– Женки, что ли, не хватает? – не то посочувствовал, не то упрекнул Ромодановский.

– Уж больно девки у тебя во дворе сладкие шастают, Федор Юрьевич, – опустив голову, повинился отрок. – Куда ни глянь, всюду красота несусветная. Да и круглы со всех сторон. Вот и не удержался!

– Ладно… Что с тебя возьмешь, дурня, – вздохнул князь. – Но в следующий раз выпорю, так и знай! Ты мне вот что сделай… Отыщи-ка сотника Ерофеева.

– Это который из стрельцов?

– Его самого. Затейные важные непристойные слова о государе батюшке говорил. Как найдешь злодея, веди немедля в Преображенский приказ. Диву даюсь, почему с него сыск не начали. Он ведь и шестнадцать лет назад смуту заваривал, да и сейчас без него не обошлось. И я скоро сам туда заявлюсь.

– Сделаю, Федор Юрьевич, – облегченно выдохнул Егорка, понимая, что в этот раз опала прошла стороной. – Только где же его искать? После сыска он у себя не живет, где-то прячется.

– Мне тут донесли, что на Полотняной улице объявился. Вот и поищи! И мне доставь. Иначе душу выну! Уяснил?

– Как не уяснить? Уяснил, Федор Юрьевич, – проговорил приказный и тотчас юркнул в распахнутую дверь.

Поиски начались в следующий же час.

Собрав роту солдат, Егорка направился на Полотняную улицу. Горожане, перепуганные нежданным визитом, попрятались в избы и, поглядывая через слюдяные оконца на солдат, негромко молились о том, чтобы лиходеи проследовали сторонкой.

Искать беглецов Егору было не впервой.

Первым делом он повелел солдатам окружить Полотняную улицу и встать в охранение. Самолично проверил оцепление и, убедившись в том, что встали так крепко, что не проскочишь, наказал загородить даже огороды с заимками, где молодежь, спрятавшись от пригляда, проживала по-взрослому.

Взяв с собой две дюжины служивых, Егорка обходил дом за домом, пугая свирепым видом слободских жителей. Расторопные солдаты обегали сараи, заглядывали в подвалы, однако зачинщика не смогли сыскать.

Повезло в предпоследней избе, где проживала многодетная семья сотника Стародубского полка. Прятаться беглец не стал. Поклонившись с порога входящему Егору, он упросил не казнить домочадцев и, заложив руки за спину, в сопровождении солдат потопал к повозке.

Федор Юрьевич и раньше не любил выезжать к приказу в одиночестве, а сейчас решил обставить свой выезд с особой торжественностью.

Пусть все видят – хозяин явился!

Карета, за которой следовали верховые, прокатилась до Преображенского приказа, пугая всякого встречного. Поостерегись, народ, владетель прибыл!

Распахнулись широко трехстворчатые ворота, впуская судью Преображенского приказа.

– Тпру, стоять! – натянул вожжи лихой возница, и карета, перекатившись колесом через битый камешек, остановилась вблизи от парадного крыльца.

Распахнув дверь, Федор Юрьевич недовольно рявкнул, ткнув перстом в огромную лужу:

– Чего же ты, дурень, не смотришь?! Неужто думаешь, что я тут шастать стану? Разбаловались без меня! Посидишь два дня в яме, так сразу за ум возьмешься. А ну поди сюда! – позвал он солдата, стоящего на карауле. Молодец расторопно подскочил к карете.

– Спину давай подставляй, через лужу перенесешь. Да смотри не урони, а то помрешь под батогами!

Солдат наклонился, и Федор Юрьевич крепко ухватил его за плечи.

– А теперь вези меня… Да не тряси так, а то всю начинку из нутра выбьешь. Сыт я по горло!

Ступив на крыльцо, князь Ромодановский оглядел хозяйство. Нашел, что оно весьма справное и, наподдав для порядка подзатыльник склонившемуся в великом почтении вознице, вошел в приказ.

