— Что случилось? Ты снова гол и нищ! Скажи, сколько тебе нужно денег, и я помогу тебе.

Цзы-чунь, устыдившись, не отвечал; несмотря на все настояния старика, он лишь смущенно молчал.

— Завтра в полдень приходи на прежнее место, — сказал старик.

Преодолевая стыд, Цзы-чунь явился в назначенный час и получил десять миллионов. Еще до этого он решил изменить образ жизни и, занявшись каким-нибудь делом, превзойти знаменитых богачей древности. Но как только в его руках оказались деньги, он позабыл о своих благих намерениях и, как в былые времена, предался удовольствиям. Прошло года три, и он стал беднее, чем прежде. Однажды на старом месте он опять встретил старика. Не в силах побороть стыд, Цзы-чунь закрыл лицо и хотел удалиться. Но старик ухватил его за край одежды и сказал:

— Худо обернулись твои дела. — Затем дал тридцать миллионов и добавил: — Если это тебя не излечит, значит бедность твоя неизбежна.

Цзы-чунь подумал:

«Я вел беспутный образ жизни, часто бедствовал, но никто из родственников не помог мне. Совсем чужой человек трижды выручил меня из беды; как я смогу отблагодарить его?» И, обращаясь к старику, он сказал:

— Этих денег мне хватит, чтобы заняться достойным делом, обеспечить всем необходимым бедных родственников и выполнить, таким образом, свой долг. Я глубоко вам благодарен, и, как только мои дела наладятся, я сделаю все, что вы скажете.

— Этого я и хотел, — ответил старик. — Устраивай свои дела, сын мой! Мы встретимся в пятнадцатый день седьмого месяца будущего года под двумя можжевельниками, у храма Лао-цзы.

Так как большинство родичей Цзы-чуня жили к югу от реки Хуай, то он купил десять тысяч му плодородной земли в пригородах Янчжоу, возвел там большие дома, а поблизости от главных дорог построил более ста загородных домиков, где и поселил бедных родственников. Устроив брачные дела племянников и племянниц, он перевез на кладбище предков останки родственников, покоившиеся в других местах. Тем, кто помогал ему, он воздал должное, а также свел счеты с недругами. Закончив дела, он отправился к месту встречи со стариком, так как срок уже наступил.

Старец сидел в тени можжевельника. Вместе они поднялись на пик Юньтай, углубились в горы и, пройдя более сорока ли, увидели прекрасный храм, каких на земле не бывает. Сверкающие облака парили над пришельцами, взлетали ввысь испуганные журавли. В среднем зале стоял огромный котел более девяти чи в высоту, в котором варилось снадобье. С одной стороны котел охраняли зеленые драконы, а с другой — белые тигры; красные отблески огня играли на окнах и стенах. Вокруг котла собрались девять фей.

Приближался заход солнца, и старец, сняв свое простое платье, облачился в одежды жреца и желтую шапку. Затем он дал Цзы-чуню три белых шарика, велел проглотить их и запить кубком вина. Цзы- чунь повиновался, и старец, расстелив у западной стены тигровую шкуру, посадил его лицом к востоку.

— Сиди молча, — предостерег он Цзы-чуня, — даже если увидишь богов и дьяволов, посланцев ада, диких зверей или своих близких, изнемогающих под пытками, знай, что все это лишь видимость. Ты же не двигайся и не бойся, — никакого вреда тебе не будет. Хорошенько запомни мои слова.

Старец удалился. Цзы-чунь оглядел зал и ничего не заметил, кроме огромного котла, наполненного водой.

Вскоре после ухода старца горы и долины задрожали от топота, — множество колесниц с развевающимися знаменами и всадников, блистающих оружием, мчались сюда. Воинственные кличи сотрясали небо и землю. Впереди — военачальник; он и его конь были в позолоченной броне, слепившей глаза своим блеском. Военачальника сопровождали несколько сот человек, — с обнаженными мечами и натянутыми луками они устремились в зал.

— Кто ты? — вскричал военачальник, — и как смеешь взирать на меня?

Со всех сторон на Цзы-чуня бросились воины, громко вопрошая, кто он и как здесь очутился. Но Цзы-чунь хранил молчание. Разъяренные воины грозились изрубить его, пронзить стрелами; голоса их были подобны грому. Цзы-чунь не отвечал. Разгневанный до предела военачальник и его воины удалились.

