— Ничего… ничего. Никак не приду в себя.
— Что случилось?
— Да ничего… ничего… Я зазевалась… Она увидела Тото, шарахнулась…
До меня вдруг доходит, что моя тетя тоже очень испугана. Аж покраснела.
— Я же не нарочно! Я не заслуживаю публичной казни!
— «Он» тебя узнал?
Анжелу вот-вот хватит удар.
Что? Кто? Кроме старушки, которая выбросит мой автограф быстрей, чем я расписалась, никто здесь меня не узнал. Что-то мне с утра одни больные на голову встречаются.
— Ты о чем?
— Да нет, я так.
Я внимательно смотрю на тетю. В ее «я так» слышна недосказанность: кажется, я что-то упустила, и мне вдруг становится ужасно интересно что.
— Что?
Она молчит.
— Слишком поздно! Что ты хотела сказать?
— Пошли?
— Нет уж! Начала — так договаривай!
Анжела мнется. Она действительно проговорилась, а договаривать ей очень не хочется.
— Ты никого не встретила?
— Это что, загадка? Я встретила человек сто! Сплошь придурки, если хочешь знать!
Я теряю терпение. «Давай же, колись, не тяни резину!» — так и хочется мне сказать. Я жду. Держу себя в руках, но мне это нелегко дается.
— Ты не встретила кого-нибудь знакомого?
— Нет.
— Ну и хорошо.
Наверное, я себя накручиваю… Ладно, там посмотрим, «встреча» начинается через десять минут.
— Тото! Кончай меня тянуть! — рявкаю я на моего пса. Мало того, что он вывихнул мне руку, изгваздал плащ, растрепал волосы и чуть не подвел под монастырь, — нападение на двух человек уголовная статья! — ему еще хочется отнять пирожок у проходящей девушки.
Я привязала Тото в кабинете у «ком-дир». Своего имени она мне не сказала, фамилии тоже. Должность в усеченном виде — все, что у нее для меня нашлось. Ком-дир.
— Он не будет грызть ножки? — беспокоится она.
— Как вы могли заметить, он не кролик и не бобер. В худшем случае задерет лапу.
Ком-дир поняла: я отъявленная грубиянка. А я просто не переношу, когда моего пса принимают за другого зверя.
Элизабет, пресс-атташе, смеется. Я забавна, когда злюсь.
— Извините, я перенервничала.
Ком-дир знает, «каково это». Она кивает со снисходительным видом. Проехали, она на меня не в обиде за резкость.
Приклеив к лицу улыбку, я вплываю в зал, следом за мной входит Элизабет. А народу-то много для утра субботы… Я ищу в публике своих. Вот мама — она теперь рыжая, и волосы прямые, — робко улыбается. Мандражит за меня. У Коринны розовеют щеки. Жоржетта, без намека на прежние округлости, смотрит, как в детстве, исподлобья. Не задаст ли мне кто-нибудь каверзный вопрос? К ним подбегает запыхавшаяся Анжела.
— Добрый день.
Ком-дир, она же ведущая встречи, поставила на стол два микрофона. Один тут же оказывается у меня в руке.
— Я думаю, микрофон не нужен… — пытаюсь отдать его обратно.
Зал не так велик, меня слышно и без микрофона. Но ком-дир настаивает. Она приготовила микрофоны, стало быть, знала, что делает. Она провела сотни встреч с людьми куда более известными, и все пользовались этим микрофоном. Она не видит абсолютно никаких причин отступать от этого правила и в отношении меня.
— Добрый день, — повторяю я в микрофон: ладно уж, доставлю ей удовольствие.
Дама улыбается. Все хорошо, встреча пройдет как запланировано. Она поворачивается лицом к публике, откликнувшейся на призыв ее мультимедийного магазина-гиганта.
— Прежде чем вам зададут вопросы, давайте вкратце представим публике ваш творческий путь, уже очень богатый на сегодня.
В дверном проеме, прямо напротив меня, за спинами двух сотен человек, слушающих вступительное слово ком-дир, стоит давешний мужчина и точно так же улыбается мне. Опять на самом проходе. Это мания какая-то!
Я машинально бросаю взгляд на Анжелу, тесно прижавшуюся к моей маме. Обе внимательно слушают мой куррикулум витэ, который уж они-то знают наизусть.
Начинаются вопросы.
— Здравствуйте, меня зовут Софи, я учусь в лицее Люмьер…
Удар! Удар кулаком в живот! Это улыбка с фотографии в книге Стендаля! Блондин! В дверном проеме стоит он! Тот самый «Он», которого я никогда не видела!
Вот чего так испугалась Анжела! Вот почему она допытывалась, не встретила ли я кого-нибудь! Я его не узнала! Столько лет прошло со времен той фотографии в книге Стендаля. Я чуть не падаю со стула.
Смотрю на маму — а ей и невдомек.
— Вас узнают на улице?
— Э…
Смотрю на сестер — им тоже невдомек!
Смотрю на него! «Он» здесь! Блондин, улыбавшийся в объектив, стоит передо мной!
«Обернитесь! Посмотрите назад! — хочется мне крикнуть всем. — „Он“ здесь!»
Ком-дир и публика запросто дадут ему уйти, а я не могу ничего ни сделать, ни сказать.
— Почему вы уехали из родного города? Вы думаете, что здесь для вас не было перспектив?
Я что-то отвечаю. Сама не знаю что.
— Какой совет вы дали бы начинающему?
— Совет…
Я не могу оторваться от мужчины в дверном проеме. Кошусь на сестер. Они ничего не замечают. Мама? И подавно. Тетя? Она ведь его видела там, на улице. Я впиваюсь в нее взглядом. Она улыбается мне. «Я тоже причастна», — написано у нее на лице. Моя семья гордится мной.
Голос ком-дир обнадеживает: скоро конец моей пытке.
— Я думаю, пора перейти к раздаче автографов.
Я опять смотрю на своих. Они машут мне.
— Встретимся в ресторане, — старательно выговаривает губами мама.
А мужчина исчез. Люди тянутся к выходу. Проходят друг за другом в дверной проем, где простоял всю встречу «Он».
— Можно сфотографировать?
— Конечно.
Я улыбаюсь в объектив.
— Кристиане и Франсуа.
Я расписываюсь на визитной карточке.
— Успех, — шепчет мне ком-дир.
— Да, да… успех.
Я выбегаю из магазина, как воровка. На ходу киваю пресс-атташе, которая протягивает мне поводок