– Где последняя шифрограмма?! – крикнул Куприянов в помертвевшее от страха лицо Павла.

– Она осталась на столе. Только не убивайте меня, – жалостливо запричитал он.

Ткнув стволом в лицо радисту, Степан продолжал ломать его психику дальше.

– Что в ней было?! Ну, тварь?! Или хочешь отправиться следом за ними?!

Губы диверсанта нервно задрожали.

– Не могу сказать, еще не расшифровал. Я всего лишь радист… Только не стреляйте!

– Когда тебе выходить на связь?!

– Через десять часов.

– Бегом в землянку! – распорядился Куприянов.

И когда диверсант повернулся к нему спиной, Куприянов посмотрел на убитых. Один лежал прямо на ступеньках, скрючившись, а другой, разбросав руки, покоился у двери. Его рот был некрасиво открыт и обнажал золотую щеголеватую фиксу. Наверняка когда-то она являлась предметом его гордости. Третий противник лежал ничком, в кустах.

Оба зашли в землянку.

– Где рация?

– Я сейчас, – засуетился белобрысый Павел. – Она здесь, сейчас я ее достану. Только гранату уберите, вдруг выроните.

Подполковник Куприянов усмехнулся:

– Дурак! Внимательнее надо быть, я ведь даже кольцо не выдернул. – И он безо всякого трепета сунул «лимонку» в карман шинели. – Живо!

Ствол, направленный в самое лицо, очень даже способствует повышению сообразительности. В этой аксиоме Куприянов убеждался неоднократно, так что не стоило ничего менять. Павел был сломлен, вряд ли от него можно было ожидать хоть какого-то сопротивления. Вытащив из-под стола портативную коротковолновую рацию, он установил ее на стол, после чего с готовностью спросил:

– Что делать дальше?

– Дальше бери свою машинку, да и пойдем, милый ты мой. Разговоры разговаривать теперь мы не здесь будем.

– Понял, – быстро заморгал Павел белесыми ресницами.

Внимательно всмотревшись в лицо Рузвельта, Сталин пытался увидеть в его облике следы тяжелой болезни. Однако президент США выглядел молодцом и всякий раз широко улыбался, стоило только Иосифу Виссарионовичу задержать на нем свой цепкий взгляд.

В этот раз разговор проходил в Ливадийском дворце, где размещалась американская делегация. Заседание проходило в огромном роскошном Белом зале. В его центре располагался круглый стол, за которым, кроме глав государств, разместились еще министры иностранных дел и некоторые основные фигуры, включая переводчиков. В общей сложности шестнадцать человек.

Сталин остался доволен состоявшейся беседой и время от времени посматривал в противоположный конец зала, под самый потолок с богатой лепниной, на то место, где был закреплен герб Америки, врученный накануне Гарриману. Иосиф Виссарионович уже не однажды прятал лукавую улыбку в порыжевшие усы, думая о том, что каждое произнесенное здесь слово записывается на магнитные ленты.

– Меня беспокоит еще один важный вопрос, – произнес Сталин, посмотрев на Черчилля. Тот, в знак одобрения, слегка покачал крупной головой, давая понять, что союзники готовы рассмотреть любые инициативы Дядюшки Джо. – Дело в том, что сейчас советские граждане разбросаны по всей Европе. Это и многочисленные военнопленные, и те, кого немцы угоняли работать на оккупированных территориях. И поэтому я настаиваю на том, чтобы они были возвращены на родину… Даже из третьих стран, не оккупированных немцами. – Мягко улыбнувшись, Иосиф Виссарионович перевел взгляд на Рузвельта: – Надеюсь, что в этом вопросе я найду полнейшее ваше понимание и поддержку.

Морской пехотинец, стоявший позади Рузвельта, сделал небольшой шаг вперед и поправил плед, сползший с коленей президента. Отчего-то этот пехотинец чрезвычайно раздражал Сталина. Все это время он стоял неподвижно, гордо выставив вперед подбородок, и если бы не сползший вдруг плед, то его можно было бы принять за изваяние.

