умел читать по-гречески. Хотя нет, не совсем так: Скавр тоже смог бы одолеть этот текст. Правда, с некоторыми усилиями. Но Скавр — в Видессе, неправдоподобно далеко от этого медленно продвигающегося по степи каравана.

Гуделин тоже делал какие-то заметки. Скорее всего, сочинял речь, которую намеревался произнести перед отцом Арига — Аргуном, каганом клана Серой Лошади. Скоро уже они предстанут перед ним. Самое долгое — через два дня.

Ланкин Скилицез, уютно свернувшись на толстой овечьей шкуре, сладко спал. И похрапывал во сне. Время от времени телега подскакивала на камнях, но это не могло его пробудить. Стиль Горгида вновь побежал по табличке.

“Неудивительно, что при таком положении дел аршаумам удалось вытеснить хаморов в восточную часть степи. Эта степь простирается столь далеко, что люди даже не знают, что происходит в ее дальних пределах. Аршаумы гораздо лучше приспособлены к кочевой жизни, нежели хаморы. Палатки аршаумов („юрты» на их языке) устанавливаются на больших телегах. Таким образом, они не тратят времени на то, чтобы разбить лагерь. Кочевники вечно следуют за стадами коров, отарами овец, табунами лошадей, подобно тому, как стая дельфинов следует за косяками рыбешек”.

Последнее сравнение показалось Горгиду очень удачным. Он перевел его на видессианский язык для Гуделина. Чиновник выразительно закатил глаза.

— Сравнение с акулами было бы куда удачнее, — сказал он. И пробормотал: — Ох, варварство…

Горгид счел за благо решить, будто последние слова относятся не к нему самому, а к аршаумам. И снова заскрипел по восковой табличке:

“Поскольку степные народы разобщены, то как Видесс, так и Йезд пытаются завоевать их, клан за кланом. Привлекая на свою сторону столь сильных и значительных каганов, как Аргун, обе державы надеются оказать таким образом влияние на менее могущественных вождей, чтобы те присоединились к своим влиятельным соседям”.

Горгид отложил стиль и спросил у Гуделина:

— Как ты думаешь, что собирается предпринять этот Боргаз?

Скилицез неожиданно приоткрыл один глаз.

— Ничего хорошего для нас, — молвил он и снова погрузился в сон.

— Боюсь, он прав, — вздохнул Гуделин.

Одновременно с видессианами в страну аршаумов прибыл посол из Йезда. Он также намеревался перетянуть Аргуна на свою сторону. Пока что каган не сделал никакого выбора. Он предусмотрительно держал Боргаза подальше от посланников Видесса.

Неожиданно Горгиду пришла в голову удачная мысль. Он отложил стиль и табличку и высунул голову из юрты.

Агафий Псой медленно ехал на лошади позади телеги. Увидев грека, он приветственно кивнул. Псой и его солдаты держались постоянно настороже — они не доверяли кочевникам охранять посольство, а йездов не без оснований подозревали в том, что те могут совершить какую-нибудь подлость.

Грек обратился к молодому кочевнику, который управлял лошадьми, тянущими повозку с юртой.

— Да умножатся твои стада, — вежливо произнес он, пустив в ход свои уже неплохие познания в языке аршаумов.

— Да будут тучными твои животные, — столь же вежливо отозвался кочевник.

Как все аршаумы, он был невысок и худощав, но обладал при этом недюжинной силой. У него было плоское, скуластое, почти безбородое лицо. Тяжелые веки и складки у глаз оставляли такое впечатление, будто он постоянно щурится. Когда он улыбнулся, грек увидел белоснежные зубы и удивился этому.

Шерстяные штаны и кожаная куртка аршаума были украшены замшевыми полосками и разноцветными кисточками. На поясе он носил кривой меч и кинжал, за спиной — колчан со стрелами. Лук лежал рядом на деревянном сиденье. От кочевника исходил сильный запах прогорклого масла, которым он смазывал свои жесткие прямые черные волосы.

