отсутствием аппетита.

– Спасибо, Тиберий, что-то не хочется.

– Право, я чувствую себя очень неловко. – Глядя на Тиберия, буквально расплывшегося от веселья, в это было трудно поверить. – Вы пришли ко мне в гости, а я тут разыгрываю какие-то шутки. Я хочу загладить свою вину.

Тиберий дважды хлопнул в ладоши. Дощатый потолок раздвинулся, и с него на стол стали спускаться две корзины, накрытые материей.

– Возьмите, гости, – очень серьезно произнес Тиберий. – Это ваше.

– Что-то уже и не верится, – недоверчиво пробурчал Гай Цезарь Калигула. – Мы сейчас возьмем твои корзины, а из них выпорхнет какое-нибудь воронье.

– Я чувствую неловкость, – Тиберий изобразил нечто похожее на смущение. – Я даже не знаю, как загладить свою вину. Может случиться непоправимое, если подданные перестанут доверять своему императору. Возьмите, я настаиваю.

Не без опаски Калигула пододвинул к себе корзину – от этого чудаковатого старика можно ожидать чего угодно. Не исключено, что в ней прячется клубок ядовитых змей. Приподняв материю двумя пальцами, он осторожно, опасаясь неведомого, принялся стаскивать ее с корзины. Лицо невольно растянулось в улыбке, когда он увидел императорский подарок – это была туника из аталийской ткани, изготовленная из тончайшей золотой проволоки.

– Не ожидал, – вымолвил Калигула, не в силах оторвать взгляда от дорогого подарка. – Ткань просто великолепная, более совершенной вещи мне встречать не приходилось.

– Рад, что эта туника тебе понравилась, – снисходительно кивнул император. – Другой такой аталийской ткани ты не встретишь во всей Римской империи. Признаюсь, эту ткань я заказывал для себя, но все-таки решил подарить ее тебе. Только пообещай мне кое-что взамен...

Не удержавшись, Калигула поднял ткань, засверкавшую в руках под солнечными лучами.

– Исполню все, что ты желаешь, – легко пообещал Гай Цезарь Калигула.

– Уверен, что скоро ты сменишь меня и станешь императором Рима...

– Тиберий, об этом не стоит говорить, ведь...

– Не следует перебивать меня, – мягко напомнил Тиберий. – А потом, я не только император, но еще и старик.

– Извини, Тиберий, – сдержанно покаялся Калигула.

– Обещай мне в день своей коронации надеть эту тогу.

Тиберий смотрел пристально и прямо. Несмотря на преклонный возраст, он не потерял политического чутья и беспощадно расправлялся с каждым, кто вставал на его пути. Так что, сражаясь за трон, он погубил не меньше жизней, чем в открытом бою на поле брани.

Калигулу едва не передернуло от страха: а что, если это еще одна проверка на лояльность старому плуту? Стоит ему только изъявить согласие, как тотчас из соседней двери выйдут рабы и по сигналу Тиберия задушат его подушками. Все это произойдет на глазах у флейточного оркестра, стоящего на хорах, на глазах сенатора, с увлечением поедающего зайца.

Даже если сенат повелит учинить расследование по поводу его столь внезапной смерти, они в один голос будут утверждать, что он поперхнулся кабаньей щетиной.

Поговаривают, именно Тиберий убил Германика, своего племянника и отца Калигулы, так что же ему стоит уничтожить внучатого племянника?

– Меня не будет, но меня будет тешить мысль о том, что ты вспоминаешь меня.

– Я не могу тебе обещать, Тиберий, потому что я просто... я просто никогда не стану императором.

В глазах старика просветлело. Или ему только показалось?

Император развел руками:

– Вижу, ты непреклонен. Но, надеюсь, мы еще вернемся к нашему разговору в самое ближайшее время. Макрон, – повернулся Тиберий к сенатору, – а почему ты не открываешь свою корзину? Или, может, ты думаешь, что я велел набросать в нее дохлых жаб? – Губы императора брезгливо поморщились.

