— Слушайте, вы сказали: его фамилия Буш, ну… того инженера, что рассказывал про подполье? А его зовут не Генрих Осипович? Бегемотик такой?
Пухальский остановился: слепо блеснули очки.
— Именно.
— Господи! — сказал я обрадовано. — Как тесен мир! Я ж его буквально четыре часа назад вытолкнул из-под машины! Вот так «Волга» — р-раз! А он идет себе… Я его в последний момент толкнул! Мы познакомились. Он меня к себе зазвал.
— Ногу вы растянули, когда его спасали?
«Хм!» — подумал я. Я на всякий случай слегка прихрамывал.
— Ага! Он как вам показался? По-моему, ничего мужик, верно?
— Не знаю, — уклонился от прямого ответа Пухальский. — Я только один раз был у него. Инженер он толковый, наладил в цехе производство стандартной разборной мебели.
— А квартирка у него обставлена подходяще. Картины красивые висят. Он, наверное, рублей двести получает!
У нас получался не то чтобы искренний, но довольно непринужденный разговор: в таком собеседник легко выкладывает свое отношение к тому или иному в жизни. Но Пухальский только неопределенно хмыкнул.
— Насчет женщин он тоже не промах, — добавил я.
— С чего вы решили? — вдруг заинтересовался Пухальский.
— У него такая красотка была!
— Да?
— Ага!
И снова Пухальский уклонился от какого-либо развития этой новой «темы». Из него трудно было что- нибудь вытянуть. Это напоминало игру: «Барыня прислала сто рублей, что хотите, то купите, «да» и «нет» не говорите, белое и черное не выбирайте…» Как будто он дал зарок не говорить ничего определенного!
— Вы москвич? — спросил он.
— Да, — сказал я. — А что?
— Да так, ничего. Заметно. — Он сказал это без холодка, скорее даже с одобрением.
— Москвичей узнают сразу, — гордо сказал я. Потом заметил как бы мимоходом: — Дождя-то не будет. Так что можно и без пиджака.
Он сделал вид, что не слышит, и, согнувшись, стал раскуривать сигарету. Мне пора было в гостиницу: я увел его достаточно далеко. Еще по дороге надо было сделать одно дело.
— Ну, я побегу, Николай Гаврилович, — сказал я.
Он распрямился.
— Что, пора уже? Хорошая девушка? Ну, не уроните чести нашего номера.
Я свернул с бульвара и, попав на параллельную улицу, нашел телефон-автомат. «Привет от Коли, — сказал я, набрав номер. — Вы предлагали Клаве опознать… дядю?» — «Она сказала, что ей тяжело его видеть. Мы не настаивали». — «Опишите подробно, как он был одет?» — «Темно-синие лавсановые брюки, немного коротки ему. Белая простая рубашка. Пиджак…» — «Стоп! Какой пиджак?» — «Серый, в полоску». — «Покупной или сделан на заказ?» — «Венгерский». — «Какая была погода в утро происшествия?» — «М-м, жара». — «Дождь не собирался?» — «Нет». — «Проверьте, есть ли в карманах табачные крошки — отдельно в брюках и в пиджаке. Второе: работала ли табачная лавка у входа в гостиницу в то утро. Третье: соберите сведения о соседе Генриха с улицы Чернышевского. Он живет наверху, на втором этаже. Свяжитесь с Новосибирском: меня интересует друг Клавы, некий Карик. Где он сейчас? Все».
Я повесил трубку и быстро пошел к гостинице. По лестнице я поднимался осторожно, потому что вовсе не хотел столкнуться с Войтиным. Миновав сваленные у стены доски, я прошел к столику Быстрицкой. Было без пяти восемь. Я скосил глаза на щиток с ключами, «305» висел на гвозде. Войтин уже ушел. Быстрицкая что-то писала в книге дежурства. Рядом стояла ее сменщица.
Я постучал костяшками пальцев по столу.
— Тук-тук, можно войти?
Сменщица неодобрительно покосилась на меня. А Быстрицкая подняла голову.
— А, это вы?
— Точен, как этот механизм, — сказал я, показывая на часы.
Глава 9. «ТЕБЯ КАК ЗВАТЬ!» — «НИКАК»
На улице смерклось окончательно. Тучи снова сгустились над городом, бульвар потемнел (фонари еще не зажглись), поднялся ветер и зашелестел листвой. Я взял Быстрицкую под руку.
— Вам не холодно?
Она сказала, что не очень. Я стал снимать свою куртку — старенькую, «студенческую».
— Нет, неудобно.
— Бросьте! Если холодно, надо утепляться: это естественно.
— Про меня и так сплетни разводят. Увидят, что я в вашей куртке, совсем заедят.
— Никого ж нет.
— Это только кажется: здесь все всех знают.
Она была в клетчатом платье, через плечо висела сумка. Ветер путал ее волосы, и время от времени она гордо откидывала голову.
— Куда мы идем?
— Я домой, а вы — не знаю. Наверное, провожаете меня.
— Слушайте, это нечестно! Давайте посидим в тепле, в кафе каком-нибудь.
— Не хочу.
Я заступил ей дорогу.
— Раечка, вы только представьте себе: я сейчас приду в номер, я совсем один, и мне будет так грустно. Я не зажгу свет, сяду на кровати и буду плакать горючими слезами.
Она засмеялась.
— А вы свет зажгите!
— Вот видите, какая вы жестокая! — сказал я. — Вы, между прочим, похожи на какую-то актрису: не могу вспомнить, как ее зовут.
— Мне уже говорили, что я напоминаю Барбару Брыльску. Вы не новы. У меня только цвет волос другой. А правда, похожа? Вы тоже это находите?
— Вылитая Барбара, — сказал я торжественно. — Барбара, в кафе пойдем?
— Нет. Вы женаты?
— Женат.
— Странно, обычно говорят, что нет. А почему вы кольца не носите?
— Не люблю.
— Ваша жена тоже не носит?
— Конечно.
— Так изменять удобнее. Вы своей жене изменяете? «Вот черт! — подумал я. — Но другого-то выхода у меня не было: как еще я мог с ней познакомиться? Мы расстанемся добрыми товарищами, но часа два мне придется корчить из себя бог знает что».
— Я люблю ее, — сказал я.
— А она красивая?
— По-моему, да.
