Беркут понимал, как неуютно чувствует себя сейчас Мальчевский, лежа за изгибом оврага, где его в любую минуту могли обнаружить. Но еще с большей тревогой прислушивался к смещающейся к реке автоматной перебранке, свидетельствовавшей, что уничтожить охрану машинного двора группе Кремнева не удалось и она сейчас с боем отходит. Единственным утешением во всей это кутерьме оказался неожиданно прозвучавший взрыв — очевидно, разметавший бак одной из горящих машин.

Первую, небольшую группу немцев Беркут пропустил в переулок только для того, чтобы дать возможность ворваться на мост основной массе нападающих — человек двадцать, не меньше. Выждав, пока первые из них достигнут склона оврага, он рывком поднялся, прислонился, для большей устойчивости, плечом к стволу дерева и длинной густой очередью прошелся чуть выше перил.

Увидев, что первая граната Мальчевского легла по ту сторону моста, Беркут мысленно похвалил его, приземлил очередь так, чтобы она прошлась буквально над настилом. Тем временем сержант метнул еще одну гранату, по тем, что рассыпались по правую сторону оврага, а третью уложил прямо на мост, после чего тот вздыбился, и часть его, вместе со взлетевшими в воздух перилами, рухнула в овраг.

«Не драпаем, о, боги-генералы, а токмо отступаем!» — вспомнилась Андрею им же рожденная еще на курсантском полигоне поговорка. Он выскочил из оврага, пробежал по склону долины метров двадцать, опустился на колено возле небольшого куста и вновь прошелся очередью по тем, кто пытался подняться, по вспышкам выстрелов… — «Не драпаем, о, боги-генералы…».

— Сержант, где ты там?! — громко позвал он, приземлившись прямо посреди замерзшей лужи.

— Здесь, живой! — откликнулся Мальчевский, поддержав его огнем из своего автомата. — Не знаешь, чего они сегодня так взъелись на нас? Мы ж хорошие хлопцы! — бубнил он, выбегая по ложбинке на берег реки уже позади Беркута. — Хватит палить, капитан. Они все поняли и осознали. Теперь дай бог ноги.

— Придержи их чуть-чуть, я с пулеметом устроюсь за камышами!

Едва Андрей успел договорить это, как несколько пуль срезало кочку у его ног. Еще одна прожгла рукав шинели, и вслед за ее обжигающим теплом капитан ощутил струю морозного ветра. Упал он тоже вовремя: следующая очередь должна была прошить его, а так всего лишь угрожающе отшелестела над головой, чуть не сорвав шапку.

Капитан съехал-скатился прямо на лед и, пригибаясь, перепрыгивая через наледи и островки смерзшегося камыша, устремился к середине реки, откуда уже можно было простреливать гребень довольно высокого в этих местах берега.

— Сябрух, ты? — признал он младшего сержанта по мешковатой его фигуре. Тот полз наискосок, пересекая ему путь и держа курс строго на косу.

— Дык, а хто ж, година лихая!

— Ранен, что ли? — на ходу спросил Беркут, пробегая еще метров десять и тоже сворачивая к косе. Сейчас он очень опасался, что на том берегу тоже могут показаться немцы. Во всяком случае, они уже давно всполошились.

— Да не ранен я, но ведь стреляют же!

— Ну и черт с ними, пусть стреляют, — в тон ему ответил капитан, удивляясь наивности аргумента младшего сержанта. — Где Исмаилов?

— Дык, где-то там, — неопределенно молвил Сябрух, указывая автоматом в ночную темноту.

— Где «там»?

— Где и лейтенант его.

— Здесь я! — послышался голос Кремнева, когда Беркут уже развернулся, прощупывая глазами и стволом пулемета береговую линию. — Тащил-тащил, да только мертвый он…

— Исмаилов, что ли? — уточнил Андрей, как только лейтенант упал в нескольких метрах от него и подбежавшего Сябруха.

— Немец. Думал: будет жить. Вроде бы хрипел.

