Однажды она представила папе юнца, еще более красивого, чем Асталли. Папа немедленно поддался власти его чар. С затаенной радостью наблюдала Олимпия, как росла симпатия к новому фавориту и как папа охладевал к прежнему. Несмотря на сопротивление Асталли, юноша был вскоре назначен на важный пост секретаря папской канцелярии. Во всем следуя советам своей покровительницы, он с каждым днем укреплял свои позиции.

Поняв, что продолжать борьбу бесполезно, и предчувствуя близкую немилость, Асталли постарался завербовать союзников против Иннокентия. Он посвятил в секреты святого престола флорентийцев и испанцев. Но не тут-то было! Олимпия бдительно следила за своим бывшим любовником и поймала его с поличным. Асталли был немедленно лишен пурпурной мантии и изгнан из Ватикана. У него было отнято все: деньги, должности, приходы. Неумолимая Олимпия распорядилась отобрать у него даже те шесть тысяч экю, которые он, покидая дворец, увозил в багаже.

После изгнания Асталли папа вновь передал своей невестке управление церковными делами. Она опять стала папессой, верховной распорядительницей финансов святого престола. А Иннокентий, целиком поглощенный своим новым фаворитом, даже не заботился о сохранении видимости власти. Всем, кто просил аудиенции, папа неизменно отвечал: «Я не занимаюсь делами, обратитесь к моей дорогой Олимпии».

Никогда честолюбивая куртизанка не могла мечтать о столь блистательном реванше.

Неограниченно распоряжаясь апостольской казной, она богато одаривала своих фаворитов, собрав вокруг себя целый двор. Так продолжалось до самой смерти Иннокентия.

И вот распутный старик слег в постель. Кроме физических страданий его мучила навязчивая идея: ему казалось, что его непременно отравят слуги, подкупленные Асталли. В течение нескольких месяцев он не принимал никакой другой пищи, кроме той, которую на его глазах приготовляла невестка. Ей, вероятно, не слишком улыбалась роль кухарки, но она подчинялась всем капризам умирающего — и не из преданности, а из-за ненасытной алчности. До самого конца она боялась впасть в немилость и потерять в один день плоды столь длительных и коварных маневров. Она была нежной со старым рамоликом и даже обосновалась в его спальне. Целый месяц провела она у его изголовья, не зная отдыха.

Радостный крик избавления вырвался из груди Олимпии, когда 5 января 1655 года Иннокентий десятый испустил дух. Она прекрасно сознавала, что теперь придется отказаться от упоительной власти, но при своей красоте и награбленном состоянии твердо рассчитывала на безоблачное существование. Папесса так бесстыдно обчищала апостольскую казну, что в сундуках Ватикана не нашлось даже суммы, необходимой для похорон первосвященника.

Три дня тело главы христианства оставалось на смертном ложе, и никто не заботился о том, чтобы предать его земле. Попросили Олимпию взять на себя расходы по погребению — она категорически отказалась. Следуя примеру папской девки, ни один из титулованных жуликов, составлявших свиту Иннокентия десятого, не пожертвовал ни гроша. Случилось так, что все расходы взял на себя один старый каноник. Этот штрих как нельзя более точно характеризует римский двор.

Как обычно, избрание преемника Иннокентия десятого сопровождалось длительными распрями и постыдным торгашеством. В конце концов божественный голубь, который, как известно, незримо присутствует на заседаниях коллегии кардиналов, вдохновил конклав избрать некого кардинала, принявшего имя Александра седьмого. Возможно, он взял это имя в честь любезного Александра шестого Борджиа, о подвигах которого мы подробно рассказывали. Если так, то он тщательно скрывал свои намерения, ибо все современники единодушно свидетельствуют, что перед восшествием на престол он являл собой образец всех христианских добродетелей.

На самом же деле он ревностно придерживался лишь главной из них — лицемерия.

Наивное стадо верующих ввела в заблуждение его мнимая скромность. Что касается коллег-прелатов, то они, естественно, были менее доверчивы и точно знали, чего стоит притворная маска, столь необходимая в их профессии. Эпизод, происшедший во время выборов, показывает, как расценивали кардиналы мнимое смирение Александра седьмого.

Вот что мы прочли в записках одного из участников конклава.

Александр седьмой ничем не брезговал, лишь бы одолеть своих конкурентов.

