месяц, а то и больше…

Вызываю машину и отправляюсь на завод. Ночь тёмная, дорога плохая, дождь хлещет не переставая. Машина качается, как лодка в семибалльный шторм, и я невольно вспоминаю свою поездку в погранпункт, на допрос перебежчика… Ночь была такая же, но времена другие, да и дела попроще — не то что теперь!..

Наш уполномоченный уже допрашивал механика трубовоздуходувки в кабинете начальника цеха.

Долговязый парень лет двадцати трёх волнуется, часто глотает слюну. Заступая на дежурство, он всё проверил, — механизмы были в полном порядке, воздуходувка работала нормально, термометры показывали нужную температуру. Есть запись, можно проверить. Вдруг из домны поступает сигнал: нет воздуха. Кинулись к запасной машине, а она оказалась в неисправности, хотя в журнале об этом ничего не было записано. Пока бегали, искали причину, домна вышла из строя…

— Нашли причину? — спрашиваю я.

Парень качает головой.

— Нет, — отвечает он сокрушённо. — Видать, где-то трубы закупорились. А может быть… — он умолкает и испуганно смотрит на меня.

— Что — может быть? — переспрашиваю его.

— Может, ремонтники забыли чего… Или какая-то сволочь нарочно сунула…

Мастер воздуходувки подтверждает слова механика. Ничего нового он добавить не может.

Собрался весь командный состав завода во главе с директором и главным металлургом.

Я предлагаю директору немедленно проверить всю систему. Где нужно — разобрать трубы и установить причину прекращения подачи воздуха. Он соглашается со мной и даёт необходимые приказания. Отзываю в сторону нашего уполномоченного и приказываю: установить, кто работал во второй смене, записать фамилии ремонтников, слесарей и всех, кто имел отношение к воздуходувке, не исключая инженеров…

В ожидании результатов проверки мы сидели в жарко натопленном кабинете и курили. Никому не хотелось говорить.

Наконец пришёл начальник цеха и сообщил: в основном канале обнаружена целая ватная телогрейка. Она была потрёпанная, засаленная. Видать, подача воздуха не сразу прекратилась, вата постепенно набухала и закупоривала весь канал.

— Скажите, как долго могла оставаться эта телогрейка в трубе? — спросил я его.

— Трудно сказать! Во всяком случае, не более двух-трёх суток.

— Могли бы слесаря случайно или по небрежности забыть в канале эти концы?

— Нет. Такой вариант исключается.

— Почему телогрейку не выдуло? В трубах ведь сильный напор воздуха!

— Она была зажата соединительной муфтой…

— Ещё один вопрос: какую неисправность обнаружили во второй, запасной машине?

— В разных местах было отвинчены трубы…

Диверсия! Сомневаться в этом не приходилось. Нужно найти виновника или виновников, но как? Около воздуходувки в три смены работали десятки людей, — попробуй установи, кто из них сделал такую подлость!

Вместе с нашим уполномоченным я пошёл в главный административный корпус. У начальника стола найма и увольнения перебрал все карточки работающих в воздуходувном цехе. Всё напрасно, — что можно узнать из сухих, ничего не говорящих записей? Сидоркин, из деревни Н., слесарь; Мотов — разнорабочий, тоже из деревни, на заводе работает четвёртый месяц…

Вызвали начальника цеха. Он указал на двух подозрительных рабочих. Один из них, Агапов, имеет вид вполне интеллигентного человека, но почему-то работает простым слесарем. Другой, Наседкин, из бригады ремонтников, угрюмый, малоразговорчивый, держится особняком, ни с кем не общается. Приехал из деревни, — похоже, из кулаков…

Разумеется, арестовать людей только за то, что у одного интеллигентная внешность, а второй малоразговорчив и угрюм, по меньшей мере смешно. Но нужно было зацепиться хоть за что-нибудь, и я приказал уполномоченному задержать Агапова и Наседкина и доставить их в управление…

Договорившись с директором завода, что он пришлёт нам подробный акт о причинах аварии, я вернулся в город.

Начинался тусклый, сырой, скучный рассвет — такие часто бывают на юге поздней осенью.

Приехав к себе, решил хоть немного поспать. Снял сапоги, лёг на диван… Нет, не спится! Допустим, мы найдём виновников аварии и накажем их. Но как сберечь другие заводы, фабрики, шахты от подобных актов умышленного вредительства? Нельзя же прикреплять ко всем ремонтным бригадам наших сотрудников, нельзя охранять каждую машину!.. Очевидно, нужны другие, более действенные меры. Прежде всего необходимо опираться на местные партийные организации. Необходимо поднять массы, пробудить в них чувство бдительности. Мобилизовать комсомол, молодёжь, профсоюзы, — иначе нам не справиться!..

Позвонили из управления и сообщили, что привели двух задержанных на заводе людей. Пришлось идти.

Агапов действительно имел вид интеллигентного человека.

— Кто вы такой? — спросил я его довольно сурово.

— Был семинаристом, теперь научился слесарному делу, — ответил он, не задумываясь.

— Странно! Семинарист — и вдруг слесарь!

— Не попом же мне быть!

— Могли бы и подыскать себе более чистую работу.

— Делопроизводителем? Подшивать никому не нужные бумаги? Избави бог! Меня интересует механика, надеюсь со временем стать инженером.

Держался он свободно, на вопросы отвечал без запинки. Признался, что был семинаристом, хотя мог легко скрыть это.

— Об аварии на заводе слышали?

— Слышал!

— Что вы думаете по этому поводу?

— Вы, вероятно, подозреваете меня, поэтому и арестовали. Напрасно. Я хоть и сын священника, но сочувствую Советской власти. Если хотите знать, горжусь тем, что нам, русским, выпало на долю заложить основы нового общества, о чём веками мечтали лучшие умы человечества!

— Как, по-вашему, могла произойти авария?

— Какой-то мерзавец напакостил. А кто именно, не могу себе и представить… Знаете, на что это похоже? Огромный локомотив везёт по рельсам большой состав, а кто-то цепляется за последний вагон, хочет остановить поезд!.. Тупицы! Не понимают, что история имеет свои законы. Они могут что-то испортить, вывести из строя машину, даже целый завод. Но как им остановить ход истории? Напрасные потуги!

Задерживать Агапова дольше не имело смысла, и я приказал отпустить его.

Наседкин был совсем другим. Обросший, неряшливо одетый, грязный, он тупо смотрел в одну точку и молчал. Чтобы получить от него сколько-нибудь внятный ответ, приходилось затрачивать много сил.

— Ну, крестьянин… ну, приехал на заработки… Земли мало и лошадки нету… Авария? Не знаю, не слыхал… Посадите? Ну и что ж такое, какая разница, где спать? — вот, примерно, его ответы.

Скрепя сердце пришлось отправить его в камеру, хотя не было никакой уверенности, что он причастен к диверсии.

Свирский принёс новые данные по делу Воробьёва.

— Вчера, под видом вечеринки, у Сетеева собрался весь технический цвет города и кое-кто из районов. Кроме самого хозяина были Воробьёв, Альфред Оскарович, Преображенский, некий Маслов. В общем, человек десять. Список у меня. Сидели недолго — в десять часов разошлись. О чём шла у них речь, к сожалению, установить не удалось. Единственный человек, кто мог бы помочь нам в этом, — домработница. Но Сетеев отпустил её на вечер домой.

— Ещё что?