внешность. Становиться чьейто копией. Вплоть до малейших деталей, если он их заметил. Но он не мог стать кемто из нас полностью. Поэтому я не сомневаюсь, что перед тем, как убить водителя, он очень тщательно его допросил. О нем самом. И о нас. Так он узнал об опасности. О тебе. И обо мне. А законы природы… и он им подчинялся. Он не мог замедлить время. Не мог быть в двух местах одновременно. Не мог заставить исчезнуть запах. Не мог создавать вещи из воздуха — ни мою цепь, ни Жоркину одежду, ни твой халат — тогда он взял халат в шкафчике бассейной. И он не мог заставить трупы не разлагаться.

— Так вот для чего этот пожар на самом деле! — прошептала Алина.

— Да. Я все удивлялся — Кристинку окатил, себя тоже… да и солярка ведь так просто не загорится. Основательно поливать надо, а не сбрызгивать. У нас не должно было быть сомнений, что это Петр. Но мы не должны были заметить, что Петр умер далеко не только что. И, надо отдать ему должное, у него это получилось. Почти.

— И тогда у окна я действительно видела не тебя…

— И я на первом этаже видел не тебя.

— И Олег не был сумасшедшим. Он действительно видел Жорку. Вернее, Лешку, который превратился в Жорку! И в ванной тогда действительно пряталась Кристина… то, что превратилось в Кристину!

— Сукин сын играет нечестно! — с кривой усмешкой заметил Виталий. — Не соблюдает детективных канонов. Детектив и фантастика несовместимы.

— Но зачем нужно было все так усложнять? Пришел бы Лешкой, мы бы его приняли.

— Одиннадцать комнат, помнишь? Он не должен был появиться в доме. Иначе встревожились бы те, кто все это затеял.

Алина повернулась и пристально посмотрела на красную крышу особняка.

— И он сейчас там?

— Да.

— Он знает, что мы здесь?

— Конечно. Более того, думаю, он знает, что мы все поняли.

— Сволочь! И что же теперь?

— Он ждет нас.

Алина вздрогнула, продолжая смотреть на особняк. Ее руки сами собой поднялись и пальцы переплелись под подбородком. Она облизнула пересохшие губы, потом повернулась и увидела, что Виталий протягивает ей пистолет.

— Осталось два патрона, так что постарайся получше прицеливаться, — негромко сказал он. — Если, конечно, возникнет необходимость.

Алина посмотрела на пистолет, потом покачала головой.

— Зачем? Я все равно не умею с ним обращаться. У меня есть нож… Просто, когда мы зайдем…

— Я зайду! — Виталий нетерпеливо схватил ее за руку, развернул раскрытой ладонью вверх и хлопнул на нее оружие. От холодной металлической тяжести она снова вздрогнула.

— Нет, я…

— Ты вернешься в автобус и закроешь двери! Сядешь так, чтоб тебя не было видно с улицы. Ни в коем случае не открывай дверь и никого не подпускай к себе! Кого б ты не увидела! Даже если это буду я! Даже если я буду в той же самой одежде! Даже если буду истекать кровью и умолять тебя о помощи! Запомни, я покажу тебе указательный палец. И скажу, что Дева Севера ушла. Если я этого не сделаю, стреляй не раздумывая! Поняла?!

— Я пойду с тобой! — вскричала Алина возмущенно и отчаянно. — Я не останусь здесь! Ты не можешь меня заставить!

Она судорожно вцепилась в его руку. Виталий вздохнул и ласково прижал к себе дрожащую девушку.

— Я не заставляю тебя. Я уже понял, что тебя бессмысленно пытаться заставить! А, рыжик?

Алина подняла голову. Изумрудные глаза были полны укора и боли.

— Это верно.

— Поэтому я просто прошу. Нельзя тебе туда соваться, пойми! Останься здесь — и ради своей безопасности, и…

— Чтобы тебе не мешать, — со злой иронией докончила она. Виталий улыбнулся.

— Мне нужно войти туда, чтобы найти его и убить. А не защищать тебя, понимаешь?

— Я не…

— Я знаю — ты страшна во гневе и кого угодно с легкостью порубишь в мелкий винегрет! Потомуто я и пойду туда без тебя. Из гуманных соображений! Ладно, все, Аля, все, иди в автобус.

Виталий поцеловал ее, а потом, чуть отодвинувшись, долго смотрел, точно пытаясь унести в памяти все до единой черточки.

— Помни меня, слышишь? — тихо произнес он. — Обязательно помни. И я…

Виталий оборвал себя, провел большим пальцем по ее подбородку, потом развернулся и быстро пошел, почти побежал к дому. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за деревьями, потом поднялась в автобус и закрыла за собой дверь. Сдернула с кресел пару чехлов и бросила их на пол. Села так, чтобы видеть дорогу перед автобусом, положила перед собой пистолет и уставилась в стекло невидящими глазами, прислушиваясь к каждому биению своего сердца, словно оно было эхом чужого, бьющегося сейчас где-то в прокля-том доме.

Только выживи.

Это моя заветная мечта.

Дверь особняка, которую они, уходя, тщательно закрыли, теперь была приглашающе приоткрыта. Он открыл ее до конца, сделав это спокойно и без всяких предосторожностей. Почему-то он был уверен, что в этот раз не будет никаких хитроумных ловушек. Не будет ни летающих алебард, ни арбалетов, ни опрокидывающихся ведер с кислотой или соляркой. Его ждали не для этого.

Стоя в дверном проеме, Виталий снял куртку и бросил ее на пол, оставшись в брюках и светлосерой водолазке. Из оружия у него был только нож. Неплохо было бы, конечно, прорваться в оружейную и прихватить что-нибудь посущественней — тот же Алькин меч, но Виталий сомневался, что ему дадут это сделать.

