А потом? Как они добрались до дома? Норина выпила десять рюмок кирша. Она, наверное, была пьяна в стельку. Как она продержалась целую ночь? И весь следующий день?
Но как он ни старался, островок памяти сохранял свои прежние границы: от аперитива (белая смородина) до «полонеза». Без Норины Фабио не продвигался ни на шаг. Не только в этом вопросе, но и вообще.
Потом он вспомнил о занятиях йогой. Он позвонил в «Мистик продакшнз» и выяснил, что сегодня съемок нет.
Вот из подъезда вышли две женщины, пересекли улицу и прошли мимо него, продолжая оживленно беседовать. Он услышал, как одна сказала:
– До травмы мениска я тоже могла принимать позу лотоса.
Норина вышла из подъезда четвертой. Ей тоже пришлось пересечь мостовую, чтобы попасть на боковую улицу, которая вела к ее дому.
Увидев Фабио, она, как вкопанная, остановилась посреди улицы. Приближался автомобиль, и Фабио понял, что она была готова повернуть назад. Но потом передумала и подошла к нему.
– Чего ты хочешь?
– Я кое-что вспомнил. День рождения твоего отца. Но я не уверен, что вспомнил все правильно. Я подумал, что ты могла бы помочь мне проверить себя.
– День рождения моего отца относится к тем вещам, которые я предпочла бы забыть, – ответила она. Но позволила ему идти с ней рядом, слушала подробности его воспоминаний, кивала или качала головой.
Дойдя до «полонеза», он сказал:
– Здесь у меня обрыв.
– У меня тоже. – Ему показалось, что она усмехнулась. – Я очухалась только в воскресенье. В паршивом состоянии.
Они продолжали молча идти рядом.
– А я? – не выдержал он.
– Ты был молодец. Ухаживал за мной.
Они свернули на какую-то пешеходную улицу. Острова зелени вносили умиротворение в толпу гуляющих. За большим деревянным столом сидела пара молодых родителей, они болтали и пили пиво, поглядывая на детей, увлеченных какой-то своей непонятной громкой игрой.
Норина, скрестив руки, смотрела на улицу неподвижным взглядом. Казалось, ее знобило. От нее хорошо пахло: в жаркие дни она припудривала грудь и внутреннюю сторону бедер.
Фабио обнял ее за плечи. Она остановилась и стряхнула его руку. Они молча двинулись дальше.
– Норина, я люблю тебя, – вырвалось у Фабио. Она ускорила шаг. – Я знаю, это звучит глупо. Но я люблю тебя. Я и не знал, как безумно я тебя люблю. Черт. Я не могу без тебя жить.
Норина остановилась, повернулась к нему и покачала головой.
– Я тебе не верю, – только и сказала она. – Просто не верю.
И пошла дальше.
На четвертом этаже дома 38 по Баттериштрассе горел свет.
– Он ждет, – сказал Фабио.
Норина не ответила. Они подошли к дому.
– Вчера я ездил в садовое товарищество Вальдфриден. Мне рассказали, что вы с ним трахаетесь в каюте.
Фабио не хотел этого говорить. И все-таки не удержался. Норина опустила скрещенные руки и уперла ладони в бока.
– А чем занимаешься ты с Марлен? Ведешь деловые переговоры?
– С Марлен все кончено. Я переезжаю.
Она снова покачала головой. Потом сделала несколько шагов к своему подъезду. Фабио последовал за ней. Она открыла дверь.
– Я люблю тебя, слышишь?
У него в кармане раздались звуки болеро.
Норина оставила его. Прежде чем закрыть за собой дверь, она произнесла какие-то слова. Что-то вроде: «Итальянец!»
Фабио достал из кармана мобильник и ответил на звонок.
– Я думала, мы сегодня сходим куда-нибудь, – сказал голос Марлен.
Была половина десятого, когда Фабио входил в подъезд дома Марлен. В двери квартиры изнутри был вставлен ключ. Ему пришлось позвонить.
Через некоторое время ключ повернулся. Марлен была одета на выход. Короткое черное платье с открытыми плечами, казалось, лишь прикрывает соски, не позволяя им вывалиться наружу.
– Bay, – сказал Фабио.
– А ты пойдешь так? – спросила она.
На Фабио были брюки цвета хаки и белая рубашка с короткими рукавами. Его стандартный прикид на лето.
– Куда мы идем?
– Сначала в «Ночлежку», немного выпьем и закусим. Потом в «Кюльхауз». Там сегодня танцевальная ночь в стиле регги. – Марлен твердо решила, что не даст испортить себе вечер.
– Я успею принять душ?
– Но поторопись.
Через десять минут Фабио вышел из ванной. Принявший душ, побрившийся, причесанный и голый. Марлен курила, прислонясь к стойке для завтрака. Он вынул у нее изо рта сигарету и раздавил в пепельнице.
– Эй! – возмутилась она.
Он зажал ее лицо между своими ладонями и собрался поцеловать. Она отвернулась.
– Осторожно, окрашено.
Он провел руками по ее плечам, по спине, по ее бедрам и попе.
– Ну, идем же, ночь длинная, – сказала она. – Давай останемся, ночь длинная, – попросил он.
Его руки поймали подол ее платья и медленно задрали его вверх. Под платьем имелось нечто очень маленькое, шелковое из ее запаса на особые случаи. Он снова попытался ее поцеловать. На этот раз она не возражала.
– Фабио? – тихо сказала Марлен. Он притворился спящим, как тогда, когда она приходила к нему в больницу.
Он слышал, как она прошла в ванную, приняла душ и вернулась в спальню.
Наклонившись к нему, она поцеловала его в бесчувственную щеку.
Фабио издал легкий стон глубоко спящего человека. Он услышал, как Марлен уселась за туалетный стол, открыла ящик, снова закрыла и – намеренно громко – принялась греметь своими косметическими принадлежностями. Она явно намеревалась обновить свой макияж.
– Фа-абиоо, вста-авай! – пропела она.
Фабио снова изобразил стон.
– Сейчас я закажу такси, и когда оно придет, я уеду. С Фабио Росси или без него.
Фабио дышал глубоко и ровно. Он слышал, как она встала, заказала такси и вернулась в спальню.
– Такси заказано, – доложила она. И снова завозилась у туалетного стола.
Он услышал запах сигареты и аромат Шанель № 5. Он ждал ее следующего замечания. Но Марлен молчала.
Потом в дверь подъезда позвонил водитель такси, Марлен крикнула в домофон: «Сейчас!» – и еще раз вошла в комнату.
– Чао, Фабио, – деловито бросила она.
Он услышал, как хлопнула входная дверь и по мощеной дорожке перед домом процокали каблуки. Потом стукнула дверца машины, взревел мотор, и такси быстро удалилось.
– Чао, Марлен, – буркнул Фабио.
