– Порядочных людей не хватает, Берт. Общество тонет в безнравственности!
– А-а, понятно! – фыркнул Берт. – Вожжа тебе под хвост попала, вот что я скажу. Горя, видать, еще не хлебнул. И мозоли работенкой не натер. Эту напасть мы скоренько выправим. Прямо сейчас и начнем. Глянь, какую грязищу мы в доме развели, срамота одна. Давай-ка приберись, глядишь, твой нервный срыв и того. Для начала можешь посуду помыть.
Пришлось мне рукава засучить да за посуду взяться. Потом Квини меня чаем и бутербродами с крабовым паштетом угощала, а я смотрел по телику “Гимны во славу”. В церкви полно людей, у всех лица радостные, и видно, что они не просто так поют, а от души.
Ну почему у них вера есть, а у меня нет? Вечно одно и то же. Сплошная невезуха.
6 декабря, понедельник
Ночью из-за Рози просыпался в 1.00, в 2.30 и в 4.00.
В шесть утра встал, прослушал по Радио-4 программу для сельских жителей. Какой-то пень трухлявый скрипел про разведение гусей в Сассексе. В полдевятого зашел к маме попросить денег на обед, а Рози с ней вместе в постели дрыхнет! Это же против всех правил воспитания ребенка. Я знаю, в книжках читал.
Проверил, дышит ли Рози, взял у мамы из кошелька три фунта и пошел в школу, где изо всех сил старался вести себя как человек, которому неведомо, что такое нервный срыв.
7 декабря, вторник
В три часа утра умерла Квини. Во сне случился второй удар. Берт сказал, что это хорошая смерть, легкая, и я решил с ним согласиться. Странно как-то, что Квини нет, а ее вещи по всему дому разбросаны. Никак не могу привыкнуть, что она умерла и лежит в морге.
Я даже не заплакал, когда мама сообщила мне эту печальную новость. Понятия не имею почему, но я чуть не расхохотался. Слезы потекли, только когда я коробку с румянами Квини на ее тумбочке увидел. Я плакал в одиночестве, потому что не хотел позориться перед Бертом, а он плакал в одиночестве, потому что не хотел передо мной позориться. Но он точно ревел, я знаю. В шкафу ни одного чистого платка не осталось.
Берт понятия не имеет, как оформлять свидетельство о смерти, хоронить и все такое, поэтому отец Пандоры пообещал помочь.
8 декабря, среда
Берт попросил меня написать поэму на смерть Квини и поместить в городской газете.
9 декабря, четверг
В вечернем номере газеты напечатано следующее сообщение:
С болью утраты, твой сын Натан, невестка Мария и внуки Джоди и Джейсон.
Посвящается Квини
Моя поэма на смерть Квини наделала шуму. Все как сговорились – “дурной тон, дурной тон, и вообще никакой рифмы!” Неужели мне суждено всю жизнь прожить среди неучей и деревенщин? Жду не дождусь, когда куплю свою первую квартирку-студию в Хэмпстеде. Сразу как въеду, повешу на двери табличку: “Торгашам и мещанам вход воспрещен”.
10 декабря, пятница
Похороны Квини достали мистера Брейтуэйта. Самые дешевые стоят 350 фунтов (простой гроб, катафалк, памятник). А похоронная страховка всего на 30 фунтов. Она у Квини еще с 1931 года, когда на тридцать фунтов можно было заказать классный гроб, две пары вороных с плюмажем страусиным, как в цирке, поминальный обед и целую толпу плакальщиков в черных котелках. Государство на похороны кое-что добавляет, но это не в счет. На пособие даже гвоздя медного для гроба не купишь.
У Берта единственный выход – взять ссуду и устроить Квини похороны в рассрочку.
11 декабря, суббота
Банк дал Берту от ворот поворот, ни пенса от них не получил. Сказали, что от стариков под девяносто лет обратно ничего не дождешься. Похоже, придется Социальной службе хоронить Квини (раздолбанный фургон, гроб из фанеры, пепел в банке из-под варенья).
Берт жутко расстроился: Хотел, говорит, “мою девочку по-хорошему проводить”!
Я весь вечер висел на телефоне, звонил всем, кто Квини знал, и просил для нее денег. Меня назвали
