– Что еще за сенаторы? – удивился я. – Откуда здесь сенаторы?
– Гай Юний Брут и Гнус Помпений – освободители и спасители Рима! – торжественно объявил Примус Сервий.
– Освободители и спасители Рима? – удивился я. – Это как понимать? Извините за непонятливость. У меня с утра голова всегда плохо работает. Ну не жаворонок я! К тому же кофе еще не пил и ванну не принимал.
Вперед вышел молодой красивый римлянин в белой тоге и с короткой под горшок прической.
– Я Гай Юний Брут! – объявил он. – Привет тебе, Третий Брат.
– Привет, – растерянно ответил я. Поведение римлян меня сильно удивило. Уж больно они были на себя не похожи. Никакой надменности и агрессивности. Даже Гнус Помпений был самим воплощением любезности. Прямо весь светится, как пряник. – Вы пришли с переговорами о мире?
– Да! – ответил Брут. – Мы не просто пришли заключить вечный мир с Землей Обетованеной, но и скрепить мир вечной дружбой с независимым и дружественным государством Израиль.
Все ерихонцы так и ахнули.
– Вот значит как? – скептически заметил я. – Так значит вы заговорили. А что скажет Цезарь? Это он все придумал?
– Цезарь уже ничего не скажет, – ответил Брут. – Нет больше Цезаря. Нет тирана! Нет императора, и Рим снова республика. Вновь, как и прежде, избранный народом сенат будет управлять государством.
– Ура! Да здравствует сенат! – гаркнул многотысячный хор римлян. – Да здравствует республика! Долой диктатуру Цезаря.
– Да здравствует независимое государство Израиль! – закричали в свою очередь Иосиф и Ионн, и их возглас подхватили теперь уже все, кто был на стенах Ерихона, а здесь уже был почти весь город. – Да здравствует свобода!
Когда все накричались, Брут снова заговорил:
– Сегодня ночью сенаторы выслушали доклад почтенного гражданина Гнуса Помпения, в котором он рассказал о приказе Цезаря, в котором он повелевал всем римлянам, находящимся в плену, покончить с собой. Цинизм и жестокость диктатора возмутили нас. Но еще больше возмутило и поразило нас, когда перед рассветом Цезарь призвал к себе в палатку всех сенаторов и приказал им подписать свой указ, в котором было сказано, что воины отступившие во время штурма Ерихона, должны быть казнены на месте. Я сказал Цезарю, что он не вправе так распоряжаться жизнью римских солдат, на что он ответил, что все сенаторы также становятся солдатами и идут на штурм вместе со всеми. Тогда все мы здесь присутствующие сенаторы, набросились на Цезаря и закололи его стилетами, которыми должны были подписать жестокий приказ.
– Да, каждый из нас нанес удар по тирании! – подтвердил Гнус Помпений. – И последним ударил его Брут, приемный сын Цезаря.
– И Цезарь сказал: «И ты, Брут?» – не удержался я от комментария.
Римляне открыли рты от удивления. Первым опомнился Брут.
– Ты действительно всезнающ и всеведущ, Третий Брат, – сказал он. – Именно так и было. Только у злодея оказался железный панцирь под тогой, и все наши стилеты сломались об него, не причинив тирану вреда. И ты, Брут, сказал он мне тогда. Что ж, тебя я казню первым. И всех вас тоже. И весь сенат вырежу до одного. Эй, стража! Крикнул он. Но стража не явилась, потому что верный нам Примус Сервий сменил всех гвардейцев своими солдатами, которых Цезарь тоже приказал казнить. Увидев, что его обложили, император достал из тайника корзину, которую ему когда-то подарила египетская царица Клеопатра, великая кстати была потаскушка и мастерица в любовных игрищах, и вынул из нее клубок ядовитых африканских змей. Он собрался бросить их в нас, но не успел. Змеи ужалили его первого. Великий Цезарь умер на месте в страшных мучениях и сам извивался от боли подобно змее.
– Да, трагическая история, – посочувствовал я. – Если бы вы сразу обратились ко мне, я бы мог спасти вашего императора, хоть он и свинья порядочная.
– Не печалься по нему, Третий Брат, – махнул рукой Брут. – Пусть он почивает с миром. Со смертью Цезаря пусть закончится и эпоха войн. Рим желает мира. Да пусть закроет навеки свои ворота Храм Двуликого Януса!
– Аминь! – согласился я, подумав попутно о том, что не зря я отпустил накануне на свободу Гнуса Помпения и Примуса Сервия.
Брут продолжал:
– Да, и именно благодаря тебе мы познали всю жестокость и лицемерие Цезаря и осмелились на столь опасный подвиг – пойти против тирана. Поэтому по единогласному решению сената тебе и твоим братьям за содействие в деле восстановления Республики на веки вечные даруется римское гражданство и звание сенатора. Еще никто из чужестранцев не был удостоен столько высокой награды Римского государства.
– Здорово! – ответил я. – Мы тут тоже кстати установили республику.
– Тогда вам есть чему поучиться у римлян, – улыбнулся Брут.
– Это дело надо отметить грандиозной выпивкой! – громко закричал Диоген. – Не будь я Диоген Лаэртский, если это не так!
– Открыть ворота и впустить сенаторов в Ерихон! – объявил я, подмигивая философу. – Переговорный процесс начинается!
– Брут! Братан! За тебя! – Мой кубок громко стукнулся о кубок Брута.
– За тебя, братишка! – радостно отвечал Брут.
Пир стоял горой. Пиршественный зал во дворце римского наместника, который был подарен республике Израиль в знак вечной дружбы, был полон. Римляне и израильтяне обнявшись опорожняли кубок за кубком, пели римские и израильские песни, смотрели на танцовщиц. Над столами порхали гарпии. Крылатые