Пока Маргаритка шла к телефону, я слушал крики чаек, смех и звон дорогого фарфора. Наконец портье объявил:
– Она здесь, синьор.
В трубке зажурчал слабый голосок Маргаритки. Полюбопытствовал, как такое возможно: сил улететь в Англию нет, а тащиться на Везувий – есть.
– Я заставила себя пойти на Везувий, – томно пояснила Маргаритка, – потому что вулканические испарения благотворно сказываются на здоровье. Мама считает, что ребенок истощает мои запасы минеральных веществ.
Сказал, что в отеле находится Умник Хендерсон, который привез деньги для оплаты дальнейшего отдыха.
– Брюс здесь? – удивилась Маргаритка.
А затем я услыхал визгливый смех Умника и вопль Маргаритки:
– Брюс, глазам своим не верю, ты здесь!
После чего раздались короткие гудки.
Еще одно письмо из городского совета.
Я сразу же перезвонил, чтобы наконец дошло, кто такой «мистер Лебедь», но компьютер сообщил, что Трикси Мидоуз нет на рабочем месте.
Читаю «Лолиту» Владимира Набокова. Главного героя зовут Гумберт Гумберт, что указывает на недостаток у автора воображения. Уж мог бы постараться и придумать фамилию, отличную от имени.
Побывал в супермаркете «Сейнсбериз». Едва не утонул в пучине отчаяния, стоя у полки с продукцией «Мистера Киплинга». Никогда-никогда не суждено соединиться мне с любимой женщиной. Я должен примириться со своим несчастьем, и это не так уж трудно. В конце концов, я ведь не американец, который считает счастье своим конституционным правом. Наполнил корзину самыми изысканными кондитерскими изделиями от «Мистера Киплинга».
В очереди в кассу какая-то загорелая женщина в спортивном костюме шепнула своему спутнику:
– До чего же отвратительная диета. Вот такие, как он, и прогрызают финансовую дыру в Национальной службе здравоохранения.
Я расслышал ее, потому что мои органы чувств и все прочие органы напряжены до предела. А чувствительность нервных окончаний столь обострена, что, кажется, они сейчас проткнут кожу. Я страдаю. Наверное, у меня начинается грипп.
Вернулся с работы домой и обнаружил, что меня ждут отчеты о состоянии счетов на кредитных картах. Был слишком подавлен, чтобы вскрыть конверты. Сунул их в кухонный шкафчик. В тот, которым никогда не пользуюсь.
Вернулся с работы домой и обнаружил под дверью записку: «Просьба позвонить в полицию Аарону Вискидрю».
Позвонил. Попал на автоответчик полицейского Вискидрю. Замогильный голос провыл: «По средам, четвергам и пятницам отделение работает с 9 утра до 5 вечера. Отделение закрыто в выходные и праздничные дни. Если вам нужно со мной поговорить, прошу оставить короткое сообщение с указанием имени и номера телефона, и я постараюсь перезвонить вам как можно скорее, хотя из-за выполнения должностных обязанностей это может произойти с некоторой задержкой».
Оставил семь сообщений на автоответчике полицейского Вискидрю. Последнее было слегка оскорбительным. Обвинил его в уклонении от выполнения своего долга перед населением:
– Представляю, как вы сидите, задрав ноги на стол, почитывая газетку и посмеиваясь, и все это за мой счет.
Теперь жалею, что вышел из себя, и жду стука дубинки в дверь.
Позвонил Умник. Голос его был полон ничем не замутненного счастья. Он расчудесно общается с Маргариткой и ее матерью, динамика развития отношений исключительно положительная. Маргаритка прекрасна как никогда, а вчера вечером они танцевали под песню «Любовь – это одна большая штучка», которую распевал их «личный» официант Антонио.
Днем поехал в Свинарники. В свинарнике номер один вставляли окна – некие Малькольм и Стэн из фирмы «Кинкрафт». Зверь навешивал входную дверь.
Мама пытается класть кирпичи в свинарнике номер два. Пожаловалась мне:
– Такое нервное дело, Адриан. Каждый раз, когда кладу кирпич, раствор выползает наружу. Все равно что есть ванильный пирог, только удовольствия ноль.
Я заметил, что она кладет слишком много раствора.
– Ладно, профессор, – раздраженно пропыхтела мать, – покажи, как надо.
После нескольких попыток я признал, что класть кирпичи гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд.
Отец с несчастным видом сидел на ступеньках трейлера. Я спросил, почему он такой унылый.
Он протяжно вздохнул:
– На неделе приходил мужик из отдела энергообеспечения – проверять, как работает наша ветровая электростанция. И что ты думаешь, Адриан, в какой день его угораздило явиться? Когда ветра ни хрена не было. Ни дуновения. Ни малюсенького шевеления. Все было неподвижно, как хвост дохлой кошки. В любой другой день тут просто буря бушует. Так нет, надо было ему причапать именно тогда, когда здешний ветер собрал барахлишко и умотал развлекаться на Ибицу.
Заседание писательской группы вновь состоялось на Крысиной верфи. Мне надоело искать в центре города тихий паб, где можно без помех обсудить литературные проблемы. Владельцы пабов в центре, кажется, повыкидывали всю мебель, теперь они ярые поборники так называемого «вертикального пития». Пабы наводнены пьяными подростками, которые стоя сосут пиво из бутылок через черные соломинки.
Кен повторил, что его совершенно не удовлетворяет, как проводятся заседания группы.
– Это даже не группа, теперь это просто ты и я, – сардонически хмыкнул он.
Прослушал его последнее полемическое стихотворение об иракской войне.
После ухода Кена я мысленно вернулся к периоду расцвета Группы творческого письма Лестершира и Ратленда, когда ее члены часами сидели как завороженные, слушая мой роман «Плоские курганы моей родины».
Вначале нас было шестнадцать, но наша численность быстро убывала, а сейчас остались только Кен и я.
Бернард Хопкинс и мистер Карлтон-Хейес переписывали названия
