— Когда ты вместе с коллегой пытался меня скрутить, то потерял бумажку с телефоном Эльвиры. А я успела ее спрятать. Ухо было ближе всего. Машинальные действия, — Алина улыбнулась ему в лицо. — На уровне подсознания.

— Что?! — потрясенно спросил он. — Ты… ее там… Ты успела увидеть там эту запись?

— Нет. Она была сложена.

— Твою мать! — Гершберг откинулся на спинку стула и захохотал — громко, истерично, со всхлипываниями. — Бумажка! Просто бумажка! Как могла обычная бумажка… без информации… и вдруг стать критической точкой блокировки?!.. Оойгосподи! Старина Шрейдер бы удавился, если б узнал об этом! — он резко оборвал свой смех и взглянул на нее почти с ненавистью. — А я ведь ему говорил!.. Я с самого начала был против!.. И потом!.. Я ведь говорил им, что возвращать тебя — большой риск! Если бы Константинович не был главным… со своим дурацким гуманизмом!..

— … то вы бы меня ликвидировали, не так ли?

— Это наука, девочка! Некоторыми вещами приходиться поступаться! Не считай меня чудовищем, но… в истинной науке важен не просто ум, а ум бесстрастный. Никакой морали. Никакой души. Все живые существа, включая и людей — особенно людей — это лишь средство для подтверждения истины. Сырье для прогресса научной мысли…

Алина размахнулась и со всей силы ударила его по губам, потом отвернулась, прошла за стул, на котором сидел Виталий, и устало облокотилась на спинку. Воробьев потянулся, взял ее руку, положил себе на плечо и сжал пальцы.

— Сырье?! — холодно переспросил Жора, изо всех сил стараясь держать себя в руках. — А как же наши жизни, ты, сволочь?!

Гершберг зло посмотрел на него, черпая смелость в почти бессознательной ненависти к этим, окружившем его людям.

— А что такое с вашими жизнями?! Вы бы жили, как жили всегда! Живые и здоровые! Если бы она не осталась в живых, вы бы постепенно все забыли… Да, ситуация была экстремальной, да, на этот раз мы не смогли завершить все должным образом… но никто из вас не бодрствовал во время перехода! Шрейдер дал вам нужную программу, вы вернулись в свои жизни и в них и проснулись! Все! Все было бы именно так, если бы не она! И Эля была бы жива!

— Объясните, что вы с нами сделали? — тихо спросил Борис. — Что и для чего вы с нами делали?

— Господи, да зачем это вам надо?! Забудьте обо всем и идите по домам! Сумасшедшие! Только абсолютно ненормальные начнут искать приснившихся людей… искать смысл в том, чего никогда не было!

— Как это не было! — взревел Олег, до хруста вцепившись пальцами в спинку стула. — Да нас там всех, на хрен, поубивали! Ничего себе не было!

— Это было не понастоящему! — отрезал разбитыми в кровь губами Гершберг и тоскливо покосился на заклеенное газетой окно.

— Но для насто это было понастоящему! — глухо произнесла Алина. — Мы чувствовали понастоящему! И умирали тоже понастоящему! Мы были точно такими же людьми из плоти и крови, как и сейчас! Я абсолютно понастоящему прожила тот миг, когда мне перерезали горло! Сволочи, и вы думаете, что вам это вот так просто сойдет с рук?!

— Глупенькая, — он усмехнулся почти с отеческой жалостью, — нам это уже сошло с рук. Неоднократно, причем! Что вы докажете?! Что у вас есть?! Трупы? Пропавшие люди? Документы? Пленки? У вас нет ничего — есть только идиотский сон! Все, что произошло — всего лишь идиотский сон, бред, галлюцинации — называйте, как хотите! Конечно, вы можете попытаться обратиться в соответствующие органы — бога ради, это даже будет интересно! Загремите в психушку всей компанией! — уголок его рта дернулся и Григорий Данилович снова отвернулся к окну. — Все! Больше я ничего говорить не стану! Я и так сказал достаточно!

Евсигнеев извлек из кармана перочинный нож, нарочито медленно раскрыл его, внимательно посмотрел на сверкающее лезвие, потом — на застывшее лицо Гершберга.

— Мне за такого мудака и отсидеть не жалко!

Григорий Данилович повернул голову, увидел нож и заметно встревожился.

