За что свой незаметный векВлачит в неравенстве такомБеззлобный, смирный человекС опустошенным рукавом?Мне хочется сойти с ума,Когда с беременной женойБезрукий прочь из синемаИдет по улице домой.Ремянный бич я достаюС протяжным окриком тогдаИ ангелов наотмашь бью,И ангелы сквозь проводаВзлетают в городскую высь.Так с венетийских площадейПугливо голуби неслисьОт ног возлюбленной моей.Тогда, прилично шляпу сняв,К безрукому я подхожу,Тихонько трогаю рукавИ речь такую завожу:«Pardon, monsier,[4] когда в адуЗа жизнь надменную моюЯ казнь достойную найду,А вы с супругою в раюСпокойно будете витать,Юдоль земную созерцать,Напевы дивные внимать,Крылами белыми сиять, —Тогда с прохладнейших высотМне сбросьте перышко одно:Пускай снежинкой упадетНа грудь спаленную оно».Стоит безрукий предо мнойИ улыбается слегка,И удаляется с женой,Не приподнявши котелка.Июнь — 17 августа 1925Meudon
Джон Боттом
1Джон Боттом славный был портной, Его весь Рэстон знал.Кроил он складно, прочно шил И дорого не брал.2В опрятном домике он жил С любимою женойИ то иглой, то утюгом Работал день деньской.3Заказы Боттому несли Порой издалека.Была привинчена к дверям Чугунная рука.4Тук-тук — заказчик постучит, Откроет Мэри дверь, —Бери-ка, Боттом, карандаш, Записывай да мерь.5Но раз… Иль это только так Почудилось слегка? —Как будто стукнула сильней Чугунная рука.