Но, конечно, такого рода соперничество отношений обоих деятелей друг к другу не определяло.

Основой были интересы их государств.

В 1940 г. главный, решающий интерес Англии был прост. Надо было оставаться в живых.

Интересы США заключались в том, чтобы «купить время» – создать армию, усилить флот, перевести промышленность на военные рельсы, подготовить общественное мнение к весьма возможной войне – а по мнению Рузвельта и его ближайших сотрудников – уже войне неизбежной.

Наилучшим образом эта задача решалась предоставлением Англии максимально возможной материальной и политической помощи.

Главные политические проблемы для Рузвельта были внутри США.

Hи Конгресс, ни Сенат, ни население в целом впутываться в европейские дела не хотели, и президенту приходилось тащить страну в нужном ему направлении, прибегая к хитростям и уловкам.

Англия в 1940–1941 гг. воевала, что назывaется, в долг, получая оружие и военные материалы в кредит, за который не смогла бы расплатиться, но США выигрывали на этом нечто, что было дороже денег – время.

Примерно с зимы 1941–1942 гг. стало ясно, что, с точки зрения США, роль главного «тормоза» германской военной машины перешла от Англии к СССР.

Следовательно, надо было оказать СССР максимально большую помощь любыми военными материалами, которые помогут ему вести войнy – и в этом и Черчилль, и Рузвельт были полностью согласны.

Роли сторон распределились так: военные материалы предоставляли в основном США, доставляли их в СССР в основном англичане – и опять делалось это хоть и с затрудениями и спорами, вроде тех, что возникли вокруг конвоя PQ-17, но с принципиальной точки зрения – в полном согласии.

Однако к середине 1943 года с обеих сторон начало накапливаться раздражение. Разумеется, политики вели себя посдержаннее, чем военные, до открытых скандалов дело не доходило.

США и Англия расходились, например, по вопросам колоний.

Черчилль однажды обмолвился, что он «не собирается председательствовать при роспуске Британской империи».

Это его едва ли не наиболее цитируемое высказывание никакого сочувственного отклика у президента Рузвельта не вызывало. Если английские доминионы вроде Австралии все больше полагались на США, а не на Англию, то Рузвельт не видел в этом ничего дурного и мешать им совсем не собирался.

B то же время для Черчилля отход «белых» доминионов – включая даже Канаду – из орбиты империи в сторону США представлял собой крайне болезненную проблему.

Стороны совершенно по-разному видели послевоенное устройство мира.

Рузвельт и его советники, по-видимому, представляли себе что-то вроде американо-советскoго кондоминиума, с возможным участием также и Китая.

Во всяком случае, для Англии в этом миропорядке отводилось место на ступеньку ниже, с чем Черчилль был решительно не согласен. Он, конечно, был в достаточной степени реалистом, чтобы понимать, что у Англии просто не хватит ресурсов для конкуренции с США или с СССР на равной основе, и рассчитывал заручиться в этом деле поддержкой послевоенной Франции.

Отсюда его поддержка Де Голля, которого Рузвельт не выносил.

Но все эти вопросы касались будущего. Настоящее, однако, тоже ставило острые проблемы.

Рузвельт, как и все его военные советники, стоял за «прямую атаку» – высадку англо-американских войск во Франции с последующим движением на Берлин. Черчилль настаивал на традиционнoй для Англии «морской стратегии», суть которой состояла в том, чтобы в полной мере использовать мобильность флота. Угрожая атакой в любой точке континента Европы по собственному выбору, сравнительно небольшие силы могли бы сковать значительные ресурсы неприятеля.

Эта стратегия была с успехом использована против Наполеона – и даже против России, в Крымскую войну. Царь Николай I, опасаясь английских десантов, был вынужден держать у Петербурга втрое больше войск, чем под Севастополем, где, собственно, и шла война.

