рукой белокурый ус.
— Постоим, товарищ Ушаков, посмотрим, а там видно будет.
— Стоять не время…
— Не ерепенься, парень, сказано: доставим на берег, — и баста. Да, да! Доставим.
Ушаков, боясь срыва задания, поспешил к начальнику экспедиции проф. Шмидту.
— Отто Юльевич, стоим?
— Стоим.
— Как же?
— Обождем.
— Капитан сказал: „смотреть будем“. Ждать будем. Как же это?..
— Придется обождать.
— На лед мое имущество, на лед, на собаках перевезу на берег, сам построю дом! Вы зазимуете, если будете мешкать, ждать нечего! На лед! На собаках все сам…
Отто Юльевич смехом встретил предложение северного партизана.
— Георгий Алексеич, — добродушно заметил Шмидт. — На лед всегда поспеем. Надо не спешить, место поудобнее требуется выбрать для станции. Капитан предложил произвести ледовую разведку.
Засияло лицо Ушакова:
— Тьфу, а я думал…
— Ну, ну, давай в разведку, через час выходим.
На палубе кочегар Московский настойчиво упрашивает своего друга:
— Отработай вахту, в любой шторм заменю, хочется первому с учеными людьми побыть на берегу.
Московский вместе с нами отправился в разведку.
24 августа в 7 часов утра под начальством Шмидта пошли выяснить, можно ли пристать и высадить на этом месте наших зимовщиков. Путь к острову был сплошным мученьем. Высокие розовые ропаки представляли собой ряд хребтов. Каждый из них приходилось брать приступом. Идем гуськом. Впереди с палкой в руках опытным глазом окидывает ледяные пространства проф. В. Ю. Визе. Чутьем и давно выработанной сноровкой полярника ведет он нас по ледяному припаю вперед, но стоило только ему остановиться для обсуждения со Шмидтом трудности перехода, как вперед вынырнули Горбунов, Громов, я и другие. Извилистый берег, когда мы забирались на торосы, казался совсем близким. Расстояние нас обманывало, черные предметы на белом всегда кажутся ближе, чем на самом деле. Нажимаем. Каждому из нас хочется первому вступить на землю. Обгоняем друг друга. Но вот на пути встречаем большую трещину, пришлось далеко обходить ее с востока; гуськом итти неудобно, разбились на две партии. В одной вожаком оказался Громов, а в другой руководство пришлось принять мне. Мой путь был более удачным. Высоких ропаков было значительно меньше, а главное у меня было желание добраться первому, во что бы то ни стало. Десятки раз проваливался я по пояс в сугроб, вяз по шею в рыхлом снегу, не сбавляя скорости ни на одну секунду. Вскоре все от меня отстали. Я вышел на ровное поле и вразвалку, не спеша, подошел к острову. На обрыве, где было порядочно нанесено свежего снегу, я вытоптал четыре огромных ярких буквы СССР и только после этого ступил на землю.
Остров, занесенный рыхлым снегом, производил потрясающее впечатление. Он был окружен со всех сторон абсолютно непроходимым льдом, — он был недосягаемой крепостью для ледокола.
— Георгий Алексеевич, ну, и владения ваши — ледяной саркофаг какой-то, — заметил кочегар Московский, вышибая ногой из мерзлоты белый панцырь ракушки.
Георгий Алексеевич удивленно посмотрел на кочегара.
— Слушай, Московский, откуда ты знаешь такие вещи, как саркофаг?
Московский, рассматривая поднятую ракушку, обернулся вполоборота и ответил:
— Саркофаг? А я читал, как египетских фараонов хоронят.
Усталые, вернулись на ледокол. Первая попытка высадиться не увенчалась успехом.
Наступали решающие дни. Или зимовать всем вместе, или немедленно найти остров, где можно было бы выгрузить продовольствие, сколотить дом, построить станцию.
Капитан не унывал. Он давно заприметил на горизонте все растущую и растущую темную полосу водяного неба.
Ветры играют, разводятся льды.
— Поднять пары, — раздался громкий бас:
— Есть, — откликнулись из машины.
Неугомонный „Седов“ замутил воду и снова пошел на север к темной полосе неба, к открытой воде.
В судовом журнале этот день отметили записью:
„Обходя тяжелый труднопроходимый лед, повернули на зюйд-вест, чтобы выйти на чистую воду — исследовать берега Северной Земли в поисках наиболее удобного места для стоянки судна и высадки зимовщиков.
Встретив береговой припай, повернули на норд-ост, отшвартовались у припая, стали в расстоянии одной мили от берега. Припай сильно торосистый, с большими заломами у берегов. Гладкие поверхности припая протаяли, покрылись свежим льдом и снегом. Берег занесен снегом, сильно извилист, высок и полог к воде. За береговой чертой видны все время сильно искаженные рефракции высоты, покрытые голубыми ледниками. К острову пристать не было возможности. Капитан заметил защищенную бухту с открытой водой и направил ледокол по курсу на темно-голубое небо“.
ПОСТРОЙКА ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ
Летний снег белой сиренью падает на землю. Светло-серые известняки заметаются поземкой, ветер крутит на обрывах кудреватые заструги сугробов.
Конец августа. Где-то далеко на юге зреют плоды, наливаются антоновские яблоки. Спелая, сочная рожь ссыпается в уемистые элеваторы. А здесь начало зимы: холод, стужа, метель, поземка, ледяной погреб, склеп.
Заскрежетала тяжелая ржавая якорная цепь, на палубе затопали, забегали матросы.
— Трави!..
В последний раз пловцом нырнул якорь на яйцеобразные морские валуны.
Мы остановились в 500 метрах от намывной косы, отделяющейся от моря валом известнякового щебня, образовавшегося отчасти прибоем, а глазное от выпирания льда с моря.
— Здесь будет строиться станция…
Трудность похода, риск застрять во льдах, опасность быть раздавленными — все осталось позади. Ледокол „Георгий Седов“ донес-таки свое красное знамя к далеким неизведанным берегам Северной Земли!
— Здесь открывается новая радио-метеорологическая станция!
Начальник экспедиции в телеграмме рапортовал правительству:
„…Седов встал на якорь у берегов Северной Земли. Этот успех достигнут после трех неудачных попыток, стоивших нам много сил и драгоценного времени. Задачей было достичь Северо-западной части Северной Земли у широты 79° и там построить станцию. Сначала мы попытались итти северным путем от Новой Земли к северу, а затем по 79 параллели на восток. По пути мы открыли остров Визе, но дальше продвинуться не могли из-за чрезвычайно тяжелого льда. Отошли, ломая лед, далеко к югу и, обогнув остров Уединения, направились к южной части северной Земли. Здесь были остановлены мелями, усаженными неподвижным льдом, и вновь пошли севернее.
23 августа увидели наконец твердую землю, но подойти вплотную не могли, — от берега отделяла