— Я кажется, предупредил вас…

— Хватит! — взревел Алексей, поднимаясь. — Он меня еще пугать будет! Все равно один из них знает и, рано или поздно, узнают остальные! Мне терять больше нечего, понял, урод?! Ты и так у меня все отнял! Ты скажешь правду или я ее из тебя вырежу!

— Уберите этого психа! — испуганно сказал Гершберг, вжимаясь в спинку стула. — Ты спятил еще там!.. Правду… Какая правда вам нужна?! Я вообще не понимаю, чем вы недовольны. В том, что вы там умерли, мы совершенно не виноваты!

— А кто виноват?!

Гершберг сжал губы и мучительно скривился.

— Ну не знаю я! Я ведь был одним из ассистентов! Всегонавсего! Что вы от меня хотите?! В конце концов, разве вам там было так уж плохо?! Ведь там исполнились ваши желания! За что вы хотите нас наказать? — он взглянул на Ольгу. — Вы хотели стать владелицей клуба того человека, который так несправедливо с вами обошелся, — и вы ею стали! — его взгляд перескочил на злое лицо Олега. — Вы хотели собственную автомастерскую — и она у вас была! — лицо Олега в его глазах сменилось лицом Жоры, выражение которого, как всегда, было совершенно непроницаемым. — Вы хотели иметь сеть Интернеткафе и быть плейбоем с внешностью Рока — и вы были таким! — взгляд метнулся к Виталию, но тут же ушел куда-то вниз. — Вы хотели иметь здоровую руку и забыть войну, на которой вам пришлось побывать, — так и было! Что плохого, что все ваши фантазии на несколько дней стали явью?! Черт возьми! Да вы сами по себе ничего не представляете! Вы неудачники, плывущие по течению! Ничтожества с глупыми, примитивными мечтами! — глаза Гершберга загорелись полубезумным огнем, и он выпрямился на стуле, торопливо облизывая склеивающиеся разбитые губы. — Думаете, каков один из критериев вашего отбора?! Мелочность и простота ваших желаний! В них не было грандиозности, не было размаха, не было невозможности! Никто из вас не стремился совершать какие-тоумопомрачительные открытия, захватить власть в целой стране, вести жизнь Стальной бабочки, оставить в истории какойто след! Заветная мечта… паршивая забегаловка, слесарня, парикмахерская, смазливое лицо!.. Уютное, сытое, мещанское счастьишко! Тьфу! — он криво усмехнулся, вдруг сразу став очень старым. — Думаете, я играю роль некоего злого, сумасшедшего ученого, а?! Ведь в подобных диких историях обязательно должен присутствовать безумный профессор, а?! Который обращается с благородными индивидуальностями, как с мусором.

— А разве нет? — негромко произнес Петр, сжимая и разжимая пальцы и играя желваками.

— Да в томто и дело, что нет! Потому что вы — и есть мусор! Вы ничего не можете! Вы не можете даже мечтать! Вам дали возможность принести хоть какуюто пользу. В конце концов, вам дали возможность приблизиться к вашим убогим в мечтам в реальной жизни! На какоето время мы спрятали тех демонов, которые грызли вас всю жизнь. Разве не этого вы хотели?!

— Вы ошибаетесь, — устало сказал Жора, поднял руку и нажал указательным пальцем невидимую кнопку на уровне носа Гершберга. — Вы не спрятали наших демонов. Вы выпустили их на волю. Заветные желания, которым дали жизнь так ненадолго, тоже могут превращаться в демонов… разве вы не знали об этом? Мы были обычными неудачниками, а теперь стали неудачниками сумасшедшими! Вы исполнили наши мечты на миг?.. лучше б вы этого не делали! Посмотрите, во что мы превратились?! Вы не заметили, что здесь коекого не хватает?! Вы в курсе, что Света Бережная умерла? А перед смертью зарезала своего мужа, который изводил ее всю жизнь?

Григорий Данилович слегка побелел лицом, и в его прозрачных глазах снова начал проступать страх, но удивления в них не появилось, как будто сказанное не было для него новостью.

— Нет. Я этого не знал. Возможно…

— Своим экспериментом вы сломали ей психику! В принципе, вы сломали ее всем нам!

— Если бы не Суханова…

— Аля здесь не при чем! — резко перебил его Жора, и на его лице наконец-то начала появляться жаркая ярость. — Света не видела никого из нас! Мы не успели ее найти! Она из- за тебя погибла, сволочь, понимаешь ты это?! Это ты называешь научным прогрессом?!

