самой. Казалось, он струится с потолка.

— Вы, видно, устали с дороги?

— Нет, — ответил Филипп.

Он все ждал, что сейчас отворятся другие двери и выпорхнет Эллин, как обещал ему Батлер.

Филиппу только очень не хотелось, чтобы их встреча произошла при этой девушке. Неживой.

Он замер, пытаясь как-то выставить хозяйку из той комнаты, где должны были встретиться ее гости!

Куда вот-вот должна была войти Эллин.

— Мне сказали, что здесь я найду мисс Эллин, — сказал с замиранием сердца Филипп.

— Да, — ответила Роз Бибисер. — Сейчас она к вам выйдет.

Девушка с мертвым взглядом хлопнула в ладони.

«Знак для Эллин?» — подумал Филипп. Он попытался дать понять девушке, что ему нужно, чтобы их оставили вдвоем с его любимой.

— Мисс, я бы хотел остаться с ней наедине, — пресекающимся голосом вымолвил юноша.

— Хорошо, — сказала безжизненно Роз Бибисер. — Эллин сейчас приводит себя в порядок. Подкрепите свои силы, выпейте вот это, это совершенно необходимо для вашего здоровья.

И она поднесла гостю пиалу с чаем, от нее исходил аромат персика. Филипп, желая поскорее исполнить ритуал гостеприимства, одним духом осушил поднесенную ему чашу. И стал ждать. Девушка вышла. Филипп почувствовал, что с ним стали происходить странные, удивительные вещи. Он увидел себя со стороны. Увидел, как расширяются собственные зрачки. Память отступила куда-то назад. Наступило только настоящее.

Юноша ощутил: с ним происходит что-то очень важное и приятное.

Вдруг дверь отворилась!

Филипп бросился вперед и…

УВИДЕЛ ЕЕ!

Боже, я тебя дождался, — прошептал Филипп. На глазах его выступили слезы. Лучи солнца затопили комнату.

Филипп стал куда-то проваливаться. — В какую-то лучезарную яму. — Он закричал: «Нет!» — и на дне этой ямы увидел Эллин. Она успела схватить его за руку и удержать рядом с собой.

После ухода Филиппа с погонщиком и Эллин с отцом платформа опустела. Но это на первый взгляд. Из дальнего вагона показался несчастный Джекки Уилкс, напуганный отцом Эллин.

Он вез стихи в этот большой город, и вот — теперь он никому не нужен.

Молодой человек поднял в руки газету, которую кто-то бросил на платформу, и побрел вперед. На первой странице газеты было написано: «Восстановление утраченного прошлого. Смотрите. Первое представление карлов в Саванне!»

«Кто бы мое прошлое восстановил», — думал несчастный поэт.

Уилкс-младший побрел к афишам, которые украшали стены вокзала. Здесь также было помещено приглашение на первый в городе концерт карлов. Зрелище завораживающее и ужасающее. Джекки пошел дальше. С детства мальчишки дразнили его поэтом. А что в этом плохого? Он действительно умел сочинять стихи. Знал всех американских поэтов, а их не так много. Первым был Франклин. Он написал: «Да здравствует независимость от куриных англичан и новая американская письменность». На следующий день газеты стали звать его новым поэтом. Джекки стал ему подражать. Он лелеял, надежду, что его стихи понравятся больше.

И вот — час испытаний: он в Саванне, которую должен поразить своими стихами.

Прямо перед собой он увидел плохонькую гостиницу: это то, что ему было нужно.

Он поселился в ней. А на следующий день начались неожиданности.

Утром Джекки вышел из гостиницы и отправился бродить по городу.

Вид большого мира будоражил его. Он опять вспоминал свое детство, проведенное на маленькой станции, а навязчивые плакаты предлагали увидеть чудо: восстановление прошлого.

Джекки решился. Надо, чтобы вымысел вернулся на свое подлинное место. В цирк.

Уилкс купил билет. Люди в очереди только и говорили что о карлах.

О них рассказывали ужасные вещи — будто они похищают младенцев.

Сплетник-Бибисер успел оповестить всех, что будут оживлять мертвецов с кладбища, и добавил: самых значительных.

Уважаемых дам это привели в смятение: миссис Мериузер (мать той самой Мериузер, которая десятилетие спустя терроризировала Скарлетт О'Хара, заставляя ее следовать нормам общества), сеяла слухи, что карлы приносят несчастье.

В детстве у нее похитили ребенка и она считала, что это сделали эти маленькие существа.

Горожане в общем-то снисходительно отнеслись к приезду затейливых людей. Никто не понимал, что значит — показывать ожившее прошлое. Паноптикум что ли? Бибисер, который должен был знать все, отмалчивался. Уважаемые мамаши говорили дочкам, что они увидят, как выглядели их бабушки и прабабушки, а уважаемые папаши уверяли сыновей, что те увидят, каковы были их дедушки или прадедушки в гневе.

Так или иначе на представление пришли все уважаемые люди. Среди них присутствовало и семейство Робийяр, которое собралось в полном составе в Саванне.

Слушая эти сплетни в очереди за билетами, Джекки Уилкс думал:

«Презанятная шутка должна получиться. А жаль, что никто не знает, чей я сын.

Я сын пионера штата, который проложил железную дорогу в самые глухие уголки наших земель. Моего отца звали Иеремия Уилкс. Не уверен, что кто-нибудь об этом помнит. Хотя его железная дорога пользуется успехом. А сын — нищий поэт. Матушка, когда у нее наступают проблески сознания, говорит, что отец был замечательный человек.

И я замечательный. Только об этом никто не знает».

Толпа увлекла Джекки в зал.

Люди были в напряжении.

Дали первый сигнал к началу. Вышел служитель в форме и заорал: «Спешите бояться. Самое страшное позорище-зрелище на свете. Сшитые из разных человеческих частей карлы».

Джекки сидел неподалеку от кулис из-за которых выбегали артисты — презанятные люди. Их выход предваряло шушуканье и подглядывание в дырки занавеса — карлы боялись первого выступления.

За зрителями также наблюдал человек, с выпученными глазами, которого карлы звали мистер Галлимар. Он шептал себе буквально под нос, но Джекки различал:

«Похож, похож. Как на портрете. А вот этого мне не показывали. Видно мелкая сошка в городе».

Первое отделение было удивительным. Карлики показывали всевозможные чудеса: резали себе носы. Пришивали их к разным частям тела. — Зрители восхищались. Самый страшный трюк был, когда маленькому человеку по имени Локки зашили рот настоящей иглой, а он потерял сознание, его унесли за кулисы. Вместо него выбежала карлица по имени Сюзи, которая глотала иголки и изрыгивала из чрева огонь. — Зрители ужасались.

Хотя это все умели и прочие шарлатаны. Просвещенные люди Саванны начали шептаться, что их ожидания обманули.

И вот тут наступило самое интересное. — Второе отделение.

Мальчишки прекратили разносить по партеру орешки и мороженое: кто-то их предупредил, что во время второго отделения отвлекать зрителей едой не надо.

Вышел конферансье, толстый пузатый джентльмен во фраке, и дирижер оборвал энергичный туш.

В полной тишине конферансье объявил: