— А принцесса Анна призовет кое-кого из-за моря, — сказала вдовствующая виконтесса и, вынув свой образок, поцеловала его.

— Гарри, вы видели короля при Уденарде? — спросила леди Каслвуд. Она была верной якобиткой, и отречься от своего короля для нее было бы то же, что отступиться от бога.

— Я видел только молодого ганноверца, — сказал Гарри, — что же до шевалье де Сен-Жорж…

— Короля, сэр, короля! — сказали обе леди и Беатриса; она захлопала в ладоши и закричала: 'Vive le Roi' [88].

В эту минуту внизу раздался оглушительный стук, точно кто-то хотел вышибить дверь. Было уже три часа, и гости начали съезжаться; слуга доложил о капитане Стиле с супругой.

Капитан и миссис Стиль, которые явились первыми, прибыли в Кенсингтон из своего загородного владения Ховел в Хэмптон-Уик, а не из дома на Блумсбери-сквер, как поторопилась сообщить всем трем дамам миссис Стиль. И точно, Гарри в это самое утро уехал из Хэмптона, оставив супругов в разгаре семейной ссоры, ибо из комнаты, где он провел ночь на постели, которая не отличалась чрезмерной свежестью и в которой сверх того оказались еще жители, не давшие ему уснуть, он всю ночь и все утро слушал, как за стеною, в супружеской спальне, миссис Стиль по своему обычаю отчитывала бедного Дика.

Ночью виновный не слишком смущался этим. Дик был навеселе, а когда он бывал навеселе, никакие попреки не могли нарушить его благодушия. Мистеру Эсмонду слышно было, как он улещал и уговаривал свою обожаемую Прю и особо прочувствованным после пунша и кларета тоном напоминал ей, что в 'сосе… се…седней комнате лежит ела…славный офицер', который может ее услышать. Однако же она продолжала свои супружеские обличения, называя его несчастным пропойцей, и вынуждена была остановиться, только когда капитан огласил комнату громким храпом.

Поутру несчастная жертва проснулась с прояснившимся сознанием и с жестокой головной болью, и ночное собеседование тотчас же возобновилось. 'В доме ни гинеи, а ты приглашаешь гостей к обеду! Оставляешь меня без шиллинга, а я должна пиры задавать! В чем я поеду в Кенсингтон? В своем желтом атласном роброне, на смех всему обществу? Мне нечего надеть, я всегда хожу в отрепьях', — и так без конца, покуда разговор не принял столь интимный характер, что мистер Эсмонд счел нужным прервать его, высморкавшись изо всех сил, после какового трубного сигнала наступило затишье. Но если супруга Дика была несносна, сам он был милейший человек, и, чтобы сделать ему приятное, каслвудские леди, будучи настоящими светскими леди, пригласили и миссис Стиль. За обедом, кроме капитана и его супруги, собралось отменное и изысканное общество. Челсийская леди Каслвуд прислала в помощь немногочисленной кенсингтонской челяди своих лакеев и ливрейных слуг. В числе гостей, весь в бархате и золотых кружевах, был генерал-лейтенант Уэбб, добрейший покровитель Гарри, которым безраздельно завладела вдовствующая виконтесса; был новый знакомец Гарри, досточтимый Генри Сент-Джон, эсквайр, родственник генерала, пленившийся леди Каслвуд больше даже, нежели ее дочерью; был один из знатнейших вельмож королевства, шотландский герцог Гамильтон, только что получивший титул герцога Брэндона в Англии, и два других благородных лорда из партии тори, милорд Эшбернхэм и еще один, имени которого я не помню, а из дам — ее светлость герцогиня Ормонд с дочерьми, леди Мэри и леди Бетти, из которых первая была товаркою госпожи Беатрисы по ее придворной службе.

— Что за сборище тори! — шепнул Эсмонду капитан Стиль, когда мы все сидели перед обедом в гостиной. И точно, все гости, исключая Стиля, принадлежали к этой партии.

Мистер Сент-Джон без счету отпускал любезности миссис Стиль, и та, совсем растаяв, заявила, что непременно сделает Стиля тори.

— Или меня — вигом, — подхватил мистер Сент-Джон. — Я убежден, сударыня, что вы сумели бы обратить человека в любую веру.

— Если мистер Сент-Джон когда-нибудь заглянет на Блумсбери-сквер, я научу его всему, что знаю сама, — сказала миссис Стиль, потупя свои хорошенькие глазки. — Бывали вы на Блумсбери-сквер, сэр?