Но когда ему доложили о его избрании, он зарыдал, точно узнал о смерти всех своих близких (вероятно, предвидя победу, он захватил сырой лук в носовом платке).

Церемония предписывает избраннику сразу по объявлении результатов голосования расположиться на троне святого Петра. Смущенный Александр седьмой присел на край кресла. «Извольте занять центр, — воскликнул церемониймейстер, — так требует обычай!» Его святейшество после долгих уговоров в конце концов подчинился, но опустился на трон с исключительной скромностью. По традиции кардиналы подходят с поздравлениями к первосвященнику, в то время как он должен горячо благодарить своих избирателей. Но, охваченный волнением (вероятно, лук возымел свое действие), папа вместо благодарственных слов разразился рыданиями, столь комичными, что присутствовавшие, не в силах удержаться от смеха, кричали: «Довольно, святой отец, хватит!» Чудесное зрелище: папа издает вопли, а кардиналы, подбоченясь, задыхаясь от смеха, кричат: «Хватит! Пожалейте паркет!» Чтобы целиком отдаться развлечениям, Александр седьмой покинул Рим и устроил свою резиденцию в очаровательной долине, где расположено озеро Альбано.

Здесь в окружении блестящего и развращенного двора проводил беззаботные дни святой отец. Самые изысканные блюда, тончайшие вина создавали веселое настроение у папы и его свиты. Изредка на несколько часов папа появлялся в Ватикане, в основном предоставив все дела (которые он считал утомительно скучными) Государственной конгрегации, учрежденной еще Урбаном восьмым. В своем ведении Александр седьмой оставил только апостольскую казну, которую он усердно опустошал. Никакие налоги не в состоянии были поправить финансовые дела церкви: все доходы мгновенно испарялись благодаря стараниям папы и его фаворитов. В течение одного года преемник Иннокентия десятого трижды облагал церковную область поборами для устройства празднеств в честь шведской королевы Христины, приехавшей в Рим отрекаться от протестантства.

Вот оценка, которую дает Александру седьмому один прелат римской курии: «Я служил у этого папы в течение сорока двух месяцев и могу засвидетельствовать: он заботился только о том, чтобы глубже погрязнуть в трясине любострастия; от папства он унаследовал только имя и пороки». Александр седьмой тратил колоссальные деньги и на сооружение дворцов. Не говоря о роскошных зданиях, построенных им для родственников, он возводил никому не нужные постройки и монументы. На площади святого Петра, например, он приказал воздвигнуть колоссальный памятник, состоящий из двухсот восьмидесяти одной колонны и восьмидесяти восьми арок.

Иезуиты были главными помощниками Александра седьмого в выкачивании денег из карманов верующих. Чтобы заставить христиан раскошелиться, генерал иезуитов отец Олива с кафедры оправдывал ненасытность папы и его кардиналов: «Знайте, братья мои, деяния папы могут быть только святыми и достойными. Для блага верующих Александр седьмой и его кардиналы стремятся к богатству…» Алчность святого отца была общеизвестна. Совершенно открыто распространялась гравюра, на которой папа изображался вместе со своими любовницами, фаворитами и кардиналами у ног Христа, из тела которого вместо крови льется золото. Папа собирает золотые монеты в тиару и приговаривает: «Он был распят только для нас».

Если сам Александр седьмой пренебрегал политическими и государственными делами, то Государственная конгрегация занималась теологическими спорами, разгоравшимися во многих странах Европы. Были изданы две буллы против янсенистов, боровшихся с иезуитами. Именно тогда Паскаль опубликовал свои «Письма к провинциалу» — жестокую сатиру на мораль и доктрины иезуитов. Сохранение светской власти и утверждение собственной непогрешимости — единственное, что волновало папу, все остальное он высмеивал и часто в дружеских беседах с кардиналами отпускал шутки по поводу основных догм католицизма. Одной из его излюбленных тем было рождение Христа. По этой канве он вышивал озорные вариации, сочувствуя наивному Иосифу, поверившему жене, сочинившей вместе с архангелом Гавриилом сказочку, которая легла в основу христианского учения.

И этот безбожник считал себя непогрешимым представителем божественного Христа, дорожа этой привилегией так же, как своей светской властью!

Когда Франция и Испания, воевавшие друг с другом, заключили, не согласовав с ним, мирный договор,