Переночуем в одном из ущелий, там меньше ветра.

— Смотрите! — воскликнула вдруг Илу. — В долине какое-то движение!

Действительно, далеко внизу беглецы увидели большой конный отряд, направлявшийся в их сторону.

— Нас, кажется, преследуют, — заметил Су. — Неужели Шу обнаружил спящих стражников и поднял тревогу?

— Что делать? — спросила Лала.

Су старался сохранить спокойствие.

— Идти сейчас на перевал, — сказал он, — равносильно самоубийству. Преследователи будут на нашей площадке завтра, часа через полтора после рассвета, — раньше не поспеют. Ночью подниматься наверняка не будут — слишком опасно. Мы с вами завтра, через полтора часа после рассвета, будем еще на карнизе, не очень высоко от площадки. Перестрелять нас снизу будет нетрудно: по тропе нам придется продвигаться временами боком, прижавшись лицом к скале, — отличная мишень… — Су помолчал. Все напряженно слушали его. — Предлагаю женщинам и одному из вас начать подъем к перевалу, как только рассветет, а мне и второму мужчине остаться здесь, чтобы выстрелами не допустить стражников до площадки. Когда трое поднимутся достаточно высоко, чтобы чувствовать себя в безопасности, они найдут закрытую позицию, с которой будут простреливать площадку, прикрывая наш отход. Есть возражения?

— Подождите минутку. — Илу что-то сосредоточенно соображала. — Я знаю: здесь неподалеку, в ущелье, в скале есть древний храм. Когда был жив отец, мы с ним туда лазили. От главной площади храма длинный коридор ведет ко второму выходу. Этот выход, как говорил мой отец, уже на территории Друссии, по ту сторону горы. Но вход в храм расположен в отвесной скале, на высоте около тридцати метров от дна ущелья. Мы с отцом забирались по тропе на карниз, нависающий над входом, и спускались метров на семьдесят вниз по веревочной лестнице.

— Веревки я прихватил, но их хватит лишь метров на пятьдесят, — сказал Су, — а взобраться тридцать метров по отвесной скале невозможно.

— Выход есть, — вмешался отец, — взобраться вполне можно. Какая ночью будет температура?

— Часа через три вода замерзнет, — ответил Су.

— Прекрасно!

— Что ты предлагаешь? — спросил отца Поль.

— Оставаться здесь двоим и отстреливаться — можно кого-то потерять. Я предлагаю забраться в храм-пещеру и через него выйти к друссам.

— Но как взобраться?! — воскликнули хором остальные.

— Есть старый способ, применяемый в горах. Придется убить нескольких лошадей, и крупные куски мяса пришлепывать к скале. Мороз намертво прикрепит кусок, превращая его в ступеньку лестницы. Так снизу вверх до отверстия в пещеру надо будет нашлепать куски мяса. Потом я заберусь по ним наверх и спущу вам веревку, по ней поднимутся все с оружием, боеприпасами, факелами, продуктами. Лошадей бросим в темноте. А утром, с восходом солнца, мясо оттает и упадет вниз.

— Рискованно, но придется попробовать, — выразила общее мнение Лала.

Все обошлось. Мороз действительно крепко сцементировал мясо со скалой. Отец, тренированный альпинист, без особого труда забрался в пещеру и помог подняться остальным. Илу хорошо помнила путь внутри храма. Только в одном месте она остановилась в нерешительности.

— Мой отец говорил, что здесь есть ловушка, и мы с ним шли у самого края стены. Но я не помню, справа или слева.

— Посветите мне получше, — попросил Поль. — Я попробую что-нибудь выяснить.

Он внимательно осмотрел стены, пол и потолок прохода. Потом велел остальным отойти шагов на тридцать назад. Место, вызвавшее сомнение у Илу, походило на начало большой, метра два в диаметре, каменной трубы, уходившей с некоторым наклоном вниз. Поль еще раз внимательно обследовал пол и потолок, потом вернулся в коридор и притащил тяжелый камень, лежавший в проходе. Он обвязал камень веревкой и осторожно, ступая у самой стены, стал продвигаться с ним вперед. Так же осторожно он поставил камень посередине туннеля-трубы и возвратился, скользя вдоль стены. Посоветовав всем отойти еще дальше назад, он стал с помощью веревки подтягивать камень к себе. Как только камень попал на какой-то квадрат пола, он стал медленно уходить вниз. Одновременно с потолка посыпались камни и песок, и вдруг оттуда же со страшным грохотом упал огромный двухметровый каменный шар, покатившийся по туннелю-трубе. Если бы в этот момент в трубе были люди, они были бы неминуемо раздавлены исполинским каменным ядром.

