Он опять попытался всё превратить в забаву.
— Бог мой, я и не думал, что ты так наш разговор воспримешь. Дискету и документы отдал чисто для вашей с Данькой безопасности. С организацией желающей их иметь, шутить не следует. Сегодня просто подтрунивал над тобой.
— Меня нельзя гнуть… Если меня запереть, я буду думать только о том, как удрать, и ломиться в закрытую дверь. Чтоб заинтересовать и удерживать меня, тебе хватало ума открыть ту дверь нараспашку и так держать её. Но то, что ты делаешь сейчас- отдаляет нас…
Он не принял её серьёзного тона и с иронией заметил:
— Может, ты искала повод избавиться от меня и использовала первый подвернувшийся случай? Или мужчиной тебе не глянусь, а?
Забивая в себе всхлип, попросила:
— Цирк не устраивай. К мужскому качеству претензий не имею. Так что успокойся. И давай проваливай.
— Лен!…
— Не надо всё начинать сначала. Жаль, что я поздно поняла. Хотя можно было иметь представление о тебе ещё в первое наше знакомство.
— И что это за представление? — с невесёлой иронией поинтересовался он.
— К какому типу людей относишься ты.
— Да! И к какому же?
— К эгоистам заразам!
Никите удивление открыло рот и распахнуло глаза. 'Ух ты, как её завело! Вон как сыпет!…' Он осторожненько, осторожненько скручивал разговор — ничем на это не ответил. Не слепой — она была сейчас слишком раздражена, чтобы воспринимать действительность. Потому, пытаясь обнять и приласкать, он с весёлыми нотками в голосе заявил:
— Давай у тебя поживём, если тебя по какой-то причине дом раздражает.
Лена топнула от отчаяния.
— Никита, не заводи меня…, не дом меня раздражает, а ты. — Она ткнула пальцем ему в сторону двери и поинтересовалась, отстанет ли он от неё наконец. Никита молчал. Тогда она топнув ногой ещё раз и задыхаясь криком, выпалила:- Пошёл вон! — получается, начав с просьбы, сорвалась на визг и поборов себя закончила грустно:- Нам больше нечего сказать друг другу. Прощай!
Он враз пошёл на попятную.
— Лена, тихо. Тебе нельзя волноваться. Кажется, мне действительно лучше уйти. Я уже ухожу… Вот кассету забираю с собой. Так спокойнее и безопаснее для тебя.
— Куда, отдай, — метнулась Лена, но за ним и его: не подумаю и не надейся, уже захлопнулась дверь.
Развернулась от двери и упёрлась в зеркало. Потрясающе. На неё глянуло отражение совсем не знакомой ей, всклокоченной бабы. 'О, Господи, боже мой, напугаться можно. До чего не люблю смотреться в зеркало. Но иногда точно надо, чтоб прийти в чувство'. Ох, эта мужская упёртость… В бессилии, опустившись на диван, она заплакала. Ну что за рогатый характер. Один отстал от неё сам. Второго прогнала. Отчего же она такая несговорчивая дура. Получается, как не крути, а Никита прав. Кто-то намудрил, а она, захватываясь азартом, делает из этого сенсацию, подставляя свои бока. А ведь твоя-моя даже не журналист. Опять же рядом с ним она наконец-то могла позволить себе быть слабой и сильной с минимальным ущербом друг для друга. Но с другой стороны, кто имеет право её в чём-то упрекать. Пора перестать оправдываться. В конце-то концов, она вообще не должна отчитываться перед всеми и каждым о своих делах. Нет, это она, наверное, лишку хватила. Как у всех без исключения мужиков по-дурацки устроены мозги. Непременно виноват он. Ну, хорошо, добавим, перед самой собой, чуть — чуть она… ах, какая хитрая. Но ведь он-то он смирился и ушёл. Ушёл от женщины, которую уверял, что любит. Мог бы и стерпеть — надорваться боялся. Хотя сейчас это уже не важно. Взяла трубку, начала набирать номер его мобильного, но передумала и некоторое время лежала в обнимку с телефоном. В общем, потакая себе, коря его, всхлипывая, уснула. Очнулась, когда за окном хозяйничала ночь, и темноту скрашивали, освещая двор, фонари, да звёзды. И теперь уже совершенно другая женщина взяла над ней верх, отпихнув подальше обиженную и обойдённую. 'Взбодрись, глупая баба, нечего киснуть и наведи на себя лоск. Понятно, что обманывать не хорошо, кто спорит-то! Но женщина так устроена, что должна быть всё время во всеоружии и на чеку. Не отведено нам, бабам, природой быть самой собой. Понятно, придётся приукрашивать действительность. Вилять, лавируя по переходам жизни, а ещё бороться с препятствиями, что подкидывает нам судьба'. — Наставляла на путь истинный её та другая, что подняла голову после появления в её жизни Кушнира. Не решаясь за что-то ухватиться, она подошла к окну. Кухня её квартиры, в доме напротив, была освещена. 