хныканьем. Не хватает еще бизнесменам вроде меня тратить время на всяких коней в кебах. Раз кебмен сказал, значит, ему виднее. Полезай-ка скорее внутрь!

Девочка со вздохом повиновалась. Кебмен ударил, и я с трудом потащил нагруженный доверху кеб. Тяжело было страшно. В довершение я с утра ничего не ел, и уже полвоскресенья трудился без передышки. Тем не менее я вполне сносно шел, пока не начались крутые подъемы. Тут ноги мне отказали, и я тяжело рухнул на бок.

Произошло это так неожиданно, что я растерялся. Состояние было ужасное. Я не мог ни пошевелиться, ни даже открыть глаза и понял, что умираю. Вокруг меня суетились люди. Сквозь шум в ушах я смутно слышал их топот и голоса. Особенно потрясли меня слова девочки.

— Бедный конь! — сказала она. — Это мы виноваты в том, что он умер!

Кто-то нагнулся и снял с меня упряжь. А еще кто-то уверенно произнес:

— Конец ему. Он уже никогда не встанет.

Потом я услышал, как полицейский отдает приказание. Я хотел посмотреть, какой он, но глаза мои так и не открылись. Моих сил хватало только на то, чтобы жадно дышать.

Вдруг мою голову окатили холодной водой и, напоив меня каким-то лекарством, укутали сверху теплой попоной. Я впал в забытье. Не знаю уж, сколько прошло времени, но жизнь постепенно стала ко мне возвращаться. Какой-то мужчина ласковым голосом уговаривал меня встать. С третьей попытки это мне удалось. Мужчина отвел меня в незнакомый денник с прекрасной подстилкой. Там мне дали теплой кашицы из отрубей. Простояв в этой конюшне до вечера, я почувствовал себя до такой степени сносно, что смог вместе кебменом добраться до Скиннера.

Наутро жестокий хозяин пришел ко мне вместе с ветеринаром.

— Конь не болен, — принялся объяснять после тщательного осмотра ветеринар. — Просто перенапрягся. Если он отдохнет с полгода, то снова сможет работать. Но сейчас у него совершенно сил не осталось.

— Тогда пускай отправляется собакам на корм, — проскрипел Скиннер. — У меня личных лугов для коней нет. А потом, кто его знает, поправится он или нет? У меня на всех лошадей совсем другой взгляд. Заставляй их работать, пока они могут, а потом — на бойню или куда получится.

— Если бы у него дыхание было испорчено, тогда, вероятно, имело бы смысл лишать его жизни, — отозвался задумчиво ветеринар. — Но с ним же ведь все в порядке. Через десять дней откроется конная ярмарка. Если вы за это время его подкормите, он наверняка будет стоить куда дороже, чем вам на бойне дадут.

Скиннер на эту уловку поддался и приказал конюху как можно лучше меня кормить. На мое счастье, конюх исполнил приказ с редкостной для работников этой конюшни добросовестностью.

Десять дней полного отдыха укрепили мой организм куда больше, чем кто-нибудь мог подумать. К открытию ярмарки я убедился, что жизнь все-таки куда привлекательнее, чем бойня. «К какому хозяину ни попаду, — размышлял я, — он будет наверняка лучше Скиннера». И, гордо изогнув шею, я пошел вместе с конюхом продаваться на новое место.

На ярмарке я, конечно, попал не в лучшее общество. Меня окружали несчастные, совершенно заезженные кобылы и кони. Среди них попадались даже такие, которых было бы милосерднее с помощью меткой пули избавить навеки от дальнейших мучений. Большинство покупателей и продавцов выглядело не лучше. Это были по большей части очень бедные люди. Лучшие годы их жизни остались далеко позади. Продавцы хотели извлечь хоть какую-то выгоду из своих лошадей, которые уже не годились для непосильной работы. А покупатели старались как можно дешевле приобрести какого-нибудь постаревшего пони или исхудалую клячу, которая еще в силах таскать повозку с углем и дровами.

Некоторых из покупателей тяжелая жизнь настолько ожесточила, что один их вид вызывал у нормальной лошади содрогание. Другие, невзирая на бедность, были полны доброты. На подобных людей я был бы совсем не прочь потратить последние силы. В особенности понравился мне старичок, у которого даже ноги от прожитых лет стали немного нетвердыми. Старичок вроде бы тоже сперва ко мне проявил симпатию. Но, к сожалению, ему нужна была лошадь для очень тяжелых грузов. Я для этого не годился.

