убивать на месте всех, кто посмеет показаться у ворот или у своих окон.

Осужденных казнили на площади. Их было, по словам одного очевидца, девяносто четыре человека. Всех их обезглавили.

На следующий день топор сменила виселица. Среди казненных оказались самые видные граждане страны, незнатные дворяне, бургомистры, горожане и даже простые зрители, смело выражавшие свое возмущение. В тот день число жертв дошло до двухсот.

Но все это было только прелюдией. В течение недели казни продолжались непрерывно.

Во избежание однообразия способ казни ежедневно меняли. Священники, главные организаторы стокгольмской кровавой расправы, предложили Христиану прекратить расправу лишь после того, как была истреблена четверть населения. Но и тогда они обратили внимание Христиана на то, что святой отец отлучил не только жителей столицы, но и все население Швеции, а следовательно, жители остальных городов тоже должны понести наказание за ересь.

Это послужило сигналом к новой серии убийств. И в других частях королевства люди умирали на виселице или на эшафоте.

И все же Христиану далеко было до испанских священников, свирепствовавших в Мексике и руководствовавшихся буллой того же Льва десятого.

Если в Швеции было перебито несколько тысяч человек, то в Мексике служители религии передушили несколько миллионов индейцев; на церковном жаргоне это называлось евангелизацией туземцев.

Кардинал Адриан, выбранный первосвященником после смерти Льва десятого, был полной противоположностью своему предшественнику. Этот скромный, простой, даже немного наивный человек искренне попытался исправить нравы папского двора.

Принять тиару, обладая такими качествами, столь же рискованно, как войти ягненку в клетку с тиграми.

Вопреки установленным обычаям Адриан удовлетворился тем, что прибавил к своему имени цифру '6'.

До того как обосноваться в Ватикане, он жил в Испании и приобрел там много врагов. Когда он высадился в Генуе (а город после войн Карла пятого лежал в развалинах), прелаты, явившиеся на церемонию целования папской туфли, просили отпущения грехов за участие в распрях, которые привели к разрушению города. Папа отклонил просьбу, сказав им: «Я этого не сделаю, ибо не могу да и не хочу».

После Генуи Адриан остановился в Ливорно, где его встретили одетые весьма фривольно епископы. Святой отец с укоризной отметил их модные бородки и усы на испанский манер и предложил им расстаться со светскими украшениями, не показываться на балах и спектаклях при шпаге и с кинжалом у пояса.

Подобная критика была не по душе прелатам и вызвала сильное раздражение против новоизбранного первосвященника.

Прибыв в Рим, где шли приготовления ко дню его коронации, Адриан тотчас приостановил работы, запретил сооружение в его честь арок и даже распорядился сломать одну из них, еще не законченную, на которую уже истратили более пятисот дукатов золотом.

«К народным деньгам надо относиться бережливо», — ответил он прелатам, не привыкшим к такой скаредности.

Тотчас же после церемонии интронизации он созвал членов святой коллегии обсудить срочные меры против растущего зла.

Положение, действительно, было более чем критическое: деяния церковников известны всем; финансы церкви исчерпаны; Германия и Швейцария полностью откололись от Рима; к Реформации день за днем примыкают новые сторонники; папским областям угрожает вторжение герцога Феррарского, и, наконец, весь Апеннинский полуостров находится в бедственном положении после войн императора Карла с Франциском первым.

Никогда еще церкви не угрожала столь большая опасность. Она находилась на краю пропасти, и надо было принимать крайние меры, дабы предотвратить народное восстание против католической церкви. Адриан начал с того, что запретил монахам продавать индульгенции; отменил и сократил различные подати и налоги; запретил передачу бенефициев по наследству; пытался пресечь продажу должностей и запретил их совместительство.

Словом, сделал все, чтобы его возненавидели церковники. Желая показать личный пример, он отказал своему племяннику в присвоенном ему почетном звании. Но этим он вызвал еще большее возмущение среди священнослужителей.

Задача оказалась непосильной. Кардиналы и офицеры его двора бешено противились всем его указам. Оправдывая свое неповиновение, они ссылались на укоренившиеся привычки клириков и добавляли, что первосвященнику следует бороться со всякими вредными учениями, полными безверия и свободомыслия, ибо они порождают беспорядок и являются смертельными врагами религии; свою власть он обязан употреблять только во имя торжества креста.

Адриан энергично возражал против подобных доводов, но, убедившись в полном разложении церкви, пал духом и принял благородное решение. Он созвал своих кардиналов и обратился к ним со следующими словами: «Вы все являетесь преступниками! Во всем христианском мире нет ни одного священника, который не был бы распутником, вором или убийцей. Церковь превратилась в вертеп, ею невозможно управлять, не заглушив в себе чести и совести. Мне остается только уйти. Я принял решение не только покинуть трон апостолов, но и расстаться навсегда со зловонной лужей, именуемой римским католичеством. Я пригласил вас, чтобы попрощаться с вами и предложить вам выбрать нового преемника, более достойного управлять шайкой негодяев, которую вы составляете».

Подобная речь (мы передали ее суть, лишь слегка изменив форму), выслушанная посреди гробового молчания, произвела ошеломляющее впечатление на кардиналов.

Они не хотели верить своим ушам. Первосвященник, отрекающийся по собственной воле от всемогущей власти, — подобная ситуация неправдоподобна, абсурдна, невозможна, чудовищна. Можно было бы предположить, что первосвященник потерял рассудок, но он говорил хладнокровно, логично и положение церкви обрисовал безукоризненно.

Придя в себя, кардиналы рассудили, что публичное отречение папы по указанным мотивам будет скандалом, которым неминуемо воспользуются враги католиков. Они начали упрашивать Адриана остаться на престоле, обещая ему исправиться.

Папа ответил, что в истории церкви было столько скандалов, что его поступок ничего не прибавит к ее позорной славе. Кстати, он относится к ней равнодушно, ибо собирается после отречения отправиться в Германию, дабы там изучить доктрину Лютера и вместе с ним работать над уничтожением теократического здания католической церкви.

Кардиналы убедились в бессмысленности дальнейших переговоров, и совещание закончилось. Но если папа упорствовал в своем намерении, то и члены святой коллегии, в свою очередь, пришли к твердому решению убрать Адриана.

Они срочно известили римское духовенство о планах святого отца. В результате среди римских клириков нашлось множество убийц, предлагавших прикончить незадачливого преемника Льва десятого.

Первая попытка провалилась. Убийца-священник был арестован в Ватикане в тот момент, когда он вытащил спрятанный в сутане кинжал и собирался заколоть святого отца.

Тогда кардиналы, соблюдая все предосторожности, организовали новое покушение.

Цоколь под сводом базилики по их приказу был распилен примерно над тем местом, где обычно находился первосвященник. Но и этот тщательно продуманный план закончился неудачей: злоумышленники пустили смертоносное оружие слишком рано, и глыба, разбившись при падении, убила полдюжины швейцарцев.

Обдумывая новое покушение, кардиналы, не теряя времени, принялись настраивать против Адриана римское население: его выставляли в смешном виде, издеваясь над его удручающей скупостью и воздержанием, ибо папа тратил всего двенадцать экю в день, пил пиво вместо вина, сидел за обеденным столом не более получаса!

Довольствуясь самой дешевой из рыб, он доказал, что он так же плохо разбирался в выборе яств, как и в управлении церковью. Наконец, его обвинили в увлечении магией: он-де целыми ночами трудится с