Он сдался. Навалился на локоть, лениво глядя на кочевников. Одни, как и он, лежали на кошмах. Другие переговаривались тихими, густыми, низкими голосами. Липоксай играл на костяной флейте. Ноты, сверкая в воздухе, увлекали Виридовикса за собой. Его глаза встретились с глазами Сейрем. Легкая улыбка скользнула по его лицу. Он был не прочь и поднапрячься… Но здесь был не рабский поселок, а Сейрем, к сожалению, не крестьянская девка, с которой можно развлекаться в свое удовольствие.

— Какая досада! — сказал он по-кельтски.

Борэйн заметила, какими жадными глазами кельт уставился на ее дочь. Она сказала что-то Сейрем — слишком быстро, чтобы Виридовикс мог разобрать. Обе громко рассмеялись.

Хаморы, к удивлению Виридовикса, вообще оказались добродушным и жизнерадостным народом. Просто раньше у кельта не было возможности присмотреться к ним поближе.

Сейрем спрятала лицо в ладонях и взглянула на Виридовикса сквозь раздвинутые пальцы. Знак безусловного внимания.

Он заулыбался еще шире.

— Что она тебе такого сказала, а? — спросил он.

Обе женщины снова рассмеялись, Борэйн показала, что не имеет ничего против того, чтобы Сейрем ответила. Заливаясь смехом, Сейрем сказала:

— Она повторила слова Азарми. Он у тебя такой же большой, как ты сам.

Фраза была произнесена на чужом языке. В голове кельта бродил туман. Поэтому ему потребовалось время, чтобы сообразить, что все это значит и кто такой “он”. Когда до Виридовикса наконец дошел смысл сказанного, он ухмыльнулся.

— Прямо так вот и сказала? — Он уселся прямо, дабы показать, что рост у него действительно внушительный.

У шатра загремели копыта. Часовые обменялись криками со всадниками. Затем один из них просунул голову в шатер и позвал своего господина.

Для Виридовикса даже сидеть было нелегким делом. Однако Таргитай, громко выругавшись, тут же вскочил и, расталкивая в стороны людей, сгрудившихся у костра, быстрым шагом пошел к выходу. Когда он откинул полог, струя свежего воздуха коснулась ноздрей кельта. Он радостно и с облегчением вздохнул.

Один из всадников кричал что-то вождю. Последовала пауза, а потом — страшный взрыв ругательств.

Таргитай ворвался в шатер.

— Вставайте, бездельники, ленивые ящерицы! Кто-то устроил набег на пастухов!

Проклиная все на свете, кочевники стали подниматься на ноги. С молниеносной быстротой они начали срывать со стен шатра луки, колчаны со стрелами, мечи, доспехи из жесткой, вываренной кожи. Несколько человек надели металлические шлемы, но большинство просто нахлобучили меховые шапки.

Широкое лицо Таргитая потемнело от гнева. Когда Виридовикс замешкался, вождь обжег его яростным взглядом.

— Пойдем, я хочу, чтобы ты был с нами. Здесь пахнет Варатешем.

— Ну и ну… — Гуделин был одновременно и удивлен, и восхищен. — Кто бы мог подумать, что у варваров можно встретить такую роскошь, такое утонченное понятие об этикете?

Это замечание было сделано sotto voce <Sotto voce — вполголоса, чтобы никто не услышал. — Прим. перев. >, когда видессианское посольство подходило к юрте Аргуна.

Горгид не мог не согласиться с чиновником. Могущественный каган аршаумов развел впечатляющих церемоний ничуть не меньше, чем некогда губернатор города Имброс Раден Ворцез, который пытался поразить воображение римлян, когда те только что оказались в Видессе.

Вместо зонтоносцев высокое положение владыки подчеркивал кочевник, стоявший с копьем в руке у входа в юрту. Под начищенным до блеска наконечником копья развевались три бунчука. Воин был неподвижен, как бронзовая статуя. Другие — не принимавшие такого явного участия в ритуале, но тем не менее охранники — находились здесь же, справа и слева, с луками наготове.

