Он показал мне все экспонаты, помногу и с удовольствием рассказывая о них. И они действительно были великолепны! Мои глаза останавливались то на связках редких мехов - белых бобров, черных соболей, белых, голубых и чернобурых лис, черных барсов; то на миниатюрных черепаховых ларцах, в которых, однако, умещались хадаки из тончайшего, как паутинка, индийского шелка, длиной от десяти до пятнадцати ярдов; то на полных жемчужин мешочках из тканой золотом пряжи - подарках индийских радж; то на бесценных перстнях с рубинами и сапфирами -подношениях из Китая и Индии; то на больших камнях жадеита, неотшлифованных бриллиантах; то на инкрустированных золотом, жемчугом и драгоценными каменьями слоновых бивнях; то на красочных одеяниях, шитых золотом и серебром; то на моржовых бивнях с резными орнаментами, выполненными первобытными художниками с берегов Берингова моря, и еще на многом другом, о чем не имею времени поведать. В отдельной комнате стояли статуэтки Будд, изготовленные из золота, серебра, бронзы, слоновой кости, перламутра, а также из редких пород и оттенков дерева.

- Как вам известно, завоеватели, приходя в страну, где почитают богов, всегда разбивают их изображения. Так случилось более трехсот лет назад, когда калмыки вошли в Тибет, то же самое повторилось и в 1900 году, когда европейские войска заняли Пекин. А знаете, почему они так поступают? Возьмите любую статуэтку и внимательно осмотрите ее.

Я взял ближайшего ко мне деревянного Будду и начал тщательно изучать его. Внутри он был полый, там что-то перекатывалось. - Слышите? - спросил лама. - Там драгоценные камни и слитки золота - внутренности бога. Вот почему завоеватели разносят вдребезги кумиров. Многие известные на весь мир драгоценности извлечены из лона индийских, вавилонских и китайских божеств.

Библиотека занимала во дворце несколько комнат, на полках стояли книги и рукописи разных эпох - на многочисленных языках и на всевозможнейшие темы. Многие из них ветшали и рассыпались; чтобы замедлить этот процесс, ламы пропитывали страницы и корешки особым укрепляющим раствором. Там же хранились глиняные таблицы с клинописью, очевидно вавилонского происхождения; китайские, индийские и тибетские книги соседствовали с монгольскими; среди них я видел фолианты буддийских канонических сочинений - 'чистого' буддизма, книги 'красных шапок' - 'искаженного' буддизма и 'желтой секты' ламаистского буддизма; а также сборники преданий, легенд и притч. Ламы самым тщательным образом изучали эти документы и переписывали от руки, стремясь сохранить древнюю мудрость для своих преемников.

В отдельной комнате хранились тайные книги по магии, а также жития и труды тридцати одного Живого Будды, буллы далай-ламы, первосвященника Таши Лумпо, хутухты Утая из Китая, пандита-гэгэна Дулунора из Внутренней Монголии и Ста китайских мудрецов. Только сам богдо-хутухта и марамба Та-Римпо-Ча могли посещать это хранилище тайного знания. Ключи от него покоились в сундуке, стоящем в личных покоях Живого Будды вместе с печатями и рубиновым перстнем Чингисхана с вензелем в виде свастики.

В окружение его Святейшества входят пять тысяч лам разного ранга - от простых слуг до советников 'Бога', составляющих правительство. В их числе -все четыре монгольских хана и пять наиболее родовитых князей.

Наибольший интерес представляют три категории лам, об этом мне сказал сам Живой Будда во время моего визита к нему с Джам Болоном.

'Бог' сетовал по поводу растущей распущенности лам, предпочитающих вести жизнь в праздности и роскоши, что способствовало снижению в их среде числа ясновидцев и предсказателей:

- Если бы монастыри Яхансти и Нарабанчи не сохраняли в первоначальной строгости устав, в Та-Куре вовсе не было бы пророков и вещунов. Ведь боги забрали от нас Барун Абага Нара, Дорчюл-Джурдока и других святых лам, прозревавших то, что сокрыто от взора простых людей.

Эта категория лам очень почитаема - ведь каждого именитого гостя Урги непременно покажут ламе-предсказателю, часто втайне от самого гостя, чтобы богдо-хутухта, располагая сведениями о прошлом и будущем гостя, знал, как его принять и как держаться с ним в дальнейшем. Обычно предсказатели -худые, изможденные старики, ведущие аскетическую жизнь, хотя встречаются среди них и молодые люди, почти дети. Это те же хубилганы, 'воплощенные боги' - будущие хутухты и гэгэны монгольских монастырей.

