– Поосторожнее с Тоником, он большая злюка. У него диабет, а потому подвержен внезапным сменам настроения.
– Кусается? – спросила Миранда, отступая на шаг.
– Когда сахар падает, – сказал Грэм.
Он проводил Миранду в гостиную и распахнул стеклянную дверь в сад. Собаки тут же выскочили по своим делам. Когда они вернулись, Грэм с Мирандой сидели на диване, держась за руки. Никогда Джин с Тоником не видели у хозяина столь умильного выражения на лице.
– Грэм, когда вы в последний раз покупали себе новую одежду? – спросила Миранда.
Преображение Грэма Крекнелла началось.
К обольщению же Миранда приступила через полтора часа, после вечернего чая, к которому Грэм подал бутерброды с лососевым паштетом, банку фруктовой смеси и сгущенное молоко. Это потребовало особого искусства, ведь Миранде пришлось одолеть весь длинный путь от застенчивой девственницы до страстной женщины.
Сначала она взялась играть половинкой вишни из фруктовой смеси: положив ее на кончик языка, дразнила Грэма, предлагая отнять ягоду. Скоро они уже передавали кусочки фруктов изо рта в рот. Потом, будто опьяненная желанием, Миранда макнула пальцы в сироп и велела Грэму дочиста их вылизать. Затем расстегнула верхние пуговицы платья и размазала каплю сгущенного молока.
Тонику стало противно.
– Тратить на такое хорошую еду! – взрыкнул он.
Собаки успокоились, когда Миранда увлекла Грэма в спальню, проворковав ему на ухо: «Прости меня Господь, сестра Анастасия, но кто может устоять перед таким мужчиной?»
Через несколько минут Миранда уже лежала под Грэмом и, пока тот пыхтел и старался, думала: чего только не сделаешь ради партии!
Еще в «Мыши и сыре» по тому, как Грэм не в лад постукивал под запись Глена Миллера, Миранда поняла, что чувства ритма у него нет. В постели это подтвердилось. Грэм вел себя, словно нетерпеливый водитель в медленно ползущем потоке машин. Миранду он как будто вообще не замечал, не говоря уже о том, чтобы постараться удовлетворить ее возможные запросы.
Спальня Грэма выглядела как комната десятилетнего мальчика. Целую полку занимали потрепанные мягкие игрушки, среди которых затесался и поросенок. Единственная нежная фраза, которую Грэм успел сказать Миранде, была: «Ты маленькая глупая свинка, да ведь?»
В понедельник утром Миранда отчиталась перед Сынком и выборным штабом, первым делом показав фотографии Грэма, которые сделала в саду у бунгало между лососевыми бутербродами и «свинкой».
Миранду освободили от штатных обязанностей пресс – агента, и всю неделю ей предстояло штурмовать сердце Грэма Крекнелла. Из «Хэмлиз» привезли роскошный самоучитель по настольным играм. Миранда легко схватывала и скоро уже очень неплохо разбиралась в правилах лудо, домино, нард, змей – и– лестниц и клуэдо. Труднее было впрыснуть в ее депрессивный характер хоть немного искристости. Миранда по – девчоночьи хихикала и теребила локоны, пыталась практиковать незамутненно – радужный взгляд на жизнь и, хотя вообще?то по природе была победительницей, позволяла Грэму себя обыгрывать во все настольные игры, которыми они предваряли «дело», как называл это Грэм.
В свободные же от свиданий вечера Миранда накачивалась спиртным и наркотиками до полной отключки.
Премьер – министр и министр финансов совместно давали прием на Даунинг – стрит, 10, в честь китайского министра торговли. Улучив момент между рукопожатиями, министр финансов отвел Джека в дальний угол. Убедившись, что их не слышат, он спросил:
– Ты читал когда?нибудь о том, как Мао Цзэдун искоренял четырех вредителей?
– Нет, – ответил Джек. – Что за вредители?
– Крысы, комары, мухи и воробьи. Дело в том, – сказал канцлер, – что Мао хотел добавить еще пятого вредителя, но его отговорили советники.
