Милый придет — озирается букой, Злобно ругает меня 'краснорукой'. Батюшки-светы! Да кем же мне стать, Чтоб благородные руки достать?'11 Красные руки остались, чем были, Койку в больнице 'для бедных' добыли. _Нумер седьмой_, пред кончиною, вдруг Стал образцом благороднейших рук. Смерть приближалась. В мгновения эти _Белые_ руки повисли, как плети. 'Холодно, спрячь их!' — сиделка твердит, Нежно Оленка на руки глядит, Думает: 'Боже! Теперь бы _он_ встретил, Чистые руки сейчас бы заметил, К сердцу прижал бы меня от души… Как мои руки теперь хороши!'12 Белые руки, изящные руки! К вам подошел 'представитель науки', Жрец Эскулапа. Пожавши плечом, Он усмехнулся: 'Я здесь — ни при чем. Даром я бросил собрание наше…' И — погрузился опять в ералаше. Некто спросил: 'Оторвали дела?' — 'Да, _белоручка_ при мне умерла. Знал ты ее, как мне помнится? Умер В злейшей чахотке _седьмой_ этот _нумер_'. — 'Нумер не мой. Невиновен здесь я; _Красные руки_ имела _моя_!'
22 ноября 1881
ПЕСНЯ О ДРЕМЕ И ЕРЕМЕ
По селу ходит Дрема. Коробейник Ерема Истомился и лег на полати; А его-ста бабенка, спать уклавши ребенка, Молвит слово: 'Чего пожелати?' — 'Пожелай мне, родная, чтобы выпил до дна я, Хоть во сне, чарку водки хорошей. Пожелай мне с любовью, чтоб не кашлял я кровью, Нагибаясь под грузною ношей. Пожелай также чуда, чтоб хозяин-иуда Уплатил мне по чести деньжонки…' По селу ходит Дрема. Коробейник Ерема Засыпает под песенку женки: 'Спи, мой милый, желанный! Наш сынок бесталанный В рост войдет — и умнее нас станет. Не кручинься, мой светик! Наше детище-цветик, Даст господь, не замрет, не завянет. Я вот так разумею, что тебе, Еремею, Да и мне жить осталося мало. Пожелать только надо, чтобы наше-то чадо, Пробиваясь вперед, не дремало. Я, ученая в школе, не привыкла к неволе И, ее завсегда проклиная, Чую бабьим умишком, что над нашим сынишком Зарумянится зорька иная. А и некую пору будет каждому вору На Руси жить отменно негоже; А и в некое время народится же племя, На людей-ста свободных похоже. Выйдет парень рабочий и до воли охочий!' …И уснула над люлькой бабенка Спит и бедный Ерема. Но не спит только Дрема И пугливо бежит от ребенка.