Вторая категория - врачи или Та-ламы. Они изучают действие на людей различных растительных и животных снадобий, сохраняют рецепты и методы древней тибетской медицины, совершенствуют свои знания в области анатомии, не имея понятия о вивисекции и скальпеле. Они искуснейшие костоправы, массажисты, великие мастера в гипнозе и животном магнетизме.

Третья категория - так называемые, врачи-отравители, 'доктора политической медицины', большие знатоки своего дела, в основном тибетцы и калмыки. Они живут отдельно от своих коллег и являются мощным молчаливым орудием в руках Живого Будды. Мне говорили, что почти все они немые. Я видел одного такого медика - того самого, что отравил врача, посланного китайским императором для 'ликвидации' Живого Будды. Это был крошечный, белый как лунь старикашка с пучком редких седых волос на подбородке и необычайно живыми глазами, они так и бегали по сторонам. Стоило ему заявиться в какой-нибудь монастырь, как местный 'Бог' тут же переставал пить и есть, опасаясь сюрпризов от этого монгольского Локуста. Но несчастный был все равно обречен - его, избранную богдоханом жертву, могли убить с помощью пропитанных отравленным раствором шапочки, рубашки, туфель, четок, уздечки, книги и различных предметов религиозного культа.

Слепого первосвященника окружают безграничное почитание и преданность - при аудиенции все падают перед ним ниц. Ханы и хутухты подползают к нему на коленях. Он весь окутан древней восточной тайной. Этот вечно пьяный слепец, с восторгом слушающий набившие оскомину оперные арии, любящий попугать своих слуг током от динамомашины, жестокий старик, не моргнув глазом убирающий своих политических врагов, лама, держащий народ в невежестве и обманывающий его своими пророчествами и предсказаниями, наделен тем не менее сверхестественными способностями.

Однажды мы сидели в его личных покоях, и князь Джам Болон переводил богдохану мой рассказ о мировой войне. Старик внимательно следил за рассказом, а потом вдруг, широко раскрыв невидящие глаза, начал прислушиваться к неким доносящимся извне звукам. Лицо его приняло почтительно-просительное и испуганное выражение.

- Меня призывают боги, - прошептал он и медленно прошаркал в свою молельню, где около двух часов, застыв на коленях, как изваяние, молился вслух. Молясь, он беседовал с невидимыми богами, задавал им вопросы, на которые сам же и отвечал. Вновь появился он перед нами бледный и обессилевший, но радостный и духовно просветленный. Так свершается его личная молитва. Во время храмовых богослужений он не возносит вместе с другими молитвы богам, ибо сам является тогда 'Богом'. Его вносят на троне в алтарь, и ламы вместе с прочими верующими оказывают ему божеские почести. К нему посылают люди молитвы, надежды, перед ним льют слезы, делясь горестями и бедами, он же выслушивает все невозмутимо, глядя прямо перед собой острыми, блестящими, хотя и невидящими глазами. Во время службы ламы меняют на нем одежды и венцы, комбинируя различные сочетания желтого с красным. Заключает богослужение торжественная церемония: Живой Будда благословляет присутствующих, поворачиваясь поочередно во все стороны света, и наконец замирает, простирая длани к северо-западу, то есть к Европе, куда, согласно заветам Желтой веры, будет распространяться учение мудрейшего Будды.

После собственной сердечной молитвы или долгих храмовых служб богдохан обычно взволнован и часто призывает секретарей, диктуя им свои пророчества и видения - всегда запутанные и неясные, которые сам он предпочитает не растолковывать.

Иногда со словами - 'души вступают со мной в связь' он облачается в белоснежнейшие одежды и идет в свою молельню. Тогда врата дворца наглухо запираются, а ламы погружаются в состояние священного, мистического ужаса; они молятся, перебирая четки и повторяя шепотом: 'Да пребудет вечно Великий лама на цветке лотоса!', вращают молитвенные колеса или изгоняют злых духов; астрологи составляют гороскопы; ясновидцы заносят на бумагу свои видения, а марамбы раскрывают древние книги, пытаясь найти объяснение словам Живого Будды.

Случалось ли вам бывать в затянутых паутиной и плесенью подвалах древних замков где-нибудь в Италии, Франции или Англии? Вот где сокрыта пыль веков! А ведь она могла касаться лиц, шлемов или мечей императора Августа, Людовика Святого, Великого инквизитора, Галилея или короля Ричарда! При мысли об этом сердце бьется быстрее и вы начинаете чувствовать уважение к этим немым свидетелям минувших веков. Похожее чувство пережил я в Та-Куре, но оно было глубже и реалистичней. Ведь жизнь здесь за восемь столетий почти не изменилась - люди живут прошлым, а современность, грубо вторгаясь в рутину жизни, только усложняет ее, препятствуя нормальному развитию.

