Когда они ушли, мы повесили на дверь табличку «Закрыто» и прибрались в магазине. Я извинился перед мистером Карлтон-Хейесом за то, что вновь позволил моей личной жизни ворваться в магазин.
– Не переживайте, мой дорогой, – ответил он. – В суматохе мне удалось нанести Крокусу пару крепких зуботычин.
После работы поехал в Королевскую больницу На мой вопрос, как обстоят дела у Джорджа Моула, дежурная медсестра сообщила, что он «все еще беспокоен».
– На больничном языке это означает «все еще мучается»? – уточнил я.
– Да весь день жмет на звонок, – ответила она. – Видать, думает, будто находится в гостинице и вызывает горничную. Это всё лекарства виноваты.
В палате, где лежал отец, находилось еще три пациента.
При моем появлении мама сорвалась со стула:
– Слава богу, ты пришел! Умираю, курить хочу.
Она была в строительной робе, и, далеко не впервые в жизни, мне стало стыдно за ее внешний вид. Громадные сапоги с железными носами казались неуместными в больничной палате.
Отец лежал на спине, устремив в потолок одурманенный взгляд. Я спросил, как он себя чувствует.
– По-моему, наркота подействовала, – мечтательно проговорил он. – Давно мне так хорошо не было, последний раз в шестидесятые.
Глаза его медленно закрылись, и мы с мамой вышли в специальную пластиковую камеру для курильщиков. Там я рассказал ей, что официально разорвал помолвку с Маргариткой.
– Ну и слава богу, – одобрила она.
Затем сообщила, что отцу предстоит операция по удалению двух поврежденных дисков.
Не повлияет ли это на его способность передвигаться, встревожился я.
– Вряд ли, – легкомысленно рассмеялась мама. – Твой папа всегда был бесхребетным, и ничего, двигался.
Позвонил Георгине – «абонент недоступен».
В 3 часа ночи проснулся от суетливого топотка. Поднялся, чтобы выяснить, в чем дело, и тут из кухонного шкафчика, который я оставил открытым, выскользнули три бурые тени. Одна из теней коснулась моей голой ноги.
В ходе последующих изысканий обнаружился полупустой пакетик чипсов «Уокер» с говядиной и луком.
Я делю свой лофт с крысами.
Позвонил в санэпидемслужбу Лестерского городского совета и оставил заявку, чтобы на Крысиную верфь как можно скорее прислали крысолова с комплектом для истребления грызунов.
Встречался сегодня с моим адвокатом Барвеллом по поводу иска о лебединых экскрементах на лестнице.
Барвелл рассказал, что подслушал на обеде в клубе «Ротари» разговор адвоката Гэри Вялока с королевским адвокатом Аланом Раком-Бриджесом.
– У него железная хватка, мистер Моул. Однажды он судью буквально заставил присудить миллион за причиненный ущерб. И только потому, что одна баба запихнула в кран большой палец ноги и он там застрял.
Мистер Барвелл посоветовал мне урегулировать дело в досудебном порядке, пока мои расходы не зашкалили. Я согласился подумать, но это печальный день для британского правосудия. Статуя в Центральном уголовном суде должна покраснеть от стыда.
В приемной секретарша Барвелла протянула мне счет для немедленной оплаты. Подтекст был такой: если я не заплачу, то меня не выпустят. Барвелл теперь держит охранников, чтобы они призывали к порядку ненадежных клиентов и отбирали у них банки с пивом.
Выписал чек на 250 фунтов. После чего спросил:
– Вы случайно не знаете, какое наказание положено за убийство лебедя?
Секретарша обожгла меня взглядом:
– Не знаю, но, скорее всего, либо виселица, либо пожизненное заключение.
Стоило мне выйти на улицу, как позвонила Георгина. Как же я обрадовался! С ней связалась Нетта, сообщила, что Маргаритка раздавлена новостью, а отец весь вчерашний день провел в глазной травматологии Королевской больницы.
Спросил у Георгины, по-прежнему ли мы вместе.
– Хотела бы я сказать «нет», – ответила она, – Ади, но, боюсь, я по тебе с ума схожу.
Предложил после работы приехать к ней на Болдуин-стрит.
– Я не там, дорогой, – сказала Георгина. – Я в Париже, занимаюсь рекламой отеля.
Мы коротко поговорили о войне, которая должна начаться завтра.
– Французы не верят, что Америка и Британия готовятся бомбить Ирак, – заметила Георгина. И спросила, тревожусь ли я за Гленна.
– Очень, – ответил я.
Но если честно, дорогой дневник, с недавних пор мальчик пребывает далеко во второй половине списка моих тревог.
Позвонила Маргаритка. Она в больнице с подозрением на выкидыш.
– Я прочла твое письмо, и чрево мое сжалось.
Она сама пришла в отделение неотложной помощи. Умоляла ничего не говорить родителям.
Под конец разрыдалась:
– Я не вынесу, если потеряю нашего ребенка, а ты, Адриан?
– Я тоже, – вздохнул я. – Сейчас приеду. Ты где?
Телефон отключился, прежде чем она ответила. Тотчас набрал 1471, но автоответчик сообщил, что информация об этом номере не предоставляется. Ожидая, когда она перезвонит, я нервно вышагивал по комнате и в красках представлял, как у Маргаритки происходит выкидыш.
Через полчаса начал обзванивать больницы Ковентри и Бирмингема – но никто по имени Маргаритка Крокус или даже Маргаритка Моул туда не поступал. Тогда я позвонил в гостиницу «Вид на Кольцевую дорогу» и спросил, не знают ли они, в какую больницу положили Маргаритку. Портье не очень хорошо говорил по-английски и не смог мне помочь.
Я разделся и лег спать, но сон не шел. Сэр Гилгуд всю ночь издавал звуки, похожие на вопли расстроенной трубы, а крысы вольготно бегали по моему футону.
Сегодня началась война с Ираком.
Только что слышал по радио, как американский военный пообещал, что война начнется с массированной бомбардировки Багдада, а операция «Шок и трепет» заставит мир вздрогнуть.
Рано утром позвонила Маргаритка – ее выписали. Ребенок «пока» в безопасности, но она должна пребывать в полном покое и не волноваться. Попросила забрать ее из родильного отделения городской больницы Бирмингема.
– Ты ведь не бросишь меня, о мой дорогой?
Лишь выехав на шоссе М6, я вспомнил, что мелодия песни «Не бросай меня, о мой дорогой» является заставкой к передаче «Ровно в полдень». Остальную часть пути никак не мог избавиться от прилипчивого мотива.
По магистрали М6 я ехал, зажатый между двумя фурами. Перестроиться на скоростную полосу я себе не мог позволить, поскольку не был уверен, что способен усмирить нервы и машину.
С дороги позвонил в магазин мистеру Карлтон-Хейесу и сказал, что не приду сегодня на работу, вкратце объяснив почему. Он знает о моем страхе перед шоссе М6 и посоветовал дышать глубже, если вдруг почувствую приближение паники.
Я полагал, что заберу Маргаритку из палаты, помогу донести вещи и т. д. Но к моему удивлению, бедняжка стояла у главного входа в родильное отделение, совершенно одна и под пронизывающим ветром, в бежевом анораке, на котором трепыхался пропуск участника выставки в Национальном выставочном центре. Вещи сиротливо ютились у ее ног.
Дорогой дневник, меня до глубины души шокировало равнодушие больничного персонала. Два дня назад