Григорий Данилович хотел было возразить, но тут вдруг тихий, погруженный в себя Лифман слетел со своего стула, одним прыжком оказался возле гражданина Германии, схватил его за отвороты плаща и, встряхнув, крепко стукнул затылком о стену, и Гершберг взвизгнул — не столько от боли, сколько от испуга.

— Верните мне мою жизнь! — закричал Борис, снова и снова ударяя его о стену. — Немедленно верните мне мою жизнь!

— Это была не жизнь, дурак! — заорал тот, пытаясь вывернуться. — Это был всего лишь сон! Сон! Понимаешь?!

Виталий и Олег, вскочив, с трудом оторвали буйствующего ювелира от Гершберга. Борис покачнулся, потом подошел к стене, прислонился и сполз по ней, дрожа всем телом.

— Это сейчас сон! Это сейчас не моя жизнь, а сон, кошмарный сон! Я хочу проснуться! — Срывающимся голосом он повторил: — Я хочу проснуться! Верните мне мою жизнь!

— Радуйся, что у тебя есть хоть такая! — не выдержав, крикнул Григорий Данилович. — Тебя ведь убили там — забыл?!

— Такая мне не нужна, — прошептал ювелир и закрыл лицо руками. В помещении повисла тишина — тяжелая, давящая, злая, и Гершберг в который раз съежился на пересечении ненавидящих взглядов.

— Слушайте, я уже все сказал. Отпустите меня.

— Ты не сказал и четверти, — заметил Олег, молчавший удивительно долго. — Кстати, ты забыл коечто еще оченьочень важное. Один из демонов, которых вы выпустили, убил нас там. И, нам кажется, теперь он убивает здесь. Человек, чью заветную мечту вы тоже на миг сделали реальностью. Мечту играть страхом других. Мечту убивать безнаказанно. Желание, которое, возможно, было спрятано где-то на самом дне его подсознания, и если бы не вы, этот человек, возможно, никогда бы даже не задумался над этим… Но там он это попробовал. И ему понравилось.

— С чего вам в голову пришла такая глупость? — глухо спросил Гершберг.

— Частный гостиный дом 'Жемчужный'. Разве вы не слышали о том, что там случилось?

Григорий Данилович молча, непонимающе смотрел на него.

— Ну, конечно, вы ведь были погружены в амор!.. Там убили всех, — сказал Виталий, встал, подошел к связанному человеку и сел перед ним на корточки, свесив руки между колен. — Группа людей в запертом помещении, все убиты разными способами в разное время без всякого мотива… Черт возьми, вам ничего это не напоминает?!

— Нет, нет, — пробормотал Гершберг. — В этом нет смысла, здесь он бы не стал…

— Кто?! — вскричал Виталий, и Гершберг, отпрянув, на этот раз сам стукнулся своим многострадальным затылком о стену. — Ты же знаешь, кто! Кто он, где?! Какой он в этом мире?!

— Да он тебе не скажет! — со злой усмешкой произнесла Кристина, теребя свою жемчужину. — Посмотри на него! Ему страшно!

— Конечно, страшно… Это ведь он прихлопнул твою подружку, чтобы она тебя нам не слила, а?! Верно?! Только как он узнал о ней?!..

— Пожалуйста, отпустите меня… — прошептал тот. — Бога ради, не заставляйте меня больше ничего говорить! Вы не представляете, что может произойти!

— Кретин! Если мы его поймаем, уже ничего не произойдет! Ни с кем, ни с тобой, в частности!..

Гершберг отрицательно покачал головой, и это легкое движение стало искрой, упавшей на груду иссушенной травы. Все повскакивали и набросились на него с яростными криками, тряся, колотя и требуя объяснений. В углу образовалась галдящая кучамала, распавшаяся только тогда, когда в помещении раздался оглушительный грохот. Все, тяжело дыша, обернулись и вопросительно уставились на Алину, с потерянным видом стоявшую возле опрокинутой стремянки.

— Бориса нет! — глухо произнесла она и махнула рукой туда, где еще совсем недавно, привалившись к стене, сидел Лифман. — Он ушел!

— Ты же запер дверь! — воскликнул Олег, глядя на Виталия, а тот уже метнулся к выходу, крикнув на ходу.

— Там только засов!

— Может, вышел подышать? — Кристина подбежала к окну и оторвала кусок газеты, потом припала к стеклу, обзирая пустое пространство перед домом, возле которого сиротливо стояла белая кривцовская 'Нива'. — Нету. Куда он девался?!