– В общем, да, – Варяг взглянул на записку Михалыча.

– Вы знаете, где мы с ним обычно встречались?

– Нет.

– Тогда приезжайте на Речной вокзал, в парк.

– Извините, Герасим Герасимович, я не могу отлучаться из того места, где сейчас нахожусь, – Варяг оглядел комнату, соображая, можно ли пригласить гостя сюда. – Вы не могли бы сами подъехать?

Ответом ему было молчание. Видно, столь бесцеремонное контрпредложение задело Герасима Герасимовича.

– Хорошо, – наконец соизволил согласиться тот. – Куда?

– Подъезжайте на угол Тверской улицы и Тверского бульвара, туда, где «Макдональдс», вас встретят.

– Кто? – удивился Львов.

– Тот, кто с вами уже встречался.

Варяг догадался, что если Михалыч, не шибко любивший покидать свою берлогу, ездил на встречу с этим Львовым, то наверняка в сопровождении верных телохранителей. Правда, один из них, Костя Вялый, внезапно умер вскоре после смерти Михалыча – беднягу нашли в подвале этого самого дома. Но остался еще один старый охранник – Женя Медуза, который всегда сопровождал Михалыча на «выездах». И сейчас Медуза стоял за дверью в ожидании дальнейших указаний.

– Женя! – позвал Варяг.

– Да, Владислав Геннадьевич! – Медуза словно только и ждал, когда его позовут, и сразу вошел. Варяг убрал записку Михалыча в карман.

– Ты не знаешь случайно, кто такой Львов? С ним Михалыч должен был встречаться в городе. Медуза кивнул:

– Да, помню. Раза два в последнее время он ездил на Тверской бульвар. И мы с ним. Они встречались в конце бульвара, на скамейке. Что за человек Львов, я не знаю, так, видел пару раз мельком. Старик. С виду-важняк.

– Следователь прокуратуры? – удивился Варяг.

– Ну нет… – Медуза засмущался. – Это я так… Фигурально. Большая шишка. Михалыч никогда не распространялся. Но вроде как большой человек.

– Из «комитета»? – предположил Владислав. Медуза пожал плечами.

– Ладно, Женя. Поедем на Тверской сейчас. Ты меня посади на ту лавку, где Михалыч с ним сиживал, сам иди на угол, на Тверскую, а как увидишь его – ко мне приведешь.

Герасим Герасимович Львов оказался статным крепким стариком с пристальными, глубоко посаженными глазами. Он шел по бульвару уверенным шагом и попыхивал импортной темной сигаретой, выпуская клубы горьковатого дыма. Еще издали завидев его, Варяг поднялся со скамейки и направился ему навстречу.

– Михалыч мне про вас много рассказывал, – без приветствия начал Львов.

– Странно встречаться с вами на той самой скамейке, где мы с ним обычно виделись. – Взгляд Львова потемнел. – Жаль старика. Как-то он в одночасье отошел…

– Да он же болел в последние годы, – заметил Варяг, внимательно рассматривая собеседника и пытаясь понять, что это за птица. Прав был Медуза: старик явно из больших шишек. Правда, их время уже давно закончилось. Но стать осталась.

– Верно. Но Михалыч был крепкий старик. Такие могут недужить десять лет и пятнадцать, – многозначительно возразил Герасим Герасимович. – А как вы на меня вышли?

– Я записку обнаружил в книгах Михалыча.

– В «Кремле» Фабрициуса? – вдруг огорошил его Львов.

– Точно! Как вы догадались?

– Не догадался. Он сам ее при мне туда сунул. Я у него был за неделю до его гибели. А знаете, зачем он ее написал?

Варяг вопросительно поглядел на него:

– Вы сказали: «гибели»?

Львов уныло кивнул:

– Он позвал меня посоветоваться по одному делу. Старик почуял что-то неладное… По поводу вашей персоны, кстати. – Герасим Герасимович откинулся назад и с наслаждением выпустил струйку горьковатого дыма вверх. – Как-то раз год назад, а может, и больше… не помню… мы с ним вот тут сидели и беседовали. Я ему все втолковывал, что он отстал от жизни. Что нынче в России все меняется слишком быстро. Он-то привык жить неторопливо, по десятилетиям.

Как при Сталине. Или при Брежневе. А теперь все меняется по годам. Р-раз – и очередная рокировочка. Вон, видал, что «Дед» учудил – молоденького полковника во главе великой страны поставил… И сразу везде новые веяния начались – на Старой площади, в «эмвэдухс», у нас… Я старый кадровый работник госбезопасности, – покосившись на Варяга, уточнил Львов. – Ну и сразу про вас вспомнили.

Герасим Герасимович глубоко затянулся сигаретой, закряхтел и вдруг резко сменил тему.

– Я сказал «гибель», Владислав Геннадьевич, потому что Михалыч не умер.

Его убили. И убийство его было прямо связано с вашим исчезновением… вернее, похищением в ноябре.