– Зато я боюсь… Давай-ка мы прежде того с надежным человеком посоветуемся, который в таких делах разбирается лучше нашего. Вот только с кем бы?
– Может быть, с Николаем Николаевичем? – подумав, предложил Павел.
– Это с каким Николаем Николаевичем?
– С адвокатом, бывшим тестем моим. Человек он знающий, ловкий. Помнишь, это же он осенью в две недели организовал и твой развод, и наш брак?
– А, седой такой? Я еще в толк не могла взять, что это ты так вдруг заспешил – жили же до того нерасписанные, и ничего. А это ты мое будущее обеспечивал. – Она горько усмехнулась.
– И Нюточкино, – не замечая усмешки, сказал Павел. – До свадьбы ты юридически была для нее посторонним лицом.
– А ты его хорошо знаешь, этого адвоката? Можно ему доверять?
– А если больше некому?
– Есть кому, – твердо сказала Таня…
– Вот, собственно, и все. Ну и что ты думаешь?
– Я скажу. Только сначала разреши мне задать один вопрос.
– Задавай.
Рафалович встал, резко отодвинув стул.
– Объясни мне, пожалуйста, почему, ну почему ты такой идиот? Кто тебя просил гнать волну, а? Да, допустим, весь навар с твоих разработок пойдет не в закрома Родины, а в карман какому-то хитрому дяде – ну и что? Что это меняет? Ты же взрослый человек, ты прекрасно понимаешь, что эта самая Родина, которая из нас сосет соки и выворачивает нам руки и карманы, – и есть сотня-другая таких вот хитрых дядей, которые окопались на теплых местечках и втихаря грызут друг дружку, норовя отхватить кусочек пожирнее. Так что, с точки зрения твоей хваленой нравственности, совершенно безразлично, вкалываешь ты на одного дядю, на двух или на тысячу. А с рациональной точки зрения на одного-то еще и лучше – и плодами труда твоего с умом распорядится, и тебе даст, сколько ты стоишь, а не сколько полагается по штатному расписанию… Тебя же впервые оценили по достоинству, создали все условия, освободили от всякой херни – твори, дорогой, открывай, изобретай. Оборудование новое нужно? Ты только списочек составь. Зарплата маленькая? На тебе вдвое. Не хочешь каждый день на работу ходить? Ходи когда захочешь, только дело делай. Ведь так оно было?
– Так.
– Ну и какого рожна тебе? Ах, его бедного заманили, обманом вовлекли! А что им оставалось? Прийти и сказать: «Чувак, у нас тут левый бизнес намечается, хочешь в долю?» Они же хорошо подготовились и понимали, с кем имеют дело. Нет, я тебе так скажу: этой фирмой рулит парень головастый. Он же так все подстроил, чтобы тебя и заполучить, и подстраховать.
– Объясни.
– При таком раскладе, даже если бы они засыпались по полной, ты остался бы чистехонек. Занимался научной работой в солидном институте, про леваки не знал, в коммерцию не лез. И вот лимонтьевы с клизмерами, бяки нехорошие, гремят под фанфары, а честный, но обманутый советский ученый Чернов продолжает свою шибко полезную для страны деятельность.
– Погоди, но ведь Лимонтьев и есть главный организатор!
– Сомневаюсь. Он скорее зиц-председатель Фунт.
– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь?
– К тому, что тебе не следовало вставать на дыбы. Продолжал бы себе спокойненько работать.
– Даже когда они прикончили Жаппара?
– Тогда тем более. Они показали, что умеют быстро и жестко защищать свои интересы, которые, кстати, совпадают с твоими.
– Что? Ты соображаешь, что говоришь? Гнать за границу ценнейшее стратегическое сырье – в
– Еще не факт, что они занимались или готовились заняться именно этим. А вот Жаппар – он как разгнал. За что ими же и был наказан.
– И что, по-твоему, мне надо делать сейчас?
– Прекратить артачиться и возвращаться в институт.
Павел задохнулся от возмущения.
– Офигел? После всего с Нюточкой?
– А что? Утрись, засунь свой праведный гнев куда подальше и возвращайся.
– По их милости отец лежит при смерти!
– Не заставляй меня напоминать тебе, что если бы ты не вел себя как самый идиотский идиот, ни с отцом твоим, ни с Нюточкой ничего бы не случилось.
Павел подскочил к Рафаловичу, схватил его за лацканы кожаного пиджака и прошипел ему в лицо:
– Не смей, слышишь!
Рафалович взметнул руки, освободился от захвата и отскочил на два шага.
– Что, Пашенька, правда глаза колет, а?
Павел закрыл глаза, сделал глубокий вдох, медленно сосчитал до десяти и выдохнул. Рафалович за это время встал так, чтобы обеденный стол оказался между ним и Павлом.
– Ты извини меня, Леня, – спокойно выговорил Павел.
– Это за что же? – спросил Рафалович недоверчиво.
– За то, что отнял у тебя время понапрасну. Я ведь чувствовал, что разговор наш закончится чем-то в этом роде, и не хотел обременять ни себя, ни тебя. Таня уговорила. Она отчего-то очень верит тебе… Так что забудь, пожалуйста, все, о чем мы тут говорили, и не поминай лихом.
– Ни фига себе, забудь! А ты снова какую-нибудь глупость выкинешь, и они тебя грохнут!
– Не грохнут. Я еще с одним умным человеком поговорю, он немного в курсе моих дел, может, другой выход присоветует.
– А какой может быть другой выход?