затратили не мало усилий, чтобы обойти непредвиденное препятствие. Проводник — варвар из племени бригантов всё время торопил римлян, говорил, что нужно обязательно до темноты добраться до реки Большой Олень, иначе случится беда. Клодий знал, что до реки ещё час — полтора езды, и надо было ещё найти брод, чтобы переправиться на другой берег, поэтому он тоже подгонял свою лошадь, кричал на солдат, чтобы те двигались быстрее. Существовало поверие, что по ту сторону реки, на которой находились римляне, в том месте, где животные с близлежащей округи ходили на водопой, и где находился самый безопасный брод, много лет назад был убит олень, священное животное того племени, которое обитало в тех местах. Олень был убит чужеземцем, охотником из другого племени. И говорят, что боги жестоко наказали того, кто посмел поднять руку на Большого Оленя. Через несколько дней убийцу животного постиг недуг, он не мог двигаться, и на его глазах в страшных конвульсиях умерли его дети, жена, а потом и он сам. Само племя, из которого был родом тот человек, вымерло от непонятной болезни. Племя, лишившееся своего священного животного, переселилось далеко на север, Никто не решался занять свободные земли, оставшиеся после ухода, да и сейчас они пустуют. Таинственно и опасно было это место. Путник старался как можно быстрее пройти его, дабы не оказаться в плену у смерти. Ведь сколько человек сгинуло в тех местах, стоило им только не перейти реку до заката солнца.

Клодий подозвал проводника и поинтересовался, нет ли другой дороги.

Бригант, низкорослый человек с коротко обрезанными волосами отрицательно мотнул головой. Другого пути не было. Река Большой Олень, лежала между извилистыми берегами и серебрилась водной гладью. Уже начало смеркаться. Всадники спрыгнули с лошадей и повели их вниз по отлогому склону. Варвар рукой указал в сторону, где должен был быть брод. Когда римляне подошли к реке, туда, откуда они собирались перебраться на другой берег, они увидели, что у самой воды сложена груда камней.

— Большой Олень не любит, когда тревожат его сон, — пояснил варвар.

Римляне, которые знали о поверье, застыли в оцепенении. Другие молча переглядывались.

— Быстрее в воду! — закричал Клодий солдатам, и те вслед за проводником, вскочив на лошадей и поднимая тучу брызг, стали переправляться вброд на противоположный берег.

Актис не поняла, почему говорят о Большом Олене. Она не видела поблизости никакого животного. Расспросить у Клодия об этом она не решалась, видя, что он чем-то озабочен. Дно реки было илистое, копыта лошадей проваливались в вязкую массу, и хотя вода доставала коням лишь до боков всё время нужно было держать ухо востро. Течение было несильным, но что-то зловещее было в этой тёмной грязной воде. Сзади один из седоков вскрикнул, Актис обернулась, и с ужасом увидала, как два последних всадника ушли под воду. И больше их никто не увидел. Римляне закричали, нахлестывая лошадей и стремясь быстрее выбраться на сушу. Когда отряд воинов оказался на другом берегу, все вгляделись в водяную гладь реки. А вдруг их два спутника всплывут. Но никто не появился на поверхности воды. Большой Олень захватил свою очередную жертву.

Через два часа, когда темнота окутала римлян, вдалеке замерцали огни. Это были сигнальные костры с походного лагеря легионеров.

Отряд уже ждали. Навстречу скакали несколько всадников с горящими факелами в руках. Впереди ехал трибун когорты. Он был смугл, поджар, густые брови и яркие глаза выдавали в нём уроженца Испании. Это был Гонзел, служивший вместе с Клодием в Линде. В этот день он был командиром ночной стражи. Увидев, что римский отряд цел и невредим, Гонзел с облегчением вздохнул.

— О, боги! — воскликнул трибун. — Чего мы только не передумали, ожидая вас. По нашим расчётам вы должны были, по крайней мере, добраться сюда этим утром. А вы, как вчерашний снег падаете на нас совершенно негаданно. Где вы задержались?

— Мы были гостями в племени иценов. Никак не могли отказаться. Ты же знаешь, Гонзел, что варвары горделивы и не любят, когда им отказывают на их приглашение.