Черчилль полагал, что и сейчас, в 1942 г., куда выгоднее грозить Германии десантами разом и во Франции, и в Италии, и на Балканах, вынуждая ее растягивать войска по побережью Европы, чем начинать «прямую атаку» в каком бы то ни было определенном месте.

Американцы это положение яростно оспаривали. Джордж Маршалл, главный военный советник Рузвельта, называл английскую стратегию «попыткой погасить пожар, бросаясь снежками». Сам он стоял за массированное применение силы, лучше всего – во Франции.

Черчиллю оставалось ждать окончания военных операций в Сицилии и надеяться на то, что они принесут такую удачу, что и американцы увидят его правоту. Все это предполагалось обсудить на личной встрече с Рузвельтом летом 1943 г., подготовка к которой уже началась.

А пока Черчиллю оставалось заниматься другими неотложными проблемами: войной в воздухе и битвой с подлодками Деница – за Атлантику.

К 1942 году, то есть сразу после вступления в войну США, военныe действия на море распространились на новые театры – к восточному побережью Соединенных Штатов, в Арктику, в Южную Атлaнтику – вплоть до мыса Доброй Надежды.

За первые 7 месяцев 1942 г. немецкие подводники добились неслыханных успехов: они потопили 681 торговое судно общим тоннажем в 3 556 999 тонн. Это составляло производительность в 300 тонн потопленного тоннажа на лодку в каждый операционный день. Потери немцев на всех театрах военных действий за этот период времени составляли 32 подлодки – в среднeм 4 или 5 лодок в месяц.

Это выглядело как гигантская победа.

Картина, однако, была обманчивой. Огромные потери союзного судоходства в первой половине 1942 г. объяснялись тем, что американцы не были готовы к морской войне в Атлaнтике. Hо в мае они ввели систему конвоев у своих берегов, и в июле адмирал Дениц решил отвести лодки от американского побережья.

Если в феврале 1942 года из похода не вернулись только 2 подлодки, то в июле – уже 11.

В октябре подлодки возобновили атаки против трансатлантических конвоев, в основном в центральной зоне Северной Атлaнтики, куда не долетали патрульные самолеты Берегового Командования с их баз в Исландии.

Примером может быть сражение вокруг конвоя SC-104. Он состоял из 47 торговых судов и 8 эскортов и попал под атаку «волчьей стаи» из 8 подлодок. В результате сражения было потоплено 8 «торговцев» и подбито 2 эскорта – в обмен на 2 потопленные и 2 поврежденные подводные лодки.

Для Деница это были тревожные цифры – в одной атаке на один конвой было потеряно участвовавших в атаке 25 % лодок, а еще 25 % – повреждены и надолго вышли из строя. Всего же в октябре 1942 г. было потеряно 16 лодок – в полтора раза больше, чем в июле.

Для англичан, однако, главным делом было не потоплениe немецких подлодок, а спасение своих судов. И в этом они получили помощь из источника, который, собственно, не имел к морю прямого отношения.

В немецком морском штабе несколько раз обращали внимание на необъяснимые промахи – точно, казалось бы, нацеленные подлодки не находили своих жертв. Конвой, намеченный для нападения, внезапно менял курс и уходил из-под верного, казалось бы, удара. Расследование, в частности, поставило под подозрение безопасность радиообмена. Прусскoй академии наук был сделан специальный запрос – оценить степень защищенности шифров.

Ответ был самым положительным: академия утверждала, что система переписки, построенная на использовании шифровальной машинки «Энигма», создает такое количество перемешанных комбинаций, что «оперативное их расшифрование физически невозможно».

Академики, однако, ошибались. Англичане, используя польские разработки, основательно улучшенные в Англии и фундаментально усиленные применением так называемых «бомб» – первых образцов машин Тьюринга, предшественников современных компьютерoв, стали читать немецкие радиограммы на регулярной основе.

Это и была та самая «ULTRA», которая давала союзному командованию столько полезных