- Сегодня великий день, - сказал в один из моих приходов Живой Будда, - день торжества буддизма над прочими религиями. Это случилось давно. В этот день хан Хубилай призвал к себе лам, молящихся разным богам, и потребовал, чтобы они открыли ему, как и во что они верят. Они, как могли, расхваливали своих богов и священников. Разгорелся спор. Только один лама хранил молчание. Наконец он, насмешливо улыбнувшись, сказал:

- Великий император! Прикажи каждому из нас продемонстрировать мощь своих богов, совершив чудо, а потом уж суди, чей Бог лучше.

Хубилай-хан, последовав совету, приказал ламам показать, на что способны их боги, но сконфуженные ламы только молчали, расписавшись в собственном бессилии.

- Тогда сам покажи могущество твоих богов, -сказал император ламе, поставившему такое условие.

Лама, не говоря ни слова, посмотрел на императора долгим взором, затем перевел взгляд на всех собравшихся и простер перед собой руки. В ту же минуту золотой кубок императора оторвался от стола и поплыл к губам властелина. Сделав глоток, император почувствовал сладостный вкус напитка. Все стояли как громом пораженные, а император произнес:  - Твой Бог станет и моим Богом; ему будут молиться все мои подданные. Но расскажи, какой ты веры? Кто ты и откуда пришел?

- Учение мудрейшего Будды, - моя вера. А сам я - пандита-лама, Туржо Гамба, из далекого и славного монастыря Сакья в Тибете, где обитает воплощенный в человеческом теле дух великого Будды, его мудрость и сила. Знай, император, народы принявшие буддизм, распространят свою власть на страны Запада и через восемь веков и одиннадцать лет наша вера одержит победу над всеми остальными верованиями. - Вот что произошло в сегодняшний день много столетий назад! Лама Туржо Гамба не вернулся в Тибет, а обосновался в Та-Куре, где в то время действовал лишь один маленький храм. Отсюда он ездил к императору в Каракорум, а затем вместе с ним в столицу Китая, постоянно укрепляя могущественного властелина в вере, провидя положение государственных дел и просвещая его в соответствии с волей Бога.

Живой Будда замолчал, прошептал молитву и затем продолжал:

- Урга, древнейшая колыбель буддизма... Вместе с воинством Чингисхана на завоевание европейского континента отправились олеты или калмыки. Они не вернулись и почти столетия жили на российских просторах. Когда же ламы 'желтой веры' призвали их на борьбу с властителями Тибета - 'красношапочниками', угнетавшими народ, они откликнулись на зов. Калмыки защитили 'желтую веру' и тогда же поняли, что Лхаса слишком далека от остального мира и вряд ли сможет распространить оттуда свою веру по всему свету. Поэтому калмыцкий хан Гуши привез из Тибета святого ламу, Ундур-гэнэна[41],видевшего самого Царя Мира. С этого времени богдо-гэгэн жил постоянно в Урге, став борцом за свободу Монголии и покровителем китайских императоров монгольского происхождения. Ундур-гэгэн стал первый Живым Буддой на монгольской земле. Нам, своим преемникам, он оставил кольцо Чингисхана, посланное старинной книги. Лама забубнил: - Когда Гуши-хан, вождь олетов Хубилай-ханом далай-ламе в знак восхищения показанным Туржо Гамбой чудом; оставил и кубок, изготовленный из черепа загадочного индийского мага, великого чародея, из него пил во время храмовых церемоний король Тибета Стронгцан - пил шестнадцать веков тому назад; а также высеченную из камня древнюю статую Будды, привезенную из Дели основателем 'желтой веры' Паспой.

Богдо хлопнул в ладоши, и тут же один из секретарей подал ему завернутый в красный платок большой серебряный ключ, которым он открыл сундук, где хранились печати. Живой Будда запустил в него руки и вытащил небольшой ларчик слоновой кости, из которого извлек крупное золотое кольцо с великолепным рубином, вправленным в свастику.

- Это кольцо постоянно носили на правой руке Чингисхан и Хубилай-хан.

Секретарь запер сундук; затем богдо приказал пригласить в покои его любимого марамбу, чтобы тот прочитал несколько страниц из лежащей на столе или калмыков, разбил 'красношапочников', он привез с собой чудодейственный 'черный камень', посланный далай-ламе Царем Мира. Гуши-хан собирался основать в Западной Монголии столицу 'желтой веры', но олеты в это время находились в состоянии войны с императорами из маньчжурской династии за китайский трон и терпели одно поражение за другим. Последний хан олетов, Амурсана, бежал в Россию, но перед побегом успел переправить священный 'черный камень' в Ургу. Пока камень оставался в Урге, и Живой Будда благословлял им народ, болезни и прочие беды обходили монголов и их скот. Но сто лет назад священный камень похитили, и с тех пор буддисты тщетно ищут его по всему свету. После его исчезновения монгольский народ стал