Солнце уже клонилось к западу, к низкой цепи холмов на горизонте. Эти холмы были первой переменой в пейзаже, что Горгид увидел за несколько недель пути. Позади простиралась голая однообразная степь.

Двое всадников неслись к каравану с запада, один — прямо к видессианскому посольству, другой — к юрте Боргаза, над которой колыхался флаг Йезда: черная пантера в прыжке на ржавом кровавом фоне. Да, умно — иметь при себе флаг своей державы. Неплохо было бы Туризину подумать об этом загодя.

Гонец обратился к греку на своем языке, но Горгид только покачал головой: он не понял. Кочевник пожал плечами и попытался заговорить на плохом хаморском. Почти никто из аршаумов не знал видессианского. Горгид нырнул обратно в юрту и разбудил Скилицеза — тот свободно изъяснялся на местном наречии. Ворча, Скилицез выбрался наружу.

— Сегодня вечером мы предстанем перед шаманами, — сообщил он, после кратких переговоров с гонцом, своим спутникам. — Аршаумы хотят очистить нас от злых духов, прежде чем допустить к своему владыке.

Скилицез хорошо знал обычаи степняков, и предстоящая церемония не была для него новостью. Тем не менее его лицо стало более хмурым, чем обычно.

— Язычники, — процедил он сквозь зубы и очертил знак Фоса у сердца.

Гуделина, казалось, нимало не заботило то обстоятельство, что нынче же вечером ему надлежало пройти через странный чужеземный обряд, пусть даже и языческий.

Гонец все еще разговаривал с возницей, который правил юртой. Несмазанные ободы скрипели, телега неостановимо катилась на юг.

Горгид вопросительно глянул на Скилицеза. Тот объяснил:

— Нас везут к шаманам.

Примерно час спустя телега вошла в широкую долину, Оглянувшись, грек заметил телегу Боргаза — она тащилась примерно в двухстах метрах позади видессиан. Дважды аршаумы объезжали телеги, желая убедиться, что солдаты Псоя не смешиваются с йездами, охраняющими Боргаза. Остальные телеги, сопровождающие оба посольства, уже свернули к лагерю Аргуна.

Одинокая юрта на колесах стояла в долине. Лошади мирно паслись рядом. Из юрты вышел человек с факелом в руке. Горгид был слишком далеко, чтобы разглядеть все детали, но все же заметил: одежда на этом человеке была довольно необычной.

Возница сказал греку:

— Войди внутрь.

Скилицез объяснил:

— Если мы раньше времени увидим их священный костер, это может разрушить чары.

Горгид нехотя повиновался. Если ему не будет дозволено наблюдать, то как, спрашивается, он сможет изучать степные обычаи?

Горгид слышал треск хвороста в пламени костра. Слышал он, как Боргаз занял указанное ему место.

Возница подозвал кого-то. Ответ послышался сразу же. Отвечал старик.

— Можно выходить, — сказал Скилицез. Он повернулся и изумленно воззрился на Гуделина: — Фос милосердный! Ты что, до сих пор сочиняешь свою дурацкую речь?

— Всего лишь пытаюсь подобрать правильный антитезис, дабы сбалансировать прелюбопытнейший силлогизм, — невозмутимо отозвался бюрократ. Он нарочито важно черкнул еще одну заметку, исподтишка наблюдая за Скилицезом. Офицер уже пыхтел от злости. — Так. Пожалуй… сойдет! Многое, увы, будет безвозвратно утрачено при переводе… Что ж, пошли, Ланкин. Я не собираюсь заставлять их ждать, не знаю, как ты.

Как бы в подтверждение своих слов, чиновник первым откинул полог. Боргаз также выходил уже из своей юрты. Горгид почти не обращал на него внимания. Его внимание было полностью поглощено шаманами аршаумов.

Их было трое. Двое держались прямо — молодые, здоровые люди, третий же словно пригнулся под тяжестью прожитых лет. Должно быть, это он разговаривал с возницей. На всех троих были халаты из мягкой замши. Их необычная одежда, доходившая до колен, была покрыта таким количеством замшевых