– Император, я приму от тебя любой подарок, – поспешно заверил Макрон, убирая с корзины покрывало.

На желтом шелке лежало два золотых браслета, украшенных изумрудами.

– Император, – выдохнул восторженно сенатор, – твоя щедрость не знает границ.

– Не стоит меня благодарить, – вяло отмахнулся Тиберий, – это всего лишь малая часть того, что я мог бы тебе предложить за твою верную службу. Я знаю, ты очень любишь свою жену, так что пускай один браслет достанется тебе, а другой передашь ей.

– Она будет очень рада такому щедрому подарку императора, – почтительно поклонившись, ответил сенатор.

– Что-то вы заскучали, друзья мои, – бодрым голосом проговорил Тиберий. – Ах да, совсем запамятовал, ведь мой внук любит устрицы.

Император негромко хлопнул в ладоши. Двери распахнулись, и в столовую вошли два пьяных раба с глиняными кружками в руках. Гай Цезарь Калигула невольно поморщился – еще одно чудачество старого императора, поистине его выдумки не знают границ.

Рассорившись не на шутку, рабы вдруг принялись толкать друг друга, затем, вовсе разозлившись, вооружились палками и принялись стучать по глиняным кружкам, из которых посыпались устрицы с гребенчатыми раковинами.

Вошла молодая рабыня, одетая в полупрозрачную ткань, сквозь которую просвечивало ее точеное смугловатое тело, и принялась собирать рассыпавшие раковины, после чего с поклоном стала раздавать их гостям.

– У тебя все так необычно, – заметил Калигула, открывая раковину.

Император хотел что-то ответить, но неожиданно его лицо застыло, превращаясь в болезненную гримасу. Приподняв руку, он показал через стол на противоположную стену, туда, где на хорах играли рабы на струнных инструментах. Музыка смолкла. Окаменев, присутствующие в ужасе наблюдали за потугами императора. Тиберий Клавдий, опершись о ложе, пробовал подняться. В какой-то момент казалось, что это ему удастся, но уже в следующую секунду, ослабев окончательно, император рухнул лицом на подушки.

– Императору плохо! – закричал молоденький раб с флейтой.

– Пошел прочь! – прикрикнул на него сенатор. – Ты разве не видишь, что император просто захотел прилечь.

Рабы, поспешно спустившись с хоров по круговой лестнице, один за другим быстро исчезли за массивной резной дверью столовой.

Ошарашенный Калигула взирал на неподвижное тело великого правителя Римской империи. Под столешницей слегка раскачивался серебряный стакан, пролитое вино стекало с покрывала ложа, превращаясь в неряшливую темно-красную лужицу.

– Теперь ты император, Калигула, – торжественно произнес сенатор Макрон, – ведь именно тебя Тиберий назначил своим преемником.

Верить в смерть великого Тиберия отчего-то не хотелось – уж слишком она была неожиданной. Казалось, что это очередная забава императора, столь гораздого на шутки, – он просто решил потешить своих гостей, вот сейчас поднимется и трескучим старческим хохотом посмеется над обескураженными гостями.

Проходили минуты, но император оставался неподвижен. Если это комедия, то она начинала затягиваться.

– Гай Цезарь Калигула, пора выйти к народу и объявить о смерти императора Тиберия Клавдия Нерона, – настаивал Макрон. – Уверен, что ты будешь лучший из императоров, не забывай, что ты сын великого Германика.

Калигула тяжело поднялся. Он еще не стал императором, но бремя власти уже давило на плечи.

– Я сделаю так, как должно быть, – голос его покрепчал. – Я наследник императора Тиберия Клавдия, а следовательно, правитель Римской империи. – Его худое лицо вдруг исказилось нешуточной злобой. – Долго же я пресмыкался перед этим стариком, он не только убил моего отца, но и погубил мою мать, умершую в изгнании, а два моих старших брата и вовсе сгинули в ссылке от истощения. Мне бы следовало удавить его