– Ну и запах тут у вас! – пожаловался он, поведя носом. – Кровищей так и прет за версту! Вы бы хоть проветрили, что ли, – взглянул он на Егора.

– Сделаем, Федор Юрьевич!

– Так, где наш герой?

– В Пыточной палате твоей милости дожидается.

– Да не скачи ты под ногами! – раздраженно проговорил князь. – Уж как-нибудь и без тебя до пыточной доберусь. Чай, не впервой бывать!

В Пыточной палате, привязанный к широкой лавке, находился сотник Ерофеев, а подле него в длинной красной рубахе навыпуск огромной горой возвышался палач Матвей. Заприметив вошедшего судью Преображенского приказа, стрелец улыбнулся окровавленным ртом и произнес:

– Наконец-то Федор Юрьевич пожаловал, а я-то думал, что и не дождусь. Повели им меня развязать, князь, а то ведь так и помереть можно.

Пододвинув стул, Федор Ромодановский присел рядом и, покачав скорбно головой, произнес:

– Здравствуй, Верста… Кажись, так тебя надобно величать.

– А ты не забыл, Федор Юрьевич.

Ромодановский усмехнулся:

– Разве такое позабудется? Вон как тебя угораздило, сотник. А теперь скажи мне, голубь ты сизокрылый, кто в этой смуте виноват? Царевна Софья?

Сплюнув кровавую слюну на пол, стрелец прошипел:

– Кому тогда знать, как не тебе, стольник? Неужели ты не помнишь, когда я…

– Дать ему десять кнутов! – перебил князь.

– За что же, Федор Юрьевич?

– Уж больно язык у тебя длинный. Да смотри на половины его не рассеки, – строго предупредил князь, – мне с ним еще поговорить нужно.

Кнут взметнулся, ужалив хвостом потолок, и с сердитым свистом опустился на спину арестанта.

– Ы-ы-ы! – взвыл острожник.

На седьмом ударе стрелец потерял сознание. Руки безвольно свесились, а тело лишь слегка и безвольно раскачивалось при каждом ударе.

– Ишь ты, слаб оказался, – подивился князь Ромодановский, заглядывая в посеревшее лицо. – Освежи его.

– Это можно, Федор Юрьевич, – охотно согласился палач. – Водичка колодезная, только что привезли.

Зачерпнув до краев ведро, мастер Матвей понес его к арестанту, расплескивая по пути.

– Ну что за кретины в государстве! – посмурнел Федор Юрьевич. – Ты смотри, куда хлещешь! Чай, не по двору шастаешь!

– Виноват, батюшка!

Примерившись, Матвей с размаху окатил водицей безжизненное лицо стрельца.

– Ага, зашевелился, – обрадованно протянул князь. – Занятная у нас с тобой беседа получается, голубь ты мой сизокрылый, – ласковым голосом протянул он. – Ответь мне на вопрос: так ты заговорщик?

– Не больше, чем ты, князь, – прошелестел разбитыми губами Верста. – Али запамятовал?

– Что-то загадками ты говоришь, стрелец, – покосился Ромодановский на стоящего подле палача. – Отвечай, что спрашиваю. Кто тебя на бунт надоумил? Царевна Софья?

– Али ты сам не знаешь, Федор Юрьевич? – спросил сотник. – Может, ты нашу последнюю встречу запамятовал? Кажется, обещался ты Софье Алексеевне верой и правдой служить! Али не так?

Князь Ромодановский побагровел:

– Двадцать кнутов изменнику!

– Не выдержит, князь, – сдержанно предупредил палач.

– Тем хуже для изменщика, – приговорил главный судья, покидая избу.

За сыск Федор Юрьевич Ромодановский взялся рьяно, как умел делать только он один. В ближайшие сутки был составлен полный список самых рьяных бунтовщиков с их отличительными приметами и спешно разослан нарочными по всем городам и весям, с требованием к воеводам отловить изменщиков и под строгим караулом переправить в Москву. Уже на следующий день, заковав крепко в