В телегу с юртой была впряжена обычная степная лошадка, сейчас также неподвижная. Ее серая шкура была отмыта и начищена так, что отливала на солнце серебром, а негустая грива и хвост, тщательно расчесанные, украшены желтыми и оранжевыми лентами. Седло покрывал изумительный по красоте орнамент, а уздечка сверкала золотыми бляшками с узором в виде голов грифонов. Спину лошади покрыли великолепной мягкой оранжевой тканью, которая соединялась у груди, живота и хвоста животного застежками из позолоченной кожи. По краям попоны вились орнаменты: грифы, нападающие на козлов.

Юрта стояла на двухколесной повозке. В отличие от других юрт, которые видел Горгид, эта была круглой только наполовину. У плоского входа висел черный шерстяной занавес. Еще три бунчука реяли на тонком шесте над самым входом.

Воин с копьем повернулся и произнес несколько слов сквозь черный занавес. Горгид уловил фразу “посольство Видесса” — он уже слышал ее несколько раз с тех пор, как отряд пересек Шаум. Возникла пауза. Казалось, за занавесом вообще никого нет, но затем он откинулся в сторону. Пауза явно была рассчитана на то, чтобы произвести драматический эффект.

Изнутри юрта была также выложена черной тканью. Из-за этого фигура Аргуна, сидевшего в кресле с высокой спинкой, казалась еще более впечатляющей.

Аргун был суровым человеком, встретившим в жизни немало испытаний. Его сын Ариг, стоявший по правую руку от кресла и приветственно улыбавшийся входившим видессианам, был очень похож на отца. Теперь это сходство бросалось в глаза. У обоих — черные волосы и тонкие усы с серебристой сединой, но морщины на лице Аргуна были куда глубже. При виде Аргуна уже сейчас можно было догадаться, каков будет Ариг в старости.

Аргун был одет в те же меха и украшенную бахромой кожаную куртку, что и его подданные. Одежда кагана была сделана искусно, но без лишней вычурности. Единственным знаком, подчеркивающим его высокое положение, был серый бунчук — символ клана, висевший у него на поясе.

Слева от Аргуна стоял высокий худощавый юноша лет восемнадцати — явно из семьи кагана. Он имел сходство и с Аргуном, и с Аригом, но был куда более красив. Юноша, казалось, хорошо понимал это. Его глаза уверенно скользили по приближающимся посланникам. Он был одет в тунику и штаны, покрытые почти такой же тонкой бахромой, как одежда шаманов. На поясе поблескивали золотые бляхи, нефрит и яшма, а красивые кожаные сапоги были украшены узором из серебряных нитей. Острые скулы, чистая золотистая кожа, ноздри, изогнутые, как крылья чайки, — все это ударило Горгида, словно кулаком.

Гуделин как глава экспедиции выступил вперед и преклонил перед Аргуном колено — не полная проскинеза, какой приветствовали Автократора Видессиан, но первый шаг к тому. Столь же низко поклонился Гуделин Аригу и незнакомому принцу, стоящему слева от трона.

Скилицез, на котором лежала обязанность толмача, последовал примеру Гуделина.

— Ваше Величество, величайший и могущественный каган, владыка Аргун, Ваше Высочество, достойный отпрыск и наследователь, принц Ариг, владыка… — Титулы с дивной легкостью срывались с губ Гуделина. Затем он запнулся, не зная, как титуловать стоящего слева от Аргуна юношу.

Ариг тихо произнес несколько слов. Юноша наградил Гуделина улыбкой — немного кислой — и ответил короткой фразой. Его голос был высоким и приятным, но в нем звучали самоуверенные нотки.

— Его зовут Дизабул, он сын Аргуна, — перевел Скилицез.

— Младший сын, — прямо и с нарочитым презрением добавил Ариг, метнув на Дизабула неприязненный взгляд.

Брат — видимо, великолепно сознающий свою красоту, — сделал вид, что Арига вообще не существует. Младший сын Аргуна держался с подчеркнутой уверенностью.

Не обратив внимания на эту маленькую семенную перепалку, Гуделин представил Аргуну и его сыновьям членов имперского посольства. Горгид удивился сам себе, когда склонился перед Дизабулом в низком поклоне. Ему хотелось снова и снова видеть это лицо, хотя красивые черты и были отмечены печатью заносчивости. Давно он не видел таких прекрасных лиц.

Пока каган обменивался приветствиями с посланцами Автократора, остальные кочевники из клана