— Так ты что, тащил его в лазарет? — иронично поинтересовался Беркут.

— Привычка разведчика: вдруг разговорится! Сообщили бы нашим.

— Нечего уже сообщать, и так все ясно.

Капитан чуть приподнялся. На берегу, на фоне едва пробивавшегося сияния месяца, четко вырисовывалась жидковатая цепь немцев. Не видя ее, Мальчевский отступал не к группе капитана, а вдоль берега, и, под его прикрытием, — в сторону косы.

Все бы ничего, но на левом берегу немцы уже тоже пошли цепью и, рассеивая свинец по плавням, начали приближаться к ледяному полю. Единственное, чего они не учли, что там, в засаде, их поджидает пятерка Глодова. И все же последние метры все они — и группа Глодова в том числе — пробирались к косе ползком, отстреливаясь из-за береговых уступов и прибрежных валунов.

На плато никто не спал. Все, кто мог держать в руках оружие, заняли оборону вокруг входа в центральную штольню. Возвращение капитана с бойцами они восприняли, как чудо.

Беркут тотчас же упорядочил оборону, выставил несколько секретов на подходах к плато. Однако немцы ограничились только тем, что прочесали плавни и с обоих берегов основательно обстреляли все наледи на реке. Идти на ночной штурм Каменоречья они не решились.

Оказавшись наконец в доме Брылы, капитан почувствовал себя в его тепле, слово в раю. Однако блаженствовать было некогда. Да и не ко времени.

— Потери? — первое, о чем спросил он, как только в комнату вошли Кремнев, Глодов и Мальчевский.

— Потерь, к счастью, нет, — мрачно доложил Кремнев. — Но все те железки, которые мы уничтожили, не стоят и капли крови наших солдат.

— Не стоят, конечно. Однако уничтожать их кому-то нужно. И пока вы жгли «железки», в другом месте, на мосту, за каждую каплю крови этого разведчика немцы платили головами. Вот так. В вашей группе, Глодов?

— Ранен рядовой Петрушин. К счастью, легко. В бедро, по касательной. Думаю, пять-шесть человек от огня моей группы немцы потеряли.

— Войтич так и не вернулась, — ответил Мальчевский на немой вопрос капитана. — Тянул волынку, как мог. Прошелся вдоль берега, мимо той, четвертой, хаты… Если разрешишь, капитан, через часок снова схожу туда. Ухажером в гости наведаюсь.

— Божественная мысль. Однако не горячись. Подождем. Если Калина захочет вернуться, она вернется завтра. Сегодня переходить реку будет трудно. Но главный вопрос в том, стоит ли ей возвращаться? У нее своя судьба, женская, у нас своя, солдатская.

— Нам бы еще учительницу на тот берег переправить, — добавил Кремнев. — Или плавнями, в степь. Майору она все равно уже не поможет.

— Поговорите с ней, лейтенант. Если согласна, организуйте переправку.

— Товарищ капитан, вас к радио зовут, — возник на пороге ефрейтор Ищук. — Из штаба дивизии.

— Наверное, узнали о нашей вылазке, — заметил Кремнев. — Отругают, что не предупредили, не попытались скоординировать свои действия со штабом.

Идя к штольне, где в одной из маленьких выработок, выдвинув через пролом антенну, устроился присланный с разведгруппой радист Коржневой, Беркут в то же время внимательно прислушивался к тому, что происходит на реке. Нет, вроде бы все затихло. Ни выстрела, ни голосов. А ведь без боя Войтич не сдалась бы. И схватить ее, при снайперской меткости карабина этой лагерной жрицы, будет непросто.

— Что там у вас происходит, капитан? — услышал он в наушниках уже знакомый голос начальника разведки дивизии майора Урченина. — Хотя бы в двух словах.

— Как говорится в сводках, идут бои местного значения. Пока держимся, но большие потери. Подбросьте боеприпасов. Особенно к «дегтярям». И, если есть возможность, к «шмайссерам». Из трофейных запасов.