'Значит, Данька уже дома и гадать на кофейной гуще просто не за чем. Никиту, скорее всего, она потеряла. Ну что ж, придётся пройти и через это'. Сменив тапочки на туфли ещё раз натолкнулась на своё отражение в зеркале. Брр… Самой противно, а что уж о Кушнире говорить. Закрыв квартиру Долгова, Лена поплелась к себе. Летом беременность сплошное мучение. Всё на виду, пальто или плащом не скроешь, да ещё эта духота. Надо признать за городом, у Никиты, легче. Голова от расстройства и неурочного сна гудела. Прохладный ветерок был, как раз кстати. Пока переходила из дома в дом, немного пришла в чувство. Правда переживания из-за ссоры с Никитой и по этому поводу объяснения с Данькой свели в груди ком и давили, давили… Дверь в квартиру, была не заперта. 'Надо пожужжать Даньке на ухо, чтоб больше такого не допускал', — с назидательными мыслями перешагнула, через порог. 'Вкусно пахнет жареной картошкой и рыбой. Неужели Данька так кошеварит?!' — торопясь заглянула она на кухню. Но это был Никита. Лена подсознательно поняла это с порога, но боялась ошибиться…
— Поспала немного? Я специально оставил открытой дверь, вдруг у тебя нет ключей. — Как ни в чём не бывало, весело заявил он, — иди, покупайся пока, через десять минут, у меня всё будет готово.
И смотрел на неё так, что она смутилась. Поругала себя за язык, повесила на себя большую часть вины… В общем, казнилась. В глаза бросились цветы на кухонном столе. Веточка бело — розовой орхидеи нежным ароматным пятном царственно устроилась в высокой вазочке. 'Первым делом успокойся и не делай поспешных выводов и лишних движений. Правильно говорят, ворошить прошлое — лучший способ испортить настоящее. Он полностью изменил твою жизнь, а ты кусаешься'. Лене захотелось подойти, обнять его и прижаться щекой к широкой спине. 'Ведь это именно тот человек, о котором ты мечтала всегда', — тут же услужливо подсказало голове сердце. Немного поколебавшись, она так и сделала. Её животик не давал возможности приникнуть к нему ближе, но она всё равно почувствовала вздох облегчения, прокатившийся по его телу.
— Три века назад, покорителям джунглей приглянулись диковинные цветы, — проследил он за её взглядом, остановившимся на цветке. — Говорят, она передаёт чувство любви, красоты и гармонии.
— Спасибо. — Погладила она с нежностью его спину, промурлыкав. — Не перевелись ещё джентльмены.
— У тебя что-то болит или тебе помочь, — чмокнул он, обернувшись к ней, в распухший нос жены?
— В горле комок… Справлюсь сама, дожаривай, я проголодалась.
Отлепившись от него, она спряталась в ванной. 'Не зря принёс белую орхидею. Они подходят, как раз людям с плохим настроением. Цветок восстанавливает душевное равновесие и притягивает радостные мысли. Наверняка перед покупкой проконсультировался'. Из плена воды не хотелось выбираться. Тёплые струи лаская плечи бальзамом падали на душу. Она бы ещё долго крутилась под тем водопадом, если б не голос Никиты. Он не только спрашивал, а ещё и молил:
— Лена, у тебя порядок? Ужин готов, поторопись.
Ей дико захотелось, чтоб он вошёл, выхватил её из ласк воды и, утащив на кровать, любил. Но всегда безумный Кушнир, боясь за беременность, был осторожен. Стараясь держаться от раздетой жены за дверью, Никита страдал. Никогда не предполагал, что беременная женщина может до такой степени возбуждать. Его стреляло в башку так, что он терял над собой контроль.
Обидевшись ещё раз на Кушнира, теперь уж, как ей казалось на недогадливость и, набросив на себя старый халатик, она прикатилась колобком в кухню. Ужин получился вкусным. К картошке Лена выела полбанки солёных огурцов и была почти счастлива.
— А Данька? — спросила она, немного смущаясь.
— Я ему сказал, что тебе захотелось переночевать здесь. Сок будешь?
— Я уже и не знаю, чего мне хочется… Наверное, уже ничего. Нет, обманываю, хочется. Почему беременности не случилось в зимнее время. Не было бы так жарко и тяжело. Но этого никто не может переиначить…
— Потерпи, немного осталось. Большую часть пути уже прошли. Смотри, как он пихается. Ему уже становится мало там места. Гулять пойдём?
— Мне лень. Спускаться, потом подниматься… Лучше завтра.