Сказав это, Клодий не слезая с коня, обнялся с приятелем, с которым он рад был встретиться. Гонзел тоже был рад увидеть Клодия в перевалочном лагере. Затем испанец, озорно сверкнув глазами, поприветствовал Актис. Девушка приветливо улыбнулась в ответ.

Когда всадники поехали дальше, наперебой расспрашивая друг друга о происходящих в Британии делах, снова пошёл снег.

— Ну, как Рим? — спросил Гонзел. — Как проявил себя Нерон? Наши истосковались, ожидая вестей с родины.

— Что Рим? Город как стоял, так и стоит на том же месте. Он же вечен. Жизнь по-прежнему бурлит, как и раньше. Цезарь, хвала богам, не по годам мудр. Наставления Сенеки не прошли даром.

— А ты, как я погляжу, успел жениться? Скор ты на такие дела! Славная жена у тебя, славная!

Клодий взглянул на Актис, подмигнул ей, а потом сказал:

— Не поверишь, но сама судьба уготовила такой жребий — вернуться в Британию женатым.

Гонзел расхохотался, а когда отдышался, произнёс:

— Если бы знали, что ты прибудешь не один, приготовили бы тебе такой приём!

— Но и сейчас ещё не поздно.

— Так ведь я в карауле. А подмениться некем. Я ведь говорил, что мы ждали вас вчера. Тогда бы погуляли… Но теперь служба. Сам знаешь мы не в Риме.

Натягивая поводья, Клодий взглянул на Гонзела, но промолчал в ответ.

Испанец тоже смолк. Разговор сам собой прекратился. Через два часа въехали в лагерь через широко раскрытые ворота. Часовые, взмахнув мечами, встретили отряд у входа, по уставу, спросив пароль.

После того, как прибывшие наговорились с теми, кто в этих краях нёс службу, были распределены по палаткам. Ведь на следующий день следовало пораньше отправиться в Линд. Клодию и Актис предоставили отдельную палатку, в которой двое молодожёнов провели остаток ночи в не утихающем огне страсти. Это была их вторая ночь вместе, ночь, где забывались все горести и печали, и оставалось лишь одно — жажда обладания друг другом.

А с восходом солнца трубач проиграл подъём, и всадники опять поскакали вперёд, к своему конечному пункту.

Наконец показался Линд. Все уже утомились путешествием и радостно заговорили при виде долгожданных стен. Городок, чьё население состояло из тридцати тысяч человек, из которых больше чем две трети были римские колонисты, радостно приветствовал отряд Клодия.

Всадники, громко застучав лошадиными копытами по мостовой, въехали в город. Линд мало чем отличался от Лондиния, разве что был меньше размером и менее многолюден. Зато такие же узенькие и кривые улочки, аккуратно уложенные булыжниками. Даже здесь в тысяче миль от Рима, римляне не могут обойтись без комфорта. Такая же площадь в центре, словно маленький римский форум. Также, только гораздо реже промелькнут среди горожан лектика или паланкин. Но жизнь в сто раз степеннее, размеренней, чем в Риме. Провинция.

Актис смотрела по сторонам и встречала на себе любопытные взгляды. Богатая, молодая и красивая римлянка в этих краях — редкость необыкновенная.

— Видишь тот двухэтажный дом? — спросил Клодий свою спутницу и указал на здание за храмом Приапа.

— Вижу, — ответила Актис.

— Там будет наша квартира. Ты будешь в ней полновластной хозяйкой.

— Мы будем жить вместе?

— Вряд ли это удастся.

— Почему?

— Мне через два дня надо быть в лагере.

— Так скоро?

— Что поделаешь, служба.

— Как часто я буду видеть тебя?

— Раз в неделю. — Клодий помог жене слезть с лошади. — Ты у меня как амазонка, родившаяся в седле.

Вместе они вошли в дом, где их уже ждал радушный хозяин.

— Но я обещаю тебе, — сказал Клодий, как только он и Актис остались вдвоём в своём жилище, — что, когда наступит весна, я заберу тебя в лагерь, а осенью, подав в отставку, мы вернёмся в Рим.