Он медленно пошел вперед, миновал колонну и резко остановился, точно налетел на невидимую стену. Впрочем, это соответствовало истине. Стена была из ужаса и отвращения.

— Больной ублюдок! — произнес Виталий побелевшими губами.

Его встречали.

Яркие лучи солнца, проходя через витражное окно и пронзая 'воздушную башню', отлично освещали первые ступени широкой лестницы. Там он их и разместил — с заботливостью и вкусом, и это поражало, учитывая, что времени для композиции у него было не так уж много.

Они полусиделиполулежали на ступеньках, прислоненные друг к другу, прикрепленные веревкой, и все смотрели на него — он почти осязательно чувствовал их взгляды, хотя у четверых глаза были закрыты замерзшими веками, а у двоих глаз не было вообще. А так по сути смотрел на него только Олег, тяжело привалившийся плечом к перилам и свесивший руки между колен, словно он присел отдохнуть после тяжелого трудового дня. Рот Кривцова был приоткрыт, на лице застыло негодование, взгляд был чутьчуть скрыт надвинутой на глаза кепкой. Губы и подбородок были измазаны подсохшей кровью, голые плечи тоже. В пальцах была зажата любимая мизерикордия. Видеть его было особенно тяжело — он успел привязаться к весельчакуавтослесарю, оказавшемуся почти несгибаемым и сообразительным, но столь неосмотрительным в своей сообразительности.

Жора, Света, Борис и Ольга скорее лежали, чем сидели на ступеньках. Убийца не смог придать замерзшим телам сидячее положение, поэтому просто закрепил их веревкой и упер ногами в ступени. На груди у Жоры лежала одна из его фантастических картин, Ольге всунули в замерзшие пальцы пустую бутылку из-под коньяка, Борису на полусогнутые колени усадили изуродованную резиновую куклу, Светлане к руке привязали обгрызенную палку колбасы, а между раскрытыми губами, чтобы замаскировать вывалившийся язык, воткнули пышный цветок бледнокрасной розы, на котором сияли капельки воды, — убийца явно решил показать, что не лишен эстетического вкуса. Тела по-прежнему были обмотаны простынями — вероятно, их оставили, чтобы скрыть нанесенные бизнесменом страшные повреждения. Это тоже выглядело бы не эстетично.

Алексей сидел, полуприкрытый Марининым зонтом, зацепленным длинной крючковатой ручкой за одну из шлевок на брюках. Его лицо было жутким, влажно поблескивающим месивом из мяса и обломков костей. Кристина склонилась на его плечо, прижимаясь к нему головой с жалкими остатками обгоревших волос, пристально глядя страшными запекшимися белками из-под полуопущенных век. В побуревших тонких пальцах медленно тлела наполовину сгоревшая сигарета, и сизый дымок тонкой струйкой разматывался вверх, и сидевший рядом Петр, казалось, неодобрительно щурится на него уцелевшим глазом. У него на коленях лежал аккуратно сложенный листок бумаги.

Убийца не поленился и притащил в холл даже Марину, вернее то, что от нее осталось, свалив на ступеньках бесформенной расползающейся грудой, из которой улыбался безглазый багровый череп. Рядом на ступеньке стояло небольшое зеркальце, повернутое так, чтобы труп мог видеть свое отражение.

Все было затоплено золотистым солнечным светом, придающим композиции некое кошмарное оживление и особую четкость. В холле стоял удушливый запах смерти.

— Больной ублюдок! — дрогнувшим голосом повторил Виталий, потом вскинул голову и закричал в 'воздушную башню' — скрываться не было смысла, за ним наблюдали и, конечно же, знали, что он вошел. — Больной ублюдок! Примитивная дешевка! Начинал, как элегантный детектив, а закончил дешевой тупой подделкой под дешевые тупые страшилки?! Дешевка! Ты не то пожелал себе здесь, придурок! Тебе нужно было пожелать себе хотя бы немножко мозгов!

Его сильный голос эхом разлетелся по дому и замер где-то в отдаленных уголках. В ответ не раздалось ни звука. Особняк молчал и молчал прячущийся в его недрах безумец, но молчание было злым, и Виталий почувствовал, что его слова не были приняты благосклонно. Он осторожно подошел к лестнице, потом наклонился к Петру, кривясь от усилившегося запаха, и подхватил бумагу с его колен. Развернул.

Вот примёлся злой Виталя, черной молнии подобный!

Виталий резким движением смял записку в кулаке, потом поочередно глянул в оба пустых коридора. Кухня? Нет. Бассейн? Нет, не то место. В бильярдной разгром, в подвале ему вообще нечего делать. Где? Гостиная? Зала? Одна из комнат?

Вообще почему-то самым подходящим местом казался холл, но здесь был только мертвый комитет по встрече.

Трупы занимали лестницу по всей ширине, так что пройти, не потревожив их, было невозможно. Виталий подошел к ступеням в том месте, где была Марина, ухватился за перила и, подпрыгнув, резким рывком перебросил свое тело на несколько ступенек вверх. Потом начал быстро подниматься.

Когда он ступил на третью по счету ступеньку, голова привалившегося к перилам Олега медленно повернулась, и он широко улыбнулся, блеснув крепкими зубами. Потом выпрямился, бесшумно встал на ноги и скользнул вверх по ступенькам, одновременно занося руку со стилетом для удара. Его улыбка стала еще шире.

Виталий, уже шагнувший на площадку, вдруг резко развернулся и коротко ударил Олега в челюсть.