— Бывал ли я на Блумсбери-сквер! Да это все равно что спросить, бывал ли я на Мэлл или в Опере! Ведь Блумсбери — это последний крик моды, — сказал мистер Сент-Джон. — Это rus in urbe [89]. У вас там сады, которые тянутся до самого Хэмстеда, а кругом дворцы Саутгемптон-Хаус, Монтегью-Хаус.

— Куда вы, негодники, ездите драться на дуэли! — воскликнула миссис Стиль.

— Чему причиной всегда бывают женщины! — возразил ее кавалер. Признайтесь, сударыня, ваш Дик хорошо владеет шпагой? Какая прелесть 'Болтун'! Мы все узнали ваш портрет в номере сорок девятом, и я с тех самых пор горю нетерпением с вами познакомиться. 'Аспазии принадлежит по праву первое место в прекрасном строю воительниц любви'. Так, кажется, начинаются эти строки? 'Любовь — постоянное следствие всех поступков этой несравненной леди, хоть и не служит никогда их целью; и хотя во всем ее облике больше пленительности, нежели силы, созерцание ее ведет к обузданию разгульных страстей, любовь же к ней есть путь к нравственному совершенству'.

— В самом деле! — сказала миссис Стиль, видимо, не понявшая ни одного слова из речи своего собеседника.

— Нетрудно быть безупречным, имея подобную возлюбленную, — продолжал мистер Сент-Джон с новым любезным поклоном.

— Возлюбленную! Что это вы, сэр! — воскликнула леди. — Если вы меня имеете в виду, сэр, то да будет вам известно, что я законная жена капитану,

— О, это нам всем отлично известно, — ответил мистер Сент-Джон, сохраняя вполне серьезное выражение; но тут Стиль вмешался, говоря:

— Я вовсе не про миссис Стиль писал это, хоть признаю, что она достойна и не таких похвал, но про леди Элизабет Хастингс.

— А я-то полагал, что это произведение мистера Конгрива! — воскликнул мистер Сент-Джон, обнаруживая, что он куда более осведомлен в этом вопросе, нежели хотел показать мистеру Стилю, равно как и в том, кто является оригиналом написанного мистером Бикерстаффом портрета.

— Так сказано у Тома Боксера в его 'Наблюдателе'. Но оракул Тома часто ошибается! — вскричал Стиль.

— Мистер Боксер и мой муж были друзьями в свое время, и когда капитан хворал лихорадкой, мистер Боксер был так добр к нему, так добр, — бывало, каждый день просиживает у его постели, — и он же привел к нему доктора Арбетнота, который его вылечил, — шепотом сообщила миссис Стиль.

— Неужели, сударыня? Как интересно! — сказал мистер Сент-Джон.

— Но когда вышла последняя комедия капитана, мистер Боксер не обмолвился о ней ни словом — он, видите ли, приспешник мистера Конгрива и до другого театра ему и дела нет, — вот мой муж и рассердился на него.

— О! Так мистер Боксер — приспешник мистера Конгрива! — сказал мистер Сент-Джон.

— У мистера Конгрива своего ума довольно! — вскричал мистер Стиль. Никто не посмеет сказать, что я не хочу воздать должное ему или кому бы то ни было.

— Я слыхал, что остроумие мистера Аддисона не уступает его поэтическому дару, — сказал мистер Сент-Джон. — Верно ли, что ему случается приложить руку к вашему 'Болтуну', мистер Стиль?

— В возвышенном ли, в смешном ли, нет человека, который достоин с ним сравниться! — воскликнул Стиль.

— Грош ломаный цена вашему Аддисону, Дик! — вскричала его дражайшая половина. — Этот джентльмен чересчур уж возомнил о себе и нос задирает. Надеюсь, миледи сходится со мной в этом; я терпеть не могу белобрысых мужчин с соломенными ресницами; мой вкус — брюнеты. (Все брюнеты, сидевшие за столом, захлопали в ладоши и поклоном отблагодарили миссис Стиль за ее комплимент.) Этот мистер Аддисон, — продолжала она, — как придет обедать к капитану, мне никогда словечка не скажет; перепьются оба и уйдут наверх чай пить. Я вашего мистера Аддисона помню, когда у него был один- единственный кафтан, да и тот с заплатой на локте.

— В самом деле — с заплатой на локте! Как интересно! — воскликнул мистер Сент-Джон. — Такое удовольствие слушать рассказ об известном литераторе из уст восхитительной жены другого известного литератора.