Следующим ко мне подошел пожилой фермер. И одежда его, и манеры сразу выдавали настоящего джентльмена. За руку он держал хорошо одетого мальчика. Внимательно поглядев на меня, фермер горестно покачал головой.

— Посмотри, Уилли, — обратился он к мальчику. — Этот конь наверняка знавал лучшие времена.

— Бедный! — воскликнул с сочувствием мальчик. — Как ты думаешь, дедушка, он возил когда-нибудь красивые экипажи?

— Не сомневаюсь, — подойдя еще ближе ко мне, отвечал внуку фермер. — Посмотри на его ноздри, уши, шею и плечи. Это очень породистый конь.

Фермер похлопал меня по шее. Я тут же уткнулся носом ему в плечо.

— Какой хороший и ласковый! — стал меня гладить мальчик. — Может быть, мы его купим? Вдруг он у нас поживет, а потом так же омолодится, как Божья Коровка?

— Я не волшебник, — ответил дед. — Из старой лошади молодую не сделаешь. Божья Коровка ведь только казалась старой. В действительности ее заездили, а у нас она пожила и окрепла.

— Но этот конь тоже, по-моему, не такой старый, — упорствовал мальчик. — Смотри, какая грива у него замечательная! И хвост. И глаза, несмотря на всю худобу, не запали.

— Что за мальчишка! — расхохотался фермер. — Так же помешан на лошадях, как я!

— А ты все-таки посмотри ему в рот, — продолжал уговаривать внук. — И узнай, сколько за него продавцу платить. Уверен, на наших лугах он снова помолодеет.

Конюх, который привел меня на продажу, до сих пор лишь прислушивался. Услыхав же, что мальчик настаивает на покупке, он решил поддержать его.

— Ваш молодой джентльмен превосходно все понимает, — почтительно произнес он. — Этого вот коня, — повернул голову в мою сторону конюх, — действительно в кебе неэкономно расходовали. А он еще не стар. Я сам слышал, как ветеринар говорил хозяину, что дыхание совсем не испорчено. Несколько месяцев разумного отдыха, и конь будет в порядке. Последние десять дней я сам за ним полностью вел уход. Могу вам заметить, существо это редкостной благодарности и к людям относится с большой лаской. Уверен, он стоит тех пяти фунтов, которые за него заплатить надо. Дайте ему только шанс себя проявить, сэр, и к следующей весне запросите за него с покупателей все двадцать фунтов.

— Дедушка! — немедленно крикнул внук. — Ты же сам удивлялся, что удалось продать жеребенка на пять фунтов дороже. Значит, если мы за коня эти пять фунтов заплатим, ты даже убытка не понесешь.

— Ну и ну, — усмехнулся фермер, и я сразу понял, что слова внука ему понравились.

Он тщательно ощупал мне ноги, которые очень опухли. Потом заглянул мне в рот.

— Коню лет тринадцать, — уверенно произнес он. — Покажите-ка мне его на рыси.

Получив команду от конюха, я выгнул как можно красивее свою истощенную шею, приподнял хвост и постарался пройти со всем изяществом, которое было только возможно в тогдашнем моем положении.

— Меньше пяти фунтов вы не возьмете? — полюбопытствовал фермер.

— Не могу, сэр, — развел конюх руками. — Хозяин приказывал на меньшее не соглашаться.

— Большой риск. Очень большой риск, — вытаскивая из кармана бумажник, пробормотал фермер. — У вас еще есть какие-нибудь дела на ярмарке? — отсчитывая соверены, осведомился он у конюха.

— Никаких, сэр, — почтительно склонил голову тот. — Если желаете, могу отвести коня к вам в гостиницу.

— Прекрасно, — отвечал фермер-джентльмен. — Идите за нами.

Они с внуком шли впереди, а мы — следом. До самой гостиницы мальчик только и говорил обо мне. Дед с гордостью на него поглядывал и улыбался. В гостиничной конюшне меня как следует покормили. Когда же я отдохнул, мы отправились на новое место.

Моего избавителя звали мистером Тарагудом. Ферма у него была очень хорошая. В особенности мне, конечно, понравился большой луг, на краю которого стоял просторный сарай. Там меня и оставили. Мистер Тарагуд приказал конюхам давать мне на завтрак и ужин сено с овсом. А все дни напролет я мог пастись в