— Быстрее! — вдруг закричал Поль, и все увидели, как сверху медленно стала спускаться громадная плита, которая явно должна была перекрыть туннель. — Вперед! — снова не своим голосом крикнул он, и беглецы бросились по туннелю вслед за гигантским шаром. И вовремя: плита за их спинами закрыла ход назад.

Подавленные, друзья двинулись по туннелю вниз. К счастью, факелы во время стремительных передвижений не погасли. Всех волновала мысль, не закупорил ли каменный шар выход. Он действительно мог наглухо закупорить проход, но сила его инерции, помноженная на вес, была такова, что этот подземный болид глубоко врезался в стену в том месте, где туннель поворачивал на девяносто градусов влево. Образовавшаяся сбоку щель позволяла человеку пройти свободно. Еще через несколько сот метров туннель вывел беглецов на пологий склон горы значительно ниже перевала. Они оказались в Друссии.

…Как-то я спросил отца, почему он не остался в Друссии, как это сделал Поль.

— У моего друга была на то серьезная причина, — помолчав, ответил отец. — Только учти: расстаться с родиной — огромное несчастье для любого человека. Родина у каждого одна, и забыть ее нельзя. А если человек оказывается далеко от родины, она остается в его сердце. Человек, равнодушный к своей родине, — очень плохой человек. Могу сразу сказать: такой никогда не сможет любить по-настоящему ни своих родителей, ни свою жену, ни своих детей. И у него никогда не будет настоящих друзей.

— А как же мать? — задал я каверзный вопрос. — Ведь ты лишил ее родины!

— Мне непросто ответить тебе, сын. Илу очень любит свою родину и тоскует по ней. Ей было девятнадцать лет, у нее не было никого, кроме Су, меня и памяти своего отца, которого она безумно любила. Но остаться на родине она не могла: нас всех там в скором времени казнили бы как «шпионов соседнего государства», хотя, конечно, мы не были никакими шпионами. Только это вряд ли заинтересовало бы королевский трибунал при вынесении нам смертного приговора. Позже выяснилось, что наш услужливый и улыбающийся «друг» Шу тщательно готовил показательный политический процесс над нами, Су и некоторыми попутно притянутыми сановниками. Процесс должен был притупить бдительность короля и отвлечь его внимание от подлинного заговора, возникшего в тот момент среди высшей знати. Наш побег спутал заговорщикам все карты, и они обвинили Шу в неумении «делать дело». Тогда тот решил «кое-что подправить»… Но об этом мы узнали позднее.

— Значит, связи с Муссатангом не были оборваны?

— Муссатанг сам протянул к нам свои щупальца. Понимаешь, я, Илу и Су с первых же недель пребывания в гостеприимной Друссии затосковали. Причины тоски у каждого были разные. Я вдруг остро захотел вернуться во Францию. Илу страдала по своей, хоть и неласковой, родине, особенно огорчаясь, что никто не ухаживает за могилой отца. А Су плохо чувствовал себя в организованной Друссии, хотя о своих бывших коллегах по ту сторону гор и вспоминал с отвращением.

— А Поль?

— Поль забыл все на свете, кроме Лалы. Он очень любил ее и, женившись, был счастлив. Перед свадьбой она открыла ему свой секрет. Мы ведь были уверены, что красивой, умной и начитанной друссиянке от силы лет восемнадцать-девятнадцать, а она призналась жениху, что старше его на пятнадцать лет… Оказывается, друссы долго сохраняют молодость. Отцу Лалы было за восемьдесят! В этой стране медицина и биология намного обогнали другие науки, и врачи научились продлевать всем молодость.