По содержанию «Без Христа» это и есть ответ – вызов Блоку, что и подтверждает полемическое название поэмы, которое прямо противостоит блоковскому заключительному двустишию: «В белом венчике из роз / – Впереди – Исус Христос». В разных фрагментах поэт то имитирует частушечный ритм блоковской поэмы, ее разговорный тон, многочисленные романсовые интонации, то вводит уличные лозунги, газетные агитационные штампы, то «к диалогам героев друг с другом <…> присоединяется еще и авторский диалог с поэтами, по-своему запечатлевшими русские войны и мятежи. Присутствие Лермонтова обозначилось ритмом и интонациями “Бородина”» [8]. Апокалиптические тона сочетаются с ироническими замечаниями, плакатные образы – с лирическим чувством.
Уже в первом сборнике Сумбатов пробует себя в гражданской лирике, пафос которой соотносится с аналогичными мотивами творчества Н. Тихонова, но с явно противоположным идеологическим направлением [9]. Поэтические рассуждения Сумбатова – о России, об изгнании и судьбах целого поколения. Эти темы присутствуют в его творчестве и в дальнейшем.
Начиная с лирических стихов первого сборника Сумбатов разрабатывает собственную «поэтику памяти» о родных местах и о былом [10]. Формально они строятся по канонам антологической и элегической лирики в традиции XVIII-XIX вв. с явными реминисценциями из Державина, Пушкина, Лермонтова и Тютчева, впрочем, не без влияния поздних романтиков и ранних декадентов. Среди стихов любовного и семейного содержания, среди аллегорий, экстатических и духовидческих видений, цитат из священных книг отчетливо проявляется религиозная тема, которая станет центральной для всего поэтического опыта Сумбатова и найдет полное эстетическое завершение в последнем сборнике «Прозрачная тьма» (1969).
Стоит также подчеркнуть мастерство поэта в выборе размеров и поэтических форм. Уже открывающее сборник 1922 года стихотворение «Страшные вести» написано элегическими дистихами, при этом перекрестно зарифмованными:
Особый интерес Сумбатов проявляет к форме сонета. Им он интенсивно занимается в двадцатые годы, как свидетельствует переписка поэта с И. А. Персиани [11]. После выхода первого сборника Сумбатов продолжает развивать поэтическую технику и размышлять о ней, о чем свидетельствует его переводческая деятельность и, в частности, рассуждения о сонете Микеланджело [12]. Одновременно его всё больше влечет жанр исторической поэзии (об этом см. в его переписке с Е. Ф. Шмурло). Так возникают многочисленные замыслы, которые поэт будет осуществлять на протяжении всей жизни, однако большинство произведений «крупных форм» до сих пор остается неизданным [13].
Безусловно, тот долгий период, который отделяет выход первого юношеского сборника от книги 1957 года, – это период кропотливого и внимательного изучения поэтической традиции и поэтического ремесла. Данное обстоятельство подчеркивает в рецензии на сборник «Стихотворения» (Милан, 1957) критик Н. В. Станюхович, который, очень резко осудив сборник 1922 года («… первая книжка В. Сумбатова, в бледных и неумелых строках, перепевает чувства и размышления, общие нашему поколению – “изгоев”»), отмечал:
«К счастью В. Сумбатов оказался подлинным поэтом которого первая неудача (так определяет Н. В. Станюхович сборник 1922 г. – С.Г.) не сломила. Упорной, одинокой работой он победил первоначальное косноязычие, нашел самого себя и сумел себя выразить в последней своей книге» [14].
Критика положительно встретила сборники 1957 и 1969 гг. В них поэт стремится сочетать весь комплекс образов, подтекстов русской поэтической романтической и неоромантической традиций, одновременно отражая подлинные переживания и чувства. Сумбатов вырос во вполне оригинального поэта. С одной стороны, он связан с традициями русской эмигрантской лирики, с другой – преодолевает их, возрождая поэзию мысли, более отвечающую философским и религиозным устремлениям его поэтического мышления.
С очевидностью проявляется в этих стихах знакомство с литературой начала XX века. Сам поэт в стихотворении «Гиперборей» приводит имена:
И несколько стихотворений сборника 1957 г., безусловно, отдают дань поэзии раннего акмеизма:
или:
