. Если это смерть при подозрительных обстоятельствах, то я становлюсь таким же подозреваемым, как и все остальные. За адвокатом пришлось бы посылать на материк. Будем надеяться, до этого не дойдет.

— А как насчет двух других гостей — доктора Йелланда и доктора Шпайделя? Им сказали, что Оливер умер?

— Нам пока не удалось с ними связаться. Когда они услышат эту новость, они, возможно, захотят сразу уехать. Если все пойдет нормально, не думаю, что коммандер Дэлглиш сможет помешать их отъезду. В конце концов, остров перестанет быть приютом спокойствия и уединения, если повсюду будут шнырять полицейские. Скорее всего он захочет их допросить перед отъездом. Кто-то из них мог видеть, как Оливер входил в башню маяка.

— А что, этот коммандер и его помощники собираются надолго остаться на Острове? — спросила Эмили Холкум. — Мы что, должны оказать им гостеприимство? Вряд ли можно предположить, что они с собой собственную еду привезут. И нам придется их кормить за счет фонда? Кто они вообще такие? Их имена известны?

— Как я уже сказал, их всего трое. Коммандер Дэлглиш, женщина — детектив-инспектор Кейт Мискин, и сержант — Фрэнсис Бентон-Смит. Я уже посоветовался с миссис Бербридж и миссис Планкетт. Мы решили, что подчиненных можно поселить в конюшенном корпусе, а коммандеру Дэлглишу предоставить коттедж «Тюлень». С ними будут обращаться как со всеми другими жителями острова. Завтрак и ленч будут доставлять им на дом, а обедать они смогут вместе с нами в Кум-Хаусе или у себя, как предпочтут. Я думаю, это приемлемо?

— А как быть с еженедельно приезжающей обслугой? Их предупредили, что приезжать не надо?

— Мне удалось им дозвониться. Сказал, что они могут взять оплачиваемый отпуск на неделю. В понедельник никакой катер в Пентворти не пойдет.

— Вы, несомненно, действуете по инструкции из Лондона, — сказала Эмили. — А как вы объяснили им это необычайное благодеяние?

— Я не объяснял. Просто сказал, что, поскольку на острове всего два гостя, их услуги не нужны. Известие о смерти Оливера будет, по-видимому, отдано в СМИ сегодня вечером и, наверное, слишком поздно для воскресных газет. Мисс Оливер согласилась с назначенным временем и с тем, что нам не хотелось бы подключать местные газеты в первую очередь.

Эмили Холкум пододвинулась к столу.

— Убийство это или не убийство, утром в понедельник мне понадобится катер: у меня в Ньюки в одиннадцать тридцать назначен визит к зубному врачу.

— Это будет неудобно, Эмили, — нахмурился Мэйкрофт. — Там вас могут перехватить газетчики.

— В Ньюки? Вряд ли. Они будут ждать на пристани в Пентворти, если вообще будут где-то ждать. И я могу заверить вас, что вполне способна справиться с газетчиками — и с местными, и с неместными: опыта у меня более чем достаточно.

Мэйкрофт не стал возражать. Он чувствовал, что, судя по всему, провел это совещание гораздо успешнее, чем опасался. Гай не очень-то ему помог. Казалось, что доктор стремится эмоционально дистанцироваться от этой трагедии. И может быть, это не так уж удивительно: избежав ответственности, связанной с работой практикующего врача, он, по-видимому, старался избегать и всякой иной ответственности. Но такая отрешенность беспокоила Мэйкрофта. Он очень рассчитывал на поддержку Стейвли.

— Если кто-то из вас хочет есть, лучше сразу приняться за сандвичи, — сказала Эмили. — Полиция с минуты на минуту будет здесь. А потом, если вы не против, я пойду к себе, хорошо, Руперт? Предлагаю оставить все остальное делать мужчинам, Джо. Встречающая комиссия из двух человек выглядит вполне представительно. Зачем создавать у наших новых гостей чувство особой значимости? Нам тут, на Острове, приходилось встречать гораздо более значительных персон. И не считайте меня в числе тех, кто соберется в библиотеке. Если коммандер захочет меня увидеть, пусть договорится со мной о встрече.

Открылась дверь, и вошел Адриан Бойд. На груди у него висел бинокль. Он сказал:

— Я только что обнаружил вертолет. Полицейские подлетают.

Вертолет тарахтел над Южной Англией; его тень отпечатывалась на осенних полях, словно извечный грозный знак грядущей беды. Капризная, не соответствующая времени года погода, установившаяся на прошлой неделе, все еще держалась. Время от времени над вертолетом клубились черные тучи; периодически они роняли свой груз, освобождаясь от него с такой яростной силой, что казалось — вертолет с трудом пробивается сквозь водяную стену. Потом вдруг тучи расходились, и омытые дождем поля простирались под вертолетом, купаясь в солнечном свете, мягком и теплом, будто в разгаре лета. Разворачивавшийся под ним пейзаж выглядел как коллаж из аккуратно подобранных вышивок: участки, поросшие лесом — вышивка темно-зеленой шерстью, выполненная узелками; льняная пряжа полей — местами приглушенных коричневых тонов, местами бледно-золотых и зеленых оттенков; вьющиеся по краям полей дороги и реки — словно поблескивающие полоски шелкового шитья. Небольшие городки с квадратными башнями церквей — чудо вышивального искусства. Взглянув на Бентона-Смита, Дэлглиш увидел, что его глаза прикованы к поражающей воображение панораме, плывущей под ними, и подумал — может быть, и молодой сержант видит ее так же, как он, столь же искусно распланированной и изукрашенной, или в своем воображении он летит над иным пейзажем, просторным, но не таким зеленым, не таким совершенно домашним?

Дэлглиш не испытывал ни малейших сожалений, что принял Бентона-Смита в свою группу, придя к выводу, что сержант принес с собой те качества, какие Адам очень ценил в детективе: интеллект, смелость и здравомыслие. Такое сочетание встречается не так уж часто. Он надеялся, что Бентону-Смиту свойственна еще и чуткость, но это качество не так легко распознается: это, несомненно, покажет время. Дэлглиша немного беспокоило, как сработаются Кейт и Бентон теперь, когда Пьер Таррант ушел из группы. Ему вовсе не нужно было, чтобы Кейт и Фрэнсис нравились друг другу; но ему требовалось, чтобы они друг друга уважали и тесно взаимодействовали как коллеги. Правда, Кейт интеллекта тоже вполне хватает. Она прекрасно понимает, как разрушителен открытый антагонизм для успеха дела, как он мешает расследованию. Дэлглиш спокойно мог на нее положиться.

Он видел, что Кейт читает тоненькую книжку в бумажной обложке — «Женское сыскное агентство № 1». Она читала с таким сосредоточенным вниманием, что было легко понять — Кейт терпеть не может вертолеты. Крылатый фюзеляж по крайней мере внушает человеку уверенность, что столь похожая на птицу машина сконструирована, чтобы летать. А сейчас они были заключены в тесном грохочущем аппарате, который казался даже не сконструированным, а составленным как попало из разных частей в сумасбродной попытке преодолеть земное тяготение. Кейт не отрывала глаз от книги, но страницы переворачивала очень редко: подвиги Александра Маккол-Смита, привлекательного и доброго сыщика из Ботсваны, занимали ее