Затем ворвалось множество лютых тигров, злобных драконов, львов и ядовитых змей; с шипеньем и ревом бросились они на Цзы-чуня, угрожая растерзать его. Но ни один мускул не дрогнул на лице Цзы-чуня, и вскоре чудовища исчезли.

Вдруг хлынул ливень, молнии прорезали мрак, загремел гром. Огненные шары падали вокруг, с треском низвергались молнии, такие ослепительные, что Цзы-чунь зажмурился. В одно мгновение зал был залит водой более, чем на чжан в высоту; потоки низвергались с быстротой молнии, гремели подобно грому. Вскоре вода достигла того места, где находился Цзы-чунь. Но он сидел спокойно, и ничего с ним не случилось.

Снова вернулся военачальник, ведя за собой палачей ада, у которых были головы буйволов и других диковинных чудовищ. Они поставили перед Цзы-чунем огромный котел с маслом. Со всех сторон на Цзы- чуня были направлены длинные копья и рогатины.

— Если он назовет свое имя, отпустите его, — приказал военачальник. — Не назовет — подымите на рогатину и бросьте в котел.

Цзы-чунь не произнес ни слова.

Тогда палачи втащили в зал его жену, бросили к ступеням и, показывая на нее, сказали:

— Назови свое имя, и мы пощадим ее!

Цзы-чунь молчал.

Палачи хлестали женщину кнутами, пускали в нее стрелы, кромсали ножами, ошпаривали маслом и жгли огнем до тех пор, пока она, истекая кровью, не закричала:

— Я простая женщина и недостойна вас, но я служила вам более десяти лет. Под пытками этих дьяволов я нестерпимо страдаю. Я не хочу, чтобы вы унизились до разговора с ними, дабы они меня пощадили, но скажите одно лишь слово, и моя жизнь будет спасена. Как же вы бессердечны, если вам жалко сказать одно только слово!

Женщина корила его и проклинала, и слезы ручьями текли из ее глаз.

Цзы-чунь ни разу не взглянул на нее.

— Ты думаешь, я не могу убить твою жену? — спросил военачальник.

И он приказал срезать мясо с ног женщины. Несчастная страшно закричала.

Цзы-чунь ни разу не взглянул на нее.

— Этот негодяй — ловкий волшебник, — сказал военачальник, — нельзя, чтобы он оставался в этом мире.

И он приказал убить Цзы-чуня. Цзы-чунь был убит, и его дух предстал перед князем ада Яньло.

— Это и есть волшебник с горы Юньтай? — спросил князь ада. — Пытать его!

Цзы-чуню лили в глотку расплавленную медь, секли железными прутьями, толкли в ступе, размалывали жерновами, бросали в огненную яму, окунали в кипящую воду, гоняли по горе, утыканной ножами, и через лес мечей. Не было пытки, которой бы его не подвергли. Через все муки он пронес в сердце слова даоса, и ни одного стона не сорвалось с его уст. Когда палачи сообщили князю ада, что испробовали все пытки, тот сказал:

— Этот негодяй недостоин снова родиться мужчиной, пусть он родится женщиной в семье Ван Цюаня, судьи уезда Шаньфу в Сунчжоу.

Цзы-чунь родился девочкой. Девочка часто болела, и не было дня; чтобы ее чем-нибудь не лечили — уколами, прижиганиями или лекарствами. Один раз она упала в очаг, в другой раз упала с кровати и, несмотря на нестерпимую боль, ни разу даже не застонала. Она выросла и превратилась в красивую девушку, но никогда не говорила, и в семье думали, что она немая от рождения. Родственники всячески обижали ее, но она никогда не отвечала им. Цзиньши по имени Лу Гуй, из того же уезда, прослышал о красоте немой девушки и послал в ее дом сватов. Домашние не захотели выдавать девушку замуж, ссылаясь на ее немоту, тогда Лу Гуй сказал:

— Если она станет хорошей женой, то зачем ей дар слова? Она будет примером для жен с длинным и злым языком.

Родители дали согласие на брак, и в положенное время, со всеми обычными церемониями, была отпразднована свадьба.