удалось его ликвидировать.
— Но почему вы просто не разбудили его?
— Во-первых это могло бы привести к необратимым последствиям и разрушить всю ткань созданной лжереальности. Вовторых, мы не знали, кто это. Мы не знали, кого из спящих нужно разбудить.
— Как так?
— До эксперимента этого человека не существовало. Не существовало физически.
— Это еще как?! — изумился Олег. — Привидение, что ли?!
— Вы перестанете меня перебивать когда-нибудь или нет? — угрюмо спросил Григорий Данилович. Олег примирительно покачал в воздухе ладонями и надел кепку. — Этот человек появился, когда один из подопытных погиб — там. Несчастный случай. Всего нельзя предусмотреть. Да и к тому же этот человек оказался с неплохими задатками снотворца.
— И откуда же он взялся? — спросила Ольга, уже давно не произносившая ни слова, и опасливо взглянула на Евсигнеева.
— Слушайте, — хмуро произнес Гершберг, — мне бы… это… в туалет надо.
— На вопрос ответь! — безжалостно отозвался Олег. — Дама ждет!
Марина тихонько, презрительно фыркнула, и Кристина, на мгновение остановившись, закатила глаза к потолку.
— Вы, разумеется, знакомы с термином 'расщепление личности'?
— А то как же! — Олег принял горделивый вид. — Сейчас же маньяки — одни из самых популярных киногероев! Столько всякой чушни с экрана течет — ужас! Так что все теперь образооованные…
— Шизофрения, так называемая периодическая по типу течения, протекает приступообразно, и промежуток между приступами может быть в десятьдвадцать лет. Все это время человек кажется абсолютно здоровым. Что же касается раздвоения… в человеке вследствие этой болезни могут уживаться и две, и больше личностей. Иногда они знают о существовании друг друга, иногда нет. В нашем случае, знала об этом только одна личность, которая была до сих пор скрыта в глубине подсознания и появилась только в том, искусственном сне, когда умерла доминирующая личность.
— Как же вы шизика пропустили? — удивился Петр, кроша на пол папиросу.
— Дело в том, что та вторая личность… она была очень хитрой. На сеансах тестирования она просто спряталась от нас… хотя, ей богу, не понимаю, как ей это удалось.
— Нет, слушайте, сейчас уже у меня начнется расщепление личности! — Олег принялся раздраженно елозить ногами по полу. — Одна личность будет смирненько сидеть на стуле, сложив руки на коленях, другая сгоняет за водкой, а третья начнет откручивать вам башку, господин Гершберг!
— Олег! — возмущенно произнесло сразу несколько голосов, и Кривцов поспешно зажал себе рот ладонью.
— Все, все! Онемел!
— Ну, так вы вычислили его, в конце концов?! — Жора нетерпеливо подался вперед на стуле, увлеченно блестя глазами. Гершберг кивнул.
— Да. Мужчина тридцати пяти лет. Обычный человек, вполне положительный, состоятельный. Хирург по образованию. Охотой увлекался и средневековой историей.
— Русский?
— Да. Из эмигрантов. После опыта за ним некоторое время наблюдали, но никаких тревожных симптомов не было, вел себя как и прежде. А потом он вдруг исчез.
— А вы начали готовиться к новому опыту? — насмешливо спросил Виталий.
— Разумеется. А что такого?
— Ну козлы! — вырвалось у Олега, и его ладонь снова прыгнула к губам.
— Мы же не знали! — в который раз возмутился Григорий Данилович. — Мы ведь его даже не видели. Связь с автобусом была очень плохая, а в особняке его уже не было. Мы ведь не поняли, когда он появился. А потом, уже под конец… я узнал его. Не по внешности… по действиям… и по образу мышления. Я вдруг понял, что это — тот самый человек, и жутко испугался. Я объяснял остальным, я требовал от Шрейдера остановить опыт… но они так увлеклись…
Алина опустила голову и обхватила ее руками, запустив пальцы в растрепанные волосы.
— Как же вы снова его пропустили. Он мог изменить внешность, но он не мог…
— Как и раньше. Он снова прикрылся другой личностью. На сей раз он придумал ее сам. Он мастер! Мы много потеряли, что он был не на нашей стороне!
— Значит, он проследил за вами, приехал сюда, обдурил вашего Кирилла и отправился развлекаться, — медленно произнесла Алина, яростно комкая спутанные пряди. — Построил свою реальность без ваших корректировок. Мог менять свою внешность и, соответственно, не подчиняться установленным вами законам природы. Он пришел в наш сон с единственной целью — убивать. И ему это удалось. А вы смотрели. Вы просто смотрели.
— Дай-те мне его за горло подержать! — зловеще процедил Олег сквозь сжатые пальцы.
— Я же сказал, что я был против! — Гершберг принялся нервно разглаживать свой помятый, заляпанный кровью плащ. — Теперь вы отпустите меня? Я вам все рассказал. Пожалуйста, дай-те мне уехать. Я и так уже достаточно наказан! Я встретил любимую женщину, но теперь она мертва. В какойто степени из-за меня. Имейте же сострадание!
— Мы начнем иметь сострадание, как только ты назовешь нам имя и фамилию, под которыми Лешка просочился в ваш эксперимент, — холодно ответил Виталий. — Дашь его описание. И любые зацепки, которые помогут нам его вычислить.
Гершберг посмотрел на него с ошеломленным удивлением.
— Что?
— Кто был двенадцатым подопытным?
— Никто. Подопытных было одиннадцать.
Алина медленно подняла голову и потрясенно уставилась на его лицо.
— Как одиннадцать?! Ведь нас было…
— Идиоты! Вы что — до сих пор не поняли?! — Гершберг позволил себе снисходительнопрезрительную усмешку. — Он один из вас!