– Мать его, давай уже к делу, – досадливо поморщился Джек.
– Пятыми были
45
Елизавета Виндзор и Вайолет Тоби стояли перед распахнутым платяным шкафом в спальне королевы, выбирая одежду для посвящения Грайса. Королева была в комбинации и чулках; с утра пораньше Беверли Тредголд зашла вымыть ей голову и накрутить волосы на массивные розовые бигуди. С появлением изысканного шелкового платья, вынутого из полиэтиленового чехла и выложенного на кровать, Вайолет едва не падала в обморок от восторга.
– Почему ты не носишь эти чудные вещи, Лиз?
– Шелковые вещи требуют твердой основы, Ви, – ответила королева, – а у меня просто нет сил каждое утро затягиваться в корсет.
– И у меня. – Вайолет скорбно оглядела в зеркале свою бугристую, никогда не ведавшую корсета задницу. – Ты веришь, что когда?то у меня была талия восемнадцать дюймов, а?
– Нет, – сказала королева. – Не верю!
Наконец после долгих раздумий выбрали для королевы жемчужно – серые шелковые пальто и платье, к которым нашлись шляпа и туфли в тон. Вайолет втиснулась в длинное платье и жакет изумрудного цвета, которые королева носила в первые недели после рождения принца Эдварда, пока не вернулась в прежнюю форму.
Вайолет изумлялась крохотным ручным стежкам на подоле и обшлагах:
– Это самая прелестная вещь, какую я за всю жизнь надевала.
Королева уговорила Вайолет примерить еще и широкополую шляпу с павлиньими перьями:
– Меня она всегда немного устрашала, но к твоей… яркой личности подойдет идеально.
– И правда, – улыбнулась Вайолет, увидев себя в зеркале, – меня она не пугает.
Подкрасив лица косметикой «Эсти Лаудер», которую королева берегла для особого случая, подруги вышли из дому и, осторожно ступая в изящных лодочках по щербатому тротуару, двинулись в сторону торгового центра. В приглашениях было сказано: «Стиль элегантный, не допускаются: джинсы, кроссовки, «Барберри», кони». Королева долго ломала голову над «конями», пока Гарри не просветил ее, что кони – это кодовое обозначение марки «Ральф Лорен»[81].
В тот день по всему поселку Цветов разыгрывались одинаковые сцены: люди вынимали из шкафов самую лучшую одежду Зону изоляции нежило неяркое золотое солнце – в этом была заслуга и преподобного Эдмонда – Харви, и имама Мухаммеда Акбара. Сандра Грайс обоих просила помолиться о хорошей погоде.
Сандра не пожалела мужниных денег. В агентстве «Хорошее настроение» она наняла целую бригаду артистов. Особо выбирать ей не приходилось, поскольку большинство подобных агентств предупреждало в рекламных буклетах: «Кроме зон изоляции». Небольшой оркестрик должен был играть любимые песни Артура во время церемонии, до и после нее. Вкусы Артура не изменились с подросткового возраста. Когда Сандра спросила, какую музыку он хочет, муж ответил:
– «Мотаун»[82]. После шестьдесят пятого музыка
Торговый центр скрылся под британскими флагами и бантами цвета флага. Колючую проволоку, пущенную по периметру крыши, украсили – наверняка с риском для здоровья – воздушными шариками. В главном зале из гвоздик и хризантем выложили буквы С. А. Г – скоро вступающие в силу инициалы Артура. На задах торгового центра, в специально подогнанном рефрижераторе, ждала ледяная статуя виновника торжества. Он был высечен в виде устремленного в будущее провидца, прикрывающего ладонью от солнца зоркие глаза.
На банкетном столе площадью с жилую комнату возвышался роскошный шестиярусный торт, каждый ярус которого поддерживали восемь сахарных опор в форме строительных лесов. Угощение было одой насыщенным жирам: насыпи жареных колбасок, груды свиных пирогов, штабеля пицц, небольшая гора заплесневелых сырных кубиков на шпажках, глубокие миски с картофельными чипсами и блюда с
