– Мне тоже. Думаю, что материал появится к концу недели.

Распрощавшись с главным редактором, Вадим вышел в пустынный прохладный коридор. Набрав телефонный номер, он услышал, как через два длинных гудка невидимый абонент спокойно произнес:

– Слушаю.

– Павел Михайлович, мне нужна ваша помощь. Документы передал туда, куда нужно, но боюсь, что где-нибудь они могут дать сбой.

– Кто у тебя, Верещагин и Яремской?

– Они самые.

Некоторое время в трубке было молчание. Абонент обдумывал дальнейшие действия. Решение, как всегда, принималось в муках.

– Честно говоря, не думаю, что это кто-то из них… Слишком все просто складывается. Я сле-жу за ситуацией, просматривается куда более серьезная фигура. Для Шевцова они будут просто мелковаты.

– Это только начало. Не исключено, что объект проявит себя.

– Возможно. Но не будем торопить события. Что там по Верещагину?

– Держал человека в заложниках.

– Материал хороший. Он пойдет. По Яремскому?

– Его разговор с вице-премьером.

– Хм… Тема непростая. Может пробуксовать. У меня тоже кое-что против него имеется, попробую забросить в серьезное издание, если здесь что-то пойдет не так.

– Было бы очень хорошо.

– Ладно, договорились. Можешь на меня рассчитывать. Сделаю все, чтобы колесики не прокручивались. Как говорится, лес рубят, щепки летят!

Не прощаясь, Павел Михайлович отключил телефон.

Ермолай Верещагин никогда не думал, что столь симпатичная девушка может испортить настроение, а все потому, что в руках она держала тонкую серую бумагу, на которой большими буквами было написано «Повестка». У самого входа в здание ее должна была задержать охрана, или, во всяком случае, предупредить о столь нежданном визите. Но девушка каким-то неведомым образом сумела расположить к себе даже опытную секретаршу, перешагнула порог его кабинета и теперь, глядя прямо ему в глаза, серьезно произнесла:

– Распишитесь в получении, Ермолай Вениаминович.

– А это еще для чего? – удивленно рассматривал он бумагу.

– Вам послезавтра нужно будет прийти в прокуратуру к десяти часам в двадцать седьмой кабинет. Вашим делом будет заниматься следователь Васильев.

В кабинет запоздало заглянула секретарша Ниночка, но, натолкнувшись на недовольный взгляд Верещагина, тотчас закрыла дверь. «Какого черта я ей плачу такую большую зарплату, если она даже не может предупредить меня о неприятном визите?!»

Самое удивительное, что последние годы Верещагин не ожидал ничего подобного. Ему казалось, что все самое худшее, что должно было с ним произойти в этой жизни, уже случилось и успело порасти десятилетним сорняком. А в тот далекий период он действительно вздрагивал от каждого шага за дверью, полагая, что в коридоре может прятаться киллер со стволом, а то и наряд милиции.

Верещагину казалось, что он навсегда распрощался с душевным состоянием десятилетней давности. И вот теперь с приходом этой милой блондинки с сержантскими погонами оно колыхнулось в нем вновь, как грязная вода в старом корыте, выплеснув на поверхность застоявшуюся муть.

Еще вчера ему казалось, что он взобрался на такую орбиту, с которой даже восьмитысячники могут показаться несущественными пупырышками, а уж такая неприятность, как заломленные за спину руки, и вовсе не для него. Арест – это для людей от сохи. А оно вот как повернулось…

Верещагина заколотило от дурного предчув-ствия.

– Где расписаться?

– Строчкой ниже, – подсказала девушка, указав пальцами нужную строчку.

Расписался широко, как если бы отдавал распоряжение на солидную премию ценному работнику. С серьезным видом девушка вытянула из его пальцев повестку. Ермолай Вениаминович давно обратил внимание на то, что представительность совершенно не к лицу блондинкам. А эту так и вовсе просто уродовала.

– Вы не знаете, что там произошло? – И, рассмотрев в глазах сомнение, надавил: – По секрету, разумеется. Вы же знаете, что я никуда не денусь. Или вы думаете, что я способен бросить все свое производство, все свое имущество и уехать неизвестно куда?

Правая рука вспорхнула со стола и для убе-дительности обвела стены, обвешанные картинами.

– Я вовсе так не думаю… Но ваше дело попало к очень серьезному следователю. Наиболее сложные дела в прокуратуре направляются именно к нему. Он очень принципиальный, и я бы вам не советовала искать к нему какие-то противозаконные пути.

– А я и не собираюсь, – продолжал улыбаться Верещагин, поглубже запрятав настороженность. – А вы не знаете, что именно ему от меня нужно? Ведь я ни с кем не конфликтую, все налоги исправно выплачиваю, помогаю юным дарованиям, – принялся перечислять он. – Вот не так давно был спонсором поэтического фестиваля…

– Не могу сказать точно, но, кажется, это как-то связано с пропажей человека… Извините, мне надо идти.

Попрощавшись, девушка вышла.

– Вам принести кофе? – заглянула секретарша.

Голос ее прозвучал виновато. Верещагин понимал, что в эту минуту она была способна предложить не только кофе, чтобы хоть как-то загладить свою вину.

– Оставь меня, Нина, – устало отмахнулся Верещагин. – Мне нужно побыть одному. Ни с кем меня не соединяй.

Прикусив губу, секретарша тотчас прикрыла за собой дверь.

Кто-то очень серьезно копал под его бизнес и руками прокуратуры стремился если уж не вытолкнуть его из делового поля (вряд ли у них такое получится!), то хотя бы как-то уменьшить его активность.

– Ермолай Вениаминович…

Порой секретарши могут быть несносными.

– Ну, что еще? – раздраженно воскликнул Верещагин.

– Тут показывают… Вы бы включили телевизор. – Лицо женщины перекосилось от страха.

Верещагин надавил на пульт. Несколько томительных мгновений. Прежде чем экран вспыхнул, он услышал закадровый голос диктора.

«– …Все это время он держал его заложником в собственном подвале. – И тут Верещагин увидел Артема Ильина, стоящего перед зданием районной прокуратуры.

– Вы не могли бы прокомментировать ваше заявление?»

Ермолай Вениаминович почувствовал, как к лицу хлынул поток крови, как если бы его облили кипятком. Тысячи иголок впивались ему в кожу. Каждый такой укол был болезненным и кровоточащим. Верещагин ощутил, как через травмированный эпителий просачиваются капли крови. В висках застучали молоточки.

С момента их последней встречи Ильин сильно сдал – от роскошной прежней русой шевелюры остались только клочки, небрежно торчавшие на висках. Но в целом держался молодцом, в объектив поглядывал дерзко, как если бы имел к набору оптических линз какие-то личные претензии.

«– Я намерен добиваться справедливости. Когда-то господин Верещагин держал меня в заложниках. Он насильно заставил меня подписать документы, по которым завладел моим бизнесом и всем моим имуществом. Из-за этого человека я потерял свое любимое дело, семью, друзей, наконец…

– Почему же вы не подали заявление сразу?

– Интересно, а что бы вы делали на моем месте?.. – выразительно глянул он на журналистку. – Я опасался за свою жизнь. Меня могли бы просто убить. Честно говоря, я до сих пор удивляюсь, почему он не