На минуту все, кроме ухмыляющегося — правда, теперь уже скорее по инерции, Гершберга, потрясенно застыли, превратившись в некий современный вариант финальной безмолвной сцены из 'Ревизора'. А когда последние секунды этой минуты ссыпались в никуда, люди, только что стоявшие рядом друг с другом, почти плечом к плечу, рванулись в разные стороны, хрустя строительным мусором, спотыкаясь и опрокидывая стулья. Плотная толпочка превратилась в широкий неровный круг, в центре которого остался сидеть Гершберг, вцепившись побелевшими пальцами в сиденье стула. Ухмылка медленно, словно плавящаяся смола, стекала с его лица, обнажая животный страх.
— Нет, — неуверенно протянул Олег, прижимая к стене вывернутую ладонь, точно придерживая ее, — как это так… Этого не может быть!
— Ну, я-то, слава богу, считать умею! — Гершберг украдкой покосился в сторону дверного проема, который сейчас казался очень далеким. — Одиннадцать. Я знаю вас всех. И всех видел… кроме Бережной. Странно, что вы этого не поняли, после того, что случилось с моей… что произошло с Эльвирой. Только один из вас мог знать и место, и время, и человека. Вы ведь сами все рассказали, не так ли? Он ведь не мог понять, кто такая Эльвира, только лишь следя за вами. Вы должны были ему объяснить. И вы это сделали. Ну, как, хорошо поиграли в расследование? Понравилось?
— Заткнись! — хрипло сказал Петр, и его взгляд заметался вокруг, точно щит, которым он пытался отбить удары других взглядов. — Что вы на меня так смотрите?! Это не я!
— Однажды мы тебя уже перепутали… — хмуро сказал Олег.
Снова наступила тишина, и в этой тишине, казалось, слышно, как движутся взгляды — с одного лица на другое, с одних глаз на другие… Так уже было, все повторялось — снова и снова… Кто? Кто? Может, это ты?.. А может, ты?.. А может, это я, но не знаю об этом?
— Значит, получается, что один из нас — из тех нас — умер там на самом деле? — спросил Жора, нервно озираясь. — Значит, получается, что здесь одного из тех нас не существует?
Гершберг кивнул.
— Верно. Вы неплохо соображаете, Георгий Николаевич. Мне было жаль, когда вас убило столь примитивное создание, — он дернул головой в сторону Евсигнеева, который стоял, вжавшись в угол, и смотрел оттуда, словно затравленный шакал.
Кристина тонко откашлялась, словно собираясь исполнить песню, и снова наступила тишина. Алина, сжимавшая и разжимавшая пальцы, словно это помогало развиваться ее дедукции, отчаянно думала и знала, что сейчас похожие мысли ворочаются и в остальных головах — во всех, кроме одной.
Он мастер. Он снова прикрылся другой личностью.
Он мастер…
Он очень хитрый.
Он мастер.
В том сне он создал другую личность настолько искусно, что они воспринимали ее, как обычного живого человека. Индивидуальность со своим характером, со своими привычками — даже со своими желаниями и страхами. Личность, которая осознавала себя личностью и ни на секунду не усомнилась в собственной иллюзорности. Потому что он мастер. Он так здорово прикинулся Петром — и даже не в том дело, что он скопировал его внешность. Он умело скопировал и его характер — его трусоватость, его простодушие, его заковыристую ругань… Так что ему стоит прикинуться тем человеком, которого он сам выдумал?! Тело — всего лишь тело.
А ведь Жорка тогда выдвигал теорию, что мол, его самого, возможно, на самом деле не существует! И тогда здорово перепугался. Жорка бы мог. В последнюю ночь его с ними не было. Хотя, когда в нее стреляли, он был с Виталием. Да и не похож Жорка на убийцу… Хотя и Петр не был похож на убийцу.
Он мог бы быть и снова Петром. Вовсе не обязательно, что он действительно водитель. С деньгами можно сделать все, что угодно.
Он мог бы быть и Евсигнеевым, умело натянувшим на себя маску истеричного безумца. Мало ли, где он жил после того, как ему исполнилось восемнадцать? Но он спас ее тогда на дороге — нелепый поступок, если он — убийца. Если бы она была мертва, Гершберг бы тут сейчас не сидел, и все постепенно, само собой сошло бы на нет.
Он мог бы стать и меланхоличным тоскующим Борисом, постоянно плачущим и путающимся в реальностях. Но Борис давно мертв.
Он мог бы быть и балагуром Олегом, обаятельным весельчаком, которого очень трудно в чем-то заподозрить. Олег отлично водит машину. Он разбирается в оружии. Вполне возможно, что он и неплохо стреляет. Он мастер во многих областях и он отнюдь не дурак. Он последним дежурил у дома Эльвиры и вполне мог убить ее, а им позвонить уже после этого и вызвать для беседы уже с остывающим телом.
Алина внимательно взглянула на Олега, пытаясь представить, как его веселое, живое лицо на глазах превращается в кровожадную маску безумца, как его рука замахивается ножом… Кривцов, почувствовав ее исследующий взгляд, округлил глаза и молча замотал головой, потом интенсивно покрутил у висков обоими указательными пальцами.
Правда, у него не было времени, чтобы подвесить Стаси на ветку. Но он мог нанять, кого угодно — отморозков даже в одномединственном Волжанске прудпруди! К тому же, возможно, это была действительно просто злая шутка какихнибудь мальчишек, не имеющих к делу никакого отношения. Но он мог убить ее в квартире. Мог убить по дороге. И придумать любую историю…
Нет, не может быть, чтобы Олег…
— Отпустите меня! — снова потребовал Гершберг тонким, дрожащим голосом. — Я все вам сказал! Разбирайтесь дальше сами!