Паршене, вынудившую его, командира роты спецназа, вызвать комбата. А вот уже разговор с Полукаровым помнил плохо. Затем автоматная очередь из кустов, удар пуль в грудь и... темнота. Что же произошло дальше?

Запрелов хотел пить. Позвал:

– Солдат!

Тот не услышал, видимо, голос был слишком слаб, и продолжал рассматривать инструмент. Интересно, что такого он в нем нашел? Какие-то клещи. А клещи, они и есть клещи. Напрягшись, вновь позвал:

– Солдат!

На этот раз санитар встрепенулся, подняв глаза на капитана. И тут же бросился из палаты.

– Куда? – хотел спросить Илья, но не успел, тот уже исчез за дверью.

Вздохнув, Запрелов попытался осмотреться, но ничего, кроме штативов с тянущимися сверху шлангами и тумбочки справа, уставленной банками, точно такими же, из которых по шлангам-трубочкам ему в вены вливалась какая-то бесцветная жидкость, не увидел. Приглушенный свет над стулом и темнота за окном, задернутым белыми шторами, говорили о том, что на дворе ночь. Но сколько времени точно, он не знал. Часов при нем не было, как не было вообще ничего под простынею. Только перебинтованное от горла до пояса тело, да плавки. Но не те, что он надел перед вылетом в Паршен, а те, что оставались в модуле. Интересно, кто принес их сюда? Хотя им мог быть кто угодно. Из его подчиненных.

Дверь распахнулась, на пороге появился врач-майор. Формы на нем не было, только голубой хирургический костюм с таким же голубым колпаком на голове. Но Запрелов знал этого офицера, не раз видел на построении личного состава медсанбата. Хирург. Начальник хирургического отделения. Как же его фамилия? То ли Попов, то ли Попцов...

– Очнулся, герой? – спросил хирург.

И добавил:

– Можешь не отвечать. Вижу, что очнулся. Это хорошо. Наверное, пить хочешь?

Капитан произнес:

– Да!

Майор кивнул:

– Так и должно быть! Вот только пить тебе, спецназ, сейчас нельзя!

– Почему?

– Долго объяснять, но от жажды умереть не дадим, не для этого с того света вытаскивали.

Он обернулся к солдату-санитару:

– Позови сюда Хордакову!

Лизу! Кого Запрелов не хотел бы сейчас видеть, так это ее! Но майору не прикажешь, а Лиза, наверное, специально осталась на дежурство, чтобы ее приставили к нему.

Запрелов, как солдат ушел, спросил хирурга:

– Не слабо меня разделали?

– Да уж, постарался кто-то! Скажу одно, в рубашке ты родился, капитан. Два ранения так себе, правое легкое навылет с двумя раздробленными ребрами, это зарастет, затянется, а вот третья или первая, черт его знает, прошла в сантиметре от сердца. Правее. Чуть бы левее – и все! Так и остыл бы на камнях. Но пронесло, правда, пришлось поработать. Семь потов сошло, пока извлекли этот кусок свинца. Кстати, я ее, эту пулю, не выбросил. Потом заберешь на память.

Командир роты спросил:

– А сколько сейчас времени?

Майор-медик, взглянув на часы, ответил:

– Почти четыре утра. Два час до подъема в гарнизоне!

– А когда доставили меня сюда?

– Когда доставили, не знаю, а вот на операционный стол положили около восьми вечера. К часу закончили операцию.

– Долго копались.

Хирург согласился:

– Долго. Но это стоило того. Все же, знаешь, спасти человека, это... это...

Запрелов прошептал пересохшим ртом:

– Спасибо тебе, майор!

На что хирург улыбнулся:

– Спасибо на хлеб, капитан, не намажешь! Как выпишем – выставишься!

– Какой разговор? А долго мне, кстати, лежать?

– Недели три, не меньше! Но лежать в медсанбате – не по ущельям духов гонять.

– Это точно. Слушай, майор, ты не знаешь, что с ротой моей стало? Потери серьезные?

Взгляд хирурга помрачнел.

– Не знаю. У своего начальства узнаешь, я только тебя оперировал.

Запрелов понял, что хирург говорит неправду. Все он знает, но прикидывается. А это значит что? Это значит то, что рота понесла серьезные потери. В это время в палату вошла Лиза.

Майор указал ей на капитана:

– Принимай, Хордакова, спецназовец пить хочет. Что делать, ты знаешь. Работай, а я пойду часок еще покемарю.

Лиза спросила у него:

– Как с капельницами?

Майор взглянул на штативы, ответил:

– Эти прокапаешь, снимай. Пока достаточно. Дальше посмотрим. Боль, если возникнет, снимай литической смесью, ну ты сама все знаешь.

– Не волнуйтесь, Иван Григорьевич, отдыхайте!

Хирург вышел вместе с солдатом, Лиза пододвинула табурет вплотную к кровати, взяв руку Запрелова в свои ладони. На ее глазах блеснули слезы:

– Как же это так получилось, Илюша?

– Я хочу пить.

– Подожди, сейчас.

Медсестра взяла ватный тампон, окунула его в кружку с водой, провела влажным тампоном по губам, впустив несколько капель. Илья с жадностью облизал губы, спросил:

– И это все?

– Нет, еще несколько капель можно.

– Ты называешь подобную херню питьем? И почему мне нельзя воды, я же не в живот ранен?

– Нельзя, Илюша, но недолго. Отойдешь от наркоза, потом пей вволю! Часа два потерпи.

– Ладно, это можно!

– Ты не ответил, как же все-таки попал под пули?

Капитан вздохнул:

– Точно так же, как под них попадают другие. Или ты думаешь, что только мы стреляем в духов, а те стоят мишенями? Это война, а на войне кто кого. Или ты духа, или он тебя. На этот раз дух оказался хитрее, вот и результат. Да, майор мне не сказал, может, ты скажешь, много ли моих ребят доставили к вам? Каковы потери роты?

Но и Лиза не ответила на этот вопрос, пожав плечами:

– Точно не скажу. Как выносили носилки с «вертушек», видела, но много ли, не считала, меня вызвали на операцию. Из всех ты самый тяжелый был. Я, как увидела тебя всего окровавленного, бледного, почти не дышавшего, так чуть сознание не потеряла. Подумала, все! Но, слава богу, обошлось!

– Ты находилась в операционной, когда меня потрошили?

– Да!

– И плавки из модуля ты принесла?

– Да! Не лежать же тебе голым. Но ты больше не разговаривай, Илюша, не надо. Тебе сон требуется, поспи.

– Да выспался уже!