растет.

— Князь заботится обо мне, — признался Савка.

Никак не отучу его холуйничать. Когда мы одни, ведет себя нормально, а при посторонних сразу начинает лизать.

— Иди сырники доешь, пока не убрали, — посоветовал ему.

Появилась у него привычка подслушивать под дверью, никак не отучу.

Савка сразу побежал в гридницу. Любопытство подождет, а сырники с медом — нет.

— Епископ хочет, чтобы я занял Черниговский стол? — начал я, потому что не хотел тратить время на выслушивание вступительной речи.

— Он был бы не против, — ответил уклончиво монах Илья. — И не только он.

— Зато против будут бояре. Они знают, что с ними быстро разделаюсь, — сказал я.

— Ты прав, княже, так они и думают, — подтвердил Илья. — Но против князя не пойдут. Дружина и простой люд их не поддержат.

— В открытую не пойдут, — согласился я. — Есть много тайных способов убрать неугодного человека. Впрочем, дело даже не в этом.

Я не стал говорить ему, что моего имени нет среди черниговских князей. Насколько помню, в эту эпоху был всего один влиятельный русский князь по имени Александр, которого скоро назовут Невским. Следовательно, не было смысла соваться в Чернигов. По какой-нибудь причине не удастся мне стать Великим князем.

— По новому порядку владеть Черниговом должен Михаил Всеволодович, — продолжил я. — Не хочу быть зачинателем смуты.

— Он собирается в Новгороде Великом сидеть, — сообщил монах. — Черниговцы ему не любы.

Вот уж не подумал бы! Новгород Великий, конечно, богаче, но там такой боярский беспредел, почему-то называемый вече, что князья надолго не задерживаются. Даже Александра Невского выгонят, не смотря на его победы над врагами Новгорода Великого.

— Сегодня не любы, а завтра укажут ему новгородцы путь, а они это любят делать, — и сразу понравитесь, — сказал я. — Обещал князю Мстиславу, что не пойду против его племянника. Так что передай епископу Порфирию, пусть позовет моего племянника Изяслава, он следующий по старшинству.

— Изяславу не бывать князем в Чернигове, — уверенно произнес монах Илья.

— Почему? — поинтересовался я.

— Когда сидел в Теребовле, побил наших людей, — рассказал Илья.

— Тогда зовите следующего, Олега Курского, — предложил я. — Насколько я знаю, у него много сторонников в Чернигове.

— Звали. Бояре как раз за него и хлопочут, — сообщил монах. — Его дружина заявила, что стол Черниговский твой по праву, а против тебя воевать не будут. На том многие целовали крест, когда ты их из плена вызволил.

Не ожидал, что сдержат обещание. Слишком много в эту эпоху клятвопреступников на Руси. И не только в эту.

— Пусть еще раз позовут, — предложил я. — Завтра во время приема я откажусь от Черниговского стола. Так и передай епископу и извинись от моего имени, если не оправдал его надежды.

— Епископу важно, чтобы войны не было, — сказал Илья. — Если ты откажешься, тогда все мирным путем решится.

Чтобы мою уступку оценили по достоинству, предложил:

— Взамен я хотел бы, чтобы князь Черниговский построил новый каменный собор в Путивле. И со мной рассчитается, и богоугодное дело совершит.

— Уверен, что епископ Порфирий поддержит твое требование, — произнес монах.

Когда он ушел, я отправился в спальню. Княгиня Алика ждала меня. Ее прямо таки распирало от любопытства.

— Чего они приехали? — спросила она, не дождавшись, когда я разденусь и лягу.

— Чтобы предложить мне стать князем Черниговским, — ответил я и упредил ее следующий вопрос: — Я отказался.

— Почему? — огорченно спросила она.

Алика уже знала, что Черниговское княжество — это что-то типа королевства, а стремление к власти и богатству, как у большинства француженок, у нее в крови.

— Потому что лучше быть живым князем Путивльским, чем мертвым Черниговским, — ответил я. — Тебя бы тоже извели, чтобы не мешала вертеть нашим сыном, как захотят. А может, и его убили бы.

Судя по тому, как долго Алика не могла заснуть, мои аргументы не убедили ее. Наверное, примеряла в мечтах королевскую корону. А может, не давал спать второй наследник. Она опять была на сносях.

Не успел проводить черниговское посольство, как прибыли половцы. Бостекан решил нанести дружественный визит. Видимо, монголы отошли на значительное расстояние от подконтрольной ему территории. Я встретил Бостекана на крыльце, как равного. Он привел в подарок десять жеребцов, нагруженных каракулем и войлоком, и два десятка бычков. Верблюдов и наложниц на этот раз не было. Значит, просить будет много, но только для себя. Из-под улыбки, прилипшей к его кривому лицу, проглядывал страх. Пуганули их монголы здорово. По просьбе кочевника мы сели во дворе под навесом. Там постелили ковер и поставили низкий столик. Поскольку впереди был пир, пили малиновый квас и ели калачи с медом. Половцы очень любят мед. Сами бортничать не умеют, покупают его у русичей. Поздней осенью, когда перебираются на зимовку поближе к лесам, то есть, к моим владениям, пригоняют в Путивль стада скота на продажу, а взамен запасаются медом, солью, зерном. Покупают и оружие, ткани, посуду, но в последнюю очередь, если остаются деньги.

После долгих взаимных расспросов о здоровье, семье и прочей ерунде, Бостекан перешел к делу:

— Ходят слухи, ты договорился с татарами о союзе. Так ли это?

— Если врага нельзя победить, надо к нему присоединиться, — ответил я.

— Они не всем разрешают присоединиться к себе, — сказал он.

— Чтобы разрешить, им надо догнать просителя, — подколол я.

— Все побежали — и мы тоже, — молвил в оправдание Бостекан.

Я не стал уточнять, что побежали не все, а первыми — половцы, спросил:

— Что ты хочешь? Чтобы я замолвил им за тебя слово? Так они меня не послушают.

— Я мог бы со своим кошем встать под твою руку, платил бы посильную дань, воевал за тебя по первому зову, — предложил половец.

Как воины, половцы меня не интересовали. Они годились разве что для грабительских налетов на русские княжества, с которыми я воевать не собирался. Оставалась дань, размер посильности которой, видимо, должен стать предметом торга. Не думаю, что она будет большой. А зачем мне нужны напряги с монголами из-за мелочи?! Жадность губит не только фраеров, но и князей.

— Если я возьму вас под свою руку, значит, возьму на себя и вашу вину за убийство послов и прочие ваши дела. Тогда татары уничтожат меня вместе с вами, — высказал я напрямую, что думал по этому вопросу. — Другое дело, если вы поселитесь в моих деревнях, перестанете кочевать. Старшие могут жить в Путивле.

То есть, я предложил им стать моими холопами.

— Оседлая жизнь — не для нас, — дипломатично отказался Бостекан.

Но и биться и умирать — тоже не для них.

— Татары вернутся. Степи здесь лучше, чем на их родине, зимы мягче. Придут со всей своей силой и будут гнать вас, пока не перебьют всех, — предупредил я. — Если надумаешь, приходи. Мое предложение останется в силе.