Бережков быстро перевел сказанное и приготовился выслушать ответ.

Первым заговорил Рузвельт.

– Мы понимаем ваши опасения, маршал Сталин, – очень четко проговорил он. – Всех ваших людей, включая военнопленных, мы переправим в Советский Союз. Вы солидарны со мной, сэр? – повернулся он к Черчиллю.

Уинстон Черчилль, откинув свое грузное тело на спинку стула, оживленно подхватил:

– О да, конечно! Мне докладывали о том, что советские военнопленные имеются во всех странах, оккупированных немцами. Их очень много и в Нормандии. Очень многие бежали из плена и влились в ряды Сопротивления.

– Мне бы хотелось обговорить вот какой момент, – продолжил советский лидер. – Советские люди, оказавшись на территории, оккупированной союзными войсками, могут быть приняты за фашистских пособников и быть взяты союзными войсками в качестве военнопленных. Поэтому я хочу, чтобы в этом вопросе была соблюдена деликатность.

– Мы понимаем это, – согласился Франклин Рузвельт, взяв бокал с минеральной водой.

– Мне бы хотелось, чтобы в принятых документах мы с вами зафиксировали основные условия по их достойному содержанию до обязательного возвращения на родину.

Черчилль, скрестив руки на груди, понимающе закивал:

– Да, я думаю, это будет разумно.

Выслушав переводчика, Сталин тоже удовлетворенно кивнул:

– Я рад, что в этом вопросе у нас с вами полное понимание.

– Господа, я бы хотел вернуться к вопросу о Совете Безопасности, – заговорил Рузвельт. – Мне кажется, что малым государствам нужно предоставить право голоса в нем, чтобы они могли влиять на мировые процессы.

– Я с вами согласен, сэр, – откликнулся Черчилль, доставая очередную сигару. Он не спешил ее раскуривать, сначала поднес к лицу, вдыхая сладковатый табак, и только после этого чиркнул спичкой о коробок. – Мы не должны ущемлять их права никоим образом. В противном случае это шло бы вразрез с основными идеями Атлантической хартии. Этот вопрос следует продумать более деликатно, чтобы не ущемить также интересы и больших государств. Ведь наши цели часто бывают различны, а объединившись, малые государства могут действовать против наших прямых интересов, а следовательно, против безопасности в целом!

Наконец Черчилль закурил, пустив облачко дыма под самую лепнину.

– Я вот что предлагаю, – Сталин посмотрел на Молотова, сидевшего рядом. Не далее как вчера вечером они детально обсуждали этот вопрос, зная, что пройти мимо него будет невозможно. – Решения Совета Безопасности могут быть приняты только в том случае, если за них единогласно проголосуют наши страны, имеющие статус постоянных членов совета.

– Мне кажется, что это хорошая мысль, – согласился Рузвельт. – Решение не будет принято, если за него не проголосует хотя бы одна из стран-учредителей, я правильно вас понял, маршал Сталин?

– Именно так, господин президент, – улыбнулся Сталин. – Если хотите, это будет «вето», правда, сформулированное в мягком виде.

– Я вас полностью поддерживаю, господа. – Грузное тело Черчилля слегка шевельнулось. – Я так думаю, орлы должны позволять малым птичкам петь, и им нечего беспокоиться о том, а чего же ради они поют.

Шутка оказалась удачной. За столом дружно рассмеялись.

Двое парней в форме морских пехотинцев быстро убрали со стола использованную посуду. Не исключено, что прежде они работали где-нибудь в фешенебельных ресторанах. Затем так же быстро стол был заставлен новыми кушаньями: парной телятиной, лазаньей, многочисленными салатами из морепродуктов. На трех больших блюдах была выставлена форель – подарок господина Черчилля.