— Хорошо, тогда отправляйся на кровать, я сейчас разгребусь здесь и приду.
— Не хочу, — раскапризничалась Лена, сама не зная, чего на самом деле ей, хочется сейчас. Вернее она знала чего, но не знала, как подлезть с этим к нему. До чего же она всё-таки не уверена в себе! Так точно нельзя. Любая бы на её месте добилась своего, а она тянет кота за хвост, не зная как подступиться к собственному мужу.
Никита же всеми путями пытался отослать её в спальню, чтоб не угодить с ней в одну ванную. В темноте и на постели, это одно, под струящимся в лучах лампы, по её животу и набухшей, как цвет хризантемы груди, водопадом, это совсем другое. Но она как нарочно капризничала. Это хорошо, что он проконсультировался с врачом, наблюдавшим её и психологом. И готов был к таким выпадам, а по глупости мог бы и ошибок наделать. Её настроение так часто меняется от счастливого восторга до беспричинных слёз и обид, что он с трудом успевает выкручивать ситуацию. А говорят, беременность не болезнь. Естественно, потому что больными становятся все вокруг. Вот чего ей сейчас надо, попробуй, угадай? А ведь непременно же надо, кружит, как воробей над зерном и не спросишь, можно запросто обидеть. Глаза, как два уголька, только чиркни и всё. Щёки обиженно надуты. Чего ж ей так хочется о чём она боится попросить, а ему самому слабо догадаться… Но не смотря на всё это он так счастлив, как никогда в жизни. Он с таким восторгом наблюдал, как она полнеет день ото дня становясь забавнее и красивее.
— Иди, я быстро, — мягко попробовал он ещё в один заход отправить её в спальню.
На этот раз подействовало, правда неизвестно с каким концом, но она отлепилась от его спины и, насупившись, ушла. 'Кажется, всё испортил, но как знать, что она хочет. Надо позвонить психологу. Возможно, эскулап прояснит ситуацию. Ещё одного я не осилю, свихнусь, или сразу на повтор надо идти, пока опыт не забылся'. Развесив влажное от вытертой посуды полотенце, он взялся за телефон. Доктор ему терпеливо, минут двадцать объяснял, что в таком состоянии женщинам требуется повышенная доля ласки, терпения и доброты. Короче нового он ничего ему не сообщил. Всё это он уже и сам знал. Значит, ничего страшного нет. Никита успокоился и отправился в душ. 'Лаской и вниманием он её обеспечить может через макушку с заячьими ушками. Всё-таки чудно устроен свет. Жизнь ребёнку может дать только женщина. Одно приятно, что зачать без мужского участия они не могут. Но тут расслабляться мужикам не стоит. Им только волю дай, они и в этом вопросе найдут выход'. — Посмеиваясь, он открыл на всю мощность колёсико и подставил своё крепкое, накаченное тело водному потоку. Тихо ступая по пушистому коврику, вошла Лена. За мощным напором воды, Никита не слышал её шагов. Обернулся, когда её животик коснулся его. 'Чертовка! Вот почему она кружила. Я пропал!' Она ж улыбнулась себе — если очень захотеть…
Лена давно спала убаюканная его теплом, а он, поглядывая на пялившуюся в окно луну, не мог. В голове, тесня одна другую, копошились мысли. Его ровно продвигающаяся по прямой жизнь, выверенная и согласованная, в конце концов налетев на Лену, покатилась, как ей вздумается. После юношеского залёта за колючку, он жил осторожно и целенаправленно, поставив на вершину угла только деньги, шёл к ним. Если встречался риск, то непременно просчитанный и только ради них. Женщины занимали своё малое место, в этой его жизни, не претендуя ни на что другое. Всем всё было понятно, обе стороны из намеченных рамок не выходили. Лена ворвалась в его жизнь неправильно и случайно. Всё перевернула вверх тормашками, и постоянно путая его планы, покатила за собой. И он кувыркался следом, делая иногда какие-то жалкие попытки выбраться из-под этого вертящегося колеса, но непременно с ней. Те девицы, что окружали его в его круге и те, что толкались по тем местам, что он бывал, мало отличались друг от друга. Они напоминали охотниц и совсем не интересовали его. Как то так сложилось, что женщинами-то их он не хотел и не получалось называть. Хищницы. Охотницы. Они были разного возраста, рода занятий, от манекенщиц до бизнес леди, но цель их была одна, поймать дичь. Причём были и такие, что однажды уже поймав, какого — нибудь продюсера, кинорежиссёра или модельера с банкиром и имея от него парочку детей, но спустив рыбку с крючка ещё более ловкой хищнице, опять шли туда же на рыбалку за новым уловом, благополучно вылавливая новую рыбину. О любви в тех кругах речь идёт только для лохов и