– Но вы были отменно хороши и в оставшихся, – сказал Сынок.
– А Стейн в нормальном настроении? – встревоженно спросила актриса. – В прошлый раз он так бесился, ну просто как совершеннейшая
Сынок ощутил неприятный озноб.
Войдя в кабинет. Сынок протянул руку врачу.
– На это нет времени, – грубо бросил Стейн сквозь марлевую повязку. – Сядьте в кресло, откиньтесь и откройте рот.
Стейн выжал педаль, и кресло обратилось в кушетку. Дантист заорал на топтавшуюся рядом медсестру:
– Ради бога, Анжела! Прекратите
Сынок открыл рот. Стейн крикнул: «Шире!» – и приступил к осмотру.
– Иисусе, да тут руины античного полиса! Вы в Помпеях бывали?
Сынок помотал головой.
– Не шевелиться! – прикрикнул Стейн. – Вот такими я и хотел бы видеть всех макаронников – закатанными в вулканическую породу.
Сынок смотрел в потолок, там в огромном подвесном аквариуме плавали тропические рыбы. На глазах Сынка крупная фиолетовая рыбина сожрала какого?то оранжевого малыша. Стейн надавил на педаль, и Сынок рывком вернулся в сидячее положение.
– Что, много работы понадобится? – спросил он.
– Не больше, чем в Лондоне после люфтваффе, – ответил Стейн, зубы которого, как заметил Сынок, были желтоватые и тусклые. – Улыбнитесь, – скомандовал Стейн. – Выдайте мне вашу улыбку политика с ребенком на руках.
Сынок растянул губы.
– Ну да, так я и думал. Вы – Маугли при галстуке. Эти резцы смотрятся так, будто ими только что разорвали на куски какое?нибудь мелкое животное.
– И что вы посоветуете? – робко спросил Сынок.
– Анжела, вы опять дышите! – завопил Стейн. – Я пытаюсь
– Простите, мистер Стейн, – пролепетала Анжела, – но я… не могу не дышать.
– А могу я этого не слышать? – рявкнул Стейн.
– Я постараюсь не…
– Смотрите и слушайте, – приказал дантист Сынку.
Затем, сунув нос прямо в лицо Анжеле, спросил:
– Каково население Рейкьявика?
– Я не знаю, – ответила Анжела.
– Диаметр Луны?
– Не знаю.
– Период спячки медведя – гризли?
Еще одно «Не знаю».
Захария торжествующе обернулся к Сынку:
– Видите? Видите? Эта девушка одиннадцать лет училась в британской школе – и не знает
Анжела неуверенно проговорила:
– У меня три высших балла, мистер Стейн.
– Три высших балла! – фыркнул Стейн. – Да сейчас и платяной шкаф легко получит этот сраный высший балл.
Сынок растерянно съежился в кресле. Недавно он подписал парламентскую инициативу против мужского шовинизма, но слишком боялся Захарии Стейна, чтобы встать на защиту Анжелы. Вместо этого он сказал:
– Новые консерваторы в корне изменят систему образования. Каждый выпускник школы будет… м – м… знать население Рейкьявика.
– Вы опять дышите! – взревел Стейн.
– Простите, мистер Стейн, но я… – И Анжела, чуть не плача, выскочила из кабинета.
– Ни одна не задерживается, – пожаловался Стейн. – Я считаю, это вина правительства. Вот вы знаете, что про зубы ничего нет в школьной программе? И когда эти девицы приходят ко мне, они полные невежды в зубах. Может, когда вы станете заправлять, вы с этим что?нибудь сделаете?
– Может, вернемся к моим зубам?
– Тридцать штук, – сказал Захария.
– Тридцать
– Сразу скажу: вы можете пойти к любому дантисту на Харли – стрит, и он прилично сделает работу но зубов от Захарии Стейна у вас не будет, в отличие, например, от премьер – министра.
– Вы делаете зубы Джеку Баркеру? – спросил Сынок.
– Я переоформил ему рот, – ответил Стейн. – Пока он не пришел ко мне, он питался супами да кашками, десны у него кровили, и непрерывно мучила боль. Я сконструировал ему улыбку, сделал его человеком и обеспечил две подряд победы на выборах.
– Так вот кому Джек Баркер обязан успехом у избирателей, а? – поразился Сынок.
– Только две последние кампании, – скромно уточнил Стейн.
– А тут не будет столкновения интересов? – спросил Сынок.
– Нет, – отрезал Стейн. – У меня нет никаких интересов, кроме стоматологии.
– Но тридцать тысяч фунтов… – пробормотал Сынок.
– Законные предвыборные траты, – сказал Захария, теряя терпение. – Вы хотите зубы от Захарии Стейна или нет?
Сынок представил себя улыбающимся с предвыборных плакатов, скалящим зубы на Джереми Паксмена, ухмыляющимся в камеры премьер – министром в дверях резиденции на Даунинг – стрит, 10… и сказал:
– Когда начнем?
18
Дуэйн двигался по переулку Ад, выборочно стуча в двери и проверяя, есть ли у жильцов действующее удостоверение личности и не попортил или, хуже того, не снял ли кто– нибудь личный жетон. Такие обязанности изрядно тяготили Дуэйна, и в дни вроде этого ему хотелось бы работать кем?нибудь другим – чистить выгребную яму или дрессировать медведей. Дуэйну с первого дня службы стало ясно, что карьера полицейского не для него. Он помнил время, не столь уж и давнее, когда ему самому приходилось предъявлять позорный металлический жетон снисходительному констеблю.
Дуэйн постучал в дверь дома номер семнадцать, открыла ему Камилла. Дуэйну показалось, что тесная передняя буквально кишит лающими собаками, но, поуспокоившись, он рассмотрел, что собак всего три.
– Доброе утро, – сказал Дуэйн. – Проверка жетонов и удостоверений. Не возражаете?
Камилла проводила Дуэйна в гостиную.
– Садитесь, пожалуйста. Я позову мужа, он в саду.
Едва Камилла вышла, Дуэйн шагнул к книжному шкафу и быстро провел кончиками пальцев по корешкам, в основном кожаным: Диккенс, Гомер, Роберт Льюис Стивенсон, Николаус Певзнер, Черчилль, Джилли Купер, Лоренс ван дер Пост…
Вернулась Камилла с Чарльзом.
– Извините за визит, – сказал Дуэйн.
– Пожалуйста, не извиняйтесь, – ответил Чарльз. – Камилла, дорогая, где наши удостоверения?
– А что, их нет в обычном месте, в кувшине на буфете? – спросила Камилла.
Чарльз отправился посмотреть и крикнул из кухни:
– Здесь нет.
– В последнее время мы дико рассеянны, – сказала Камилла. – Чарльз винит в этом ужасные продукты от Грайса. Он говорит, эта еда напичкана ядами, которые разрушают мозг.
