видно, как на транспорте бегают люди, готовят шлюпки и спасательные плоты. [237]

Форштевень транспорта подошел к нити прицела.

— Залп!

Две торпеды вышли из аппаратов в момент, когда нос лодки приподняло волной. Торпеда из левого аппарата пролетела несколько метров по воздуху и зарылась в воду, а из правого пошла хорошо, было отчетливо видно, как она шла к цели.

По всей вероятности, после того как заглох шум наших дизелей, на транспорте были настороже и он стал быстро поворачивать влево. Мы ясно увидели, как торпеда прошла по его правому борту. Транспорт удалялся на юг, — как нам показалось, с неимоверной быстротой. Запустили дизели, и я попросил Моисеева выжать из них все, что можно, чтобы его догнать.

Через полчаса лодка и транспорт шли параллельными курсами на расстоянии примерно 2 кабельтовых друг от друга со скоростью около 14 узлов. На мостик доложили, что Продан слышал SOS транспорта и принял радиограмму на немецком языке. Капитан передавал, что его преследует подводная лодка.

Вот так мы и шли, приближаясь к вражеским берегам. А как выполнить торпедный залп на параллельных курсах? Послал Михайлова на центральный пост, чтобы он рассказал о сложившейся обстановке и передал Моисееву и Грачеву, что от мотористов зависит исход атаки. Надо выжать из дизелей еще пол-узла хода.

...Молодцы мотористы! Мы начали обгонять транспорт. Вот лодка уже настолько впереди, что можно разворачиваться для залпа.

— Левый дизель полный назад! Правый средний — вперед! Аппараты товсь!

От такой работы дизелей враздрай корпус лодки затрясся так, что, казалось, развалится на части. Такая тряска могла повлиять и на выход торпед из аппаратов. Но раздумывать было некогда. Лодка начала медленно циркулировать влево. Дизели грохотали вовсю. Транспорт продолжал идти прежним курсом. Вскоре его форштевень показался на нити прицела... [238]

— Залп!

Обе торпеды попали в щель.

Транспорт от взрыва переломился надвое. Через две-три минуты на поверхности воды остались только спасательные плотики с командой. С юга: быстро приближались три катера. Они шли по направлению к огням плотиков транспорта. Не дожидаясь, пока катера заметят нас, полным ходом пошли курсом к выбранному мною месту покладки лодки на грунт для перезарядки торпедных аппаратов.

Этот боевой успех несколько улучшил настроение всего экипажа после неудачи с атакой крейсера «Нюрнберг».

До рассвета закончили зарядку аккумуляторных батарей и легли на грунт. Работа предстояла нелегкая. Надо было перенести торпеды со стеллажей в отсеке лодки на центральные направляющие, проверить их зарядку и задвинуть в аппараты. На помощь торпедистам, как и всегда, пришли друзья из других боевых частей — мотористы, электрики, трюмные. Как и прежде, на торпедах писали слова возмездия. А на одной торпеде моторист, лезгин Абдул Садыхов, написал: «Адольфу от Абдула».

У командира минно-торпедной боевой части лейтенанта Якова Ошеровича, впервые после окончания училища участвовавшего в походе на подводной лодке, было праздничное настроение.

Сразу после залпа по транспорту Ошерович попросил разрешения выйти на мостик, но не успел к моменту взрыва торпед, и все же он законно чувствовал себя именинником. Оружие, приготовленное его боевой частью, сработало безотказно. Но надо отдать должное и группе мотористов Грачева — Шеханину, Бакулину, Шестакову, Садыхову. Они выжали из дизелей все возможное и даже невозможное, чтобы догнать транспорт и развернуть лодку для боевого залпа. Их действия решили исход атаки.

Через два дня еще одна ночная атака увенчалась успехом. Торпедой с «дарственной» надписью Садыхова был потоплен фашистский тральщик.[239]

В то время мы не знали названий и водоизмещения судов, потопленных торпедами и подорвавшихся на заминированном нами фарватере. После войны стало известно, что от торпед погибли бывший датский транспорт «Хельма Лоу» и тральщик. На минах, выставленных в этом походе, подорвались и затонули буксир «Пионер-5» и транспорт «Шванеск», подорвалось и получило большие повреждения пассажирское судно «Берлин».

18 октября мы вернулись в Хельсинки. Почти одновременно с нами возвратились с моря подводные лодки Щ-310 под командованием капитана 3 ранга С.Н. Богорада и Щ-407 под командованием капитан-лейтенанта П.И. Бочарова. Они действовали вдоль побережья от Ирбенского пролива до Мемеля и потопили семь фашистских транспортов.

Лодки ошвартовались у причала торгового порта неподалеку одна от другой. Каждую лодку посетил член Военного совета КБФ контр-адмирал Смирнов. Он поздравил экипажи с благополучным возвращением и боевыми успехами. Затем Н. К. Смирнов и командиры лодок собрались на «Лембите». Мы доложили члену Военного совета о своих нуждах, о том, что нужно сделать, чтобы быстрее подготовить лодки к новому выходу в море. Надо было получить боезапас. Также мы считали, что, поскольку Финский залив форсировать не приходится, можно снять устройство против антенных мин: оно ухудшало маневренные качества лодки.

Н. К. Смирнов сказал, что ремонт можно производить и на заводах Финляндии, боезапас доставят в Хельсинки, но снимать противоминное спецустройство лучше дома, и дал «добро» для следования в Кронштадт.

Лоцманы помогли нам пройти шхерными фарватерами на восток. На выходе из шхер встретили эскорт, в составе которого были плавбаза «Иртыш» и несколько лодок. Тральщики, освободившись от своих подопечных, приняли нас для проводки в Кронштадт. [240]

Целый месяц мы пробыли дома. В спокойной обстановке отпраздновали 27-ю годовщину Великого Октября. Личный состав, хотя и был загружен работой, хорошо отдохнул.

В один из ноябрьских вечеров в дверь моей каюты постучали и попросили разрешения войти. Дверь отворилась, и на пороге появился молодой лейтенант — комсомольский работник нашего политотдела Андрей Можеренко. Я с ним однажды встречался на комсомольском собрании, которое проводил секретарь комсомольской организации лодки Алексей Масленников. Теперь познакомились ближе. Оказалось, что лейтенант был уже обстрелянным. В 1938 году по комсомольскому набору его призвали на флот. Он служил на Тихоокеанском флоте торпедистом подводной лодки типа «Малютка». А воевать ему довелось комсоргом батальона морской пехоты Волжской военной флотилии. Затем — на канонерской лодке заместителем командира по политчасти и в отряде катерных, тральщиков на Волге, под Сталинградом.

Потом Можеренко, как коренного подводника, откомандировали в бригаду подводных лодок на Балтику. Он доложил, что по приказу командования бригады ему необходимо идти в боевой поход на подводной лодке, к чему он давно стремился для приобретения опыта работы в боевой обстановке в море и вместе с тем для помощи мне в партийно-комсомольской работе. В то время на лодке было четырнадцать комсомольцев, шестеро из них шли в море впервые. Приход на лодку опытного комсомольского работника оказался очень кстати. С меня и секретаря партийной организации П. Н. Ченского снималась большая нагрузка. Забегая вперед, скажу, что за время похода я не мог уследить, когда лейтенант Можеренко спал. Вахты сменялись, а он постоянно находился с людьми. Он рассказывал о боях на Волге. Комсомольцы под его руководством выпустили несколько «боевых листков» и стенгазету. Рассказы Можеренко и «боевые листки» поддерживали необходимый настрой в экипаже лодки на протяжении всего [241]похода. Думаю, что и Андрей Николаевич получил много полезного для дальнейшей работы с людьми.

Поход лодки в тяжелых зимних условиях завершился большим боевым успехом. Но об этом речь ниже. По возвращении из похода я с удовольствием доложил начальнику политотдела С. С. Жамкочьяну о работе его помощника по комсомолу и ходатайствовал о представлении его к правительственной награде. Вскоре А. Н. Можеренко был награжден орденом Отечественной войны I степени.

В отличном боевом настроении мы 27 ноября вышли из Кронштадта. Снова поход по финским шхерам, знакомый рейд Утэ.

Под напором Советской Армии гитлеровские войска откатывались все дальше и дальше на запад. Фашистские части интенсивно эвакуировались из Прибалтики морским путем. В нашу задачу входило, чтобы эти беглецы и отправляемое на судах добро, награбленное в Советской стране, не достигли портов Германии, а подкрепления для отступавших войск, подбрасываемые морским путем, не попали по назначению.

Опасаясь наших подводных лодок, конвои фашистских судов двигались вдоль берега по мелководью.

В боевом приказе подводной лодке «Лембит» предписывалось разведать пути движения судов противника в районе Мемель — мыс Брюстерорт, заминировать их, а затем уничтожать суда торпедами.

Придя в заданный район, вскоре обнаружили высокие черные и красные буи, которыми был обставлен фарватер, проходивший в полутора милях от берега. Глубины на нем оказались едва доступными для плавания на перископной глубине и предельно малыми для постановки мин из подводного положения лодки.

3 декабря заметили, как в сторону Брюстерорта прошел тральщик. Вошли на фарватер, и вот от буя к бую, от черного к красному, от красного к черному, зигзагом через определенный интервал поставили четыре мины, через значительный промежуток еще [242] четыре... Всего выставили 20 мин и заминировали фарватер на большом протяжении. Штурман Митрофанов точно нанес на карту места постановки мин. Всплывших мин не было, — значит, они находились на заданной глубине.

Через сутки, маневрируя мористее нашего минного заграждения, услышали шумы винтов и затем взрыв, второй, третий... И все стихло. Мины были поставлен не зря!

Прошло несколько дней. Движение судов в это районе прекратилось. Мы обнаружили лишь отряд малых тральщиков, идущих из Данцигской бухты. Получили сообщение от разведывательной авиации Балтийского флота об интенсивном тралении в районе минной постановки, но ни одного конвоя противника летчики не обнаружили. Хорошо оборудованная коммуникации врага была нами нарушена.

Ночами мы всплывали, чтобы зарядить батареи Штормовая погода изматывала, кожаные регланы плащи покрывались коркой льда. Глаза, иссеченные ветром и солеными брызгами, слезились. Все ночи сигнальщики, вахтенные офицеры и я, а частенько и лейтенант Можеренко, помощник начальника политотдела комсомола, напрягали глаза, вслушивались, но море было пустынно, как будто все корабли попрятались в базах. За ночь палуба и надстройки сильно обледеневали. Образовавшийся ледяной панцирь создавал дополнительную плавучесть, и загнать лодку под воду был непросто. Приходилось сразу же после окончания зарядки аккумуляторных батарей погружаться, не дожидаясь рассвета, чтобы лодка успела оттаять и получить после подциферентовки нормальную плавучесть и маневренность при плавании на перископной глубине.

Наконец после штормовой погоды заштилело, наступили дни с плюсовой температурой, и над морем повис густой туман. Целыми сутками, днем и ночью, мы плавали, как в молоке. И вот 11 декабря, когда «Лембит» закончив зарядку аккумуляторных батарей, ушел на глубину, акустик Сергей Гипп доложил, что слышит [243] шум винтов целого каравана судов. В перископ ничего не было видно. Туман. Шумы винтов приближалися. Наиболее сильные из них стали различимы даже без специальной аппаратуры. По гидроакустическому пеленгу пошли на сближение с транспортами. Но из-за множества шумов выйти в торпедную атаку по какому либо одному определенному объекту было невозможно. Акустик не мог добиться четкости пеленга. Идя на определенный риск, решил всплыть.

— Боевая тревога! Торпедные аппараты к выстрелу приготовить!

Из первого отсека командир минно-торпедной боевой части Яков Ошерович доложил, что аппараты готовы. Прошли секунды — и мы на поверхности... Мертвая зыбь спокойно катит свои валы. Ничто не говорит о том, что где-то здесь, поблизости, идут вражеские суда, с которыми возможно прямое столкновение, и нам тогда не поздоровится.

Пройдя несколько минут малым ходом на сближение с караваном по пеленгу данному акустиком, и не обнаружив судов, срочно погрузились. И опять, но на этот раз в непосредственной близости, сплошной шум винтов. Но как в этом хаосе звуков, принимаемых всем корпусом лодки, выбрать объект атаки? Поднимаю перископ. Ничего не видно, хотя уже утро — 8 часов 45 минут. Еще раз всплываем. По-прежнему туман как молоко. Однако на волнах мертвой зыби появилась рябь. Потянул ветерок. Туман стал рваться в клочья. В нем появились просветы с хорошей видимостью. Сигнальщик Корешков и я, находясь на мостике, чувствовали, что противник близко, рядом, но вражеских судов так и не видно.

Однако каждую секунду какое-либо судно могло внезапно вынырнуть из тумана, и мы даже не успеем выпустить торпеды, как столкнемся с ним. Снова срочное погружение. Море вокруг лодки наполнено шумом винтов.

Поднимаю перископ. Идем в полосе тумана. Так недолго попасть под таран. Командую:

— Торпедные аппараты в исходное положение! [244]

Затратить много сил и энергии на поиск и преследование кораблей и отказаться от атаки, когда противник рядом, очень обидно.