— Спокойно, Валера, мы люди штабные, чаще в стакан заглядываем, чем в синь-глубь хрустальную, — успокаивал Попутный.

Пришлось залезть на сосну. В смысле, сам командир группы сказал, что «молодым орлам однозначно доверяет», и изображать обезьяну не стал, а лейтенанты всмотрелись в озеро с высоты.

— Вижу, — сказал Женька, крепко обхватывая ствол. — Он носом вниз встрял.

— Ну!

— Слушай, а что он какой-то короткий?

— Разломился, наверное. Он же не здесь упал. Сесть, наверное, пытался, по поверхности глиссировал. А может, по дну кувыркался.

— Да ну.

— Что «ну»? Видишь, пятен здесь нет. Вдоль берега есть, а здесь чисто. Наверное, бензобак при первом ударе лопнул и вытекло еще в движении.

— Странно.

— Согласен. Но мы самолет искали или что?

Попутный с автоматом на плече прогуливался под деревом. Задрал голову:

— Товарищи бабуино-служащие, вы там бананы надыбали али че? Имеем хабар?

— Имеем, товарищ майор, — бабуино-служащие полезли вниз.

По пути к табору Попутный предупредил:

— За языками следим, товарищи офицеры. Женя, ты со своим гномом в лычках братайся в меру. Все понимаю: Крым, тельняшки, о боях-пожарищах, друзьях-товарищах, но только с умом.

— Павло — человек строгих правил. Не болтлив.

— Это хорошо. Но я больше за даму беспокоюсь. Не верит она нам.

— Да чего мы такого-то? — изумился Коваленко.

— Мы — ничего. Она на нервах, интуитивно. А нервическая дама с «наганом» — это такая штуковина, братцы…

Спать Марине не хотелось. Эти дни в один сложились: бесконечный, бессмысленный, чувств абсолютно не осталось, одна отстраненность. Даже когда в мертвецкую входила, ничего не шевельнулось. Еще тогда, в Севастополе, в штабе, в грудь как свинца плеснули — застыла тяжесть мигом, холодная, мертвая. Так и надо, так легче ходить и говорить, легче делом заниматься.

А земля в Касимово серая, совсем на крымскую не похожая.

Из зарослей было видно, как чужие офицеры возятся на берегу. На наблюдательном посту в кустах Марина сидела уже с час. Когда машину перегнали, наверху в кусты загнали, ЭТИ уже ставили на песке вешки. С высокого откоса самолет они вроде бы разглядели, но иное дело до него в воде добраться. Старший лейтенант уже дважды плавал, нырять пробовал. Под водой сидел долго, но толку не было — глубоко, да и вода ледяная.

…Верить ИМ нельзя. Этот здоровенный старший лейтенант-ныряльщик вообще смотрел так, словно по-русски плохо понимает. Русоволосый, тренированный, плечи с буфет шириной, загар, словно с пляжа. Возможно, из обрусевших немцев. В разговоре что-то такое проскакивает. Чуждое. Не советское.

Настоящей контрразведчицей Шведова не была. В штате всего полгода, на должности санинструктора, без всякой спецподготовки. Сергей Вячеславович иногда об оперативной работе рассказывал. О деталях, о том, как на людей смотреть нужно, как слушать. Разговоров тех немного было, вот только помнила их Марина почти дословно.

…Снова щеки мокрые. Со слезами, сволочами такими, ничего поделать нельзя. И что плохо, даже не чувствуются. Марина вытерла глаза пилоткой.

Значит, старший лейтенант — чужак. Это почти наверняка. Возможно, свой чужак — из Коминтерна или долго в немецком тылу работал, но чужак. С майором непонятно. Говорит правильно, слушаешь — ничего не цепляет. Московские словечки проскальзывают. Манера обращаться начальственная, даже барственная, но это тоже понятно. Самоуверенный, невеликого ума, но явно с практическим опытом работы. Столичный, из вечно проверяющих, они такие. Одно толкнуло — вначале глянул как на молоко скисшее. Орать должен был, штрафбатом грозить, когда на землю гостей положили. А он вроде и журил, но как-то… Рад, что легко отделался? Что-то фальшивое определенно мелькнуло.

Лейтенант-очкарик. Торчок его знает лично, это бесспорно. Возможно, и Сергей Вячеславович именно о нем рассказывал. Тоже переводчик, тоже очкастый, с виду увалень и маменькин сынок. Хотя сейчас лейтенант Евгений (если верить документам), окуляры свои снял и близоруким не выглядит. Странно, что тоже с бревнышками ковыряется. С другой стороны, и майор работает. И отметины у него на брюшке явно пулевые. Майор-москвич с пулевыми? Или все-таки абвер, или как его там сейчас переименовали? Документы ерунда — с ходу хорошую «липу» не расколет и профессионал, не то что старшина с крошечным опытом. Абвер или финны? У тех вроде много в разведке белогвардейцев и прочих предателей. Не складывается. Торчок этого Женечку признал без всяких колебаний, тут сомнений нет. Перевербовали? Маловероятно. И все равно…

Марина понимала, что делает глупости. Какая оперативная работа? Какой поиск? Кто поручал? Скажут, что спятила, из СМЕРШа определенно уберут. Может, и под трибунал сунут за дезертирство. Ну, дальше фронта не пошлют, а доживать до победы старшине Шведовой причин не имеется. Нет, в Касимове свои действия обосновала, только самоуправство пришьют, но не дезертирство. Торчок вообще ни при чем останется. Звание у Шведовой невысокое, не очень заслуженное, но тут сгодится для оправдания.

…Не мог Варварин погибнуть. То тело изломанное, от крови плохо отмытое, старый шрам на лбу — все это случайность. Совпадение нелепое. Таких совпадений не бывает, но вот оно случилось. Жив он должен быть…

…Пилотка вновь терла мокрые щеки, Марина смаргивала. Здоровяк-дуролом опять плыл от берега, тащил за собой плотик корявый с бечевкой и камнем-якорем — шпионы глубину промерить собрались и «буек» оставить. С берега командовал-направлял майор…

…Если ОНИ чужие, то могут самолет уничтожить, следы окончательно замести. В машине вполне взрывчатка может быть. Ну, Торчок там приглядится — у Павло глаз-ватерпас, это проверено. Водитель у чужаков вообще странный — явно не в себе парень. Плохо у врага с кадрами.

…Чужаки. Уверенность окрепла, Марина понимала, что и самой себе ту убежденность объяснить не сможет. Может, они и не от немцев или финнов пришли. Москва, она тоже… разная. Но враги, и к гибели Сергея они отношение имеют.

…Назвала… Просто Сергеем назвала. Неужели это смерть так быстро все стирает? Неизменно «товарищ майор», потом «товарищ подполковник»… И «Сергей Вячеславович», даже когда…

…Кобура нагана на бок давила. Вчера оружие смазывала. Спуск отрегулирован, револьвер ухоженный, штучный. Сергей… Вячеславович сам выбрал, сам оружейникам носил. «Щечки» поменяли, краску светящуюся на мушку нанесли. Любил он с оружием повозиться, да все времени не хватало…

…В глазах плыло, щеки, кажется, опять мокрые. Пальцы вздрагивали на теплой коже клапана кобуры. Можно и вмиг все кончить. Легко станет. Да только не одобрил бы. И эти… в воду ведь тело столкнут, возиться не станут…

…Глубокую воду Марина Шведова ненавидела почти так же, как и немцев…

Что же делать? На хуторе наверняка наши, но задержать группу особистов с отличными документами, кто решится? Скорее уж наоборот. Прибежала какая-то девка, старшина с чужого фронта, с подозрениями нелепыми. Даже Торчок не поймет…

…Движение сбоку от себя Марина уловила лишь краем глаза. Уткнулась носом в пилотку — осторожно шли двое с оружием, правее еще двое…

Серые застиранные гимнастерки, у ближайшего трехлинейка наперевес. Второй в каске какой-то странной, тоже с винтовкой. Финны?! К чужакам идут. Точно! Вот оно и сложилось: прикрывают ряженую диверсионную группу. Нет, крадутся ведь очень осторожно. Уже знают, что русские на диверсантов вышли?!

Марина потянула застежку кобуры, пальцы коснулись рукояти «нагана». Семь патронов. Считать выстрелы нужно. И этих семеро… Павло Захарович уже не поможет. Только бы он сам сообразил к хутору уйти. Накроют